Солнце нещадно пекло, иссушая землю. Ольга, невысокая женщина в теле, разогнула спину, сняла соломенную шляпку и обмахнула ей раскрасневшееся лицо. Она стояла между грядок, широко расставив ноги, из всей одежды на ней были бежевые шорты с подогнутыми краями и белый ажурный лифчик. Первые полчаса прополки под палящим солнцем она была полна решимости не снимать желтую футболку с большим круглым вырезом на шее, но скоро сдалась и по примеру подростка-сына скинула ее, промокшую от пота. Та и сейчас висит на кустарнике, ярким маяком среди пустынной степи дачного кооператива. На несколько километров ни души.
— Санька, пить будешь? — по-матерински доброжелательно спросила Оля, закручивая синюю крышечку.
Саша не ответил, он тоже разогнулся, спина уже достаточно загорела, подошел и молча взял бутылку из рук Оли. Продолжительно он приложился, запаленный под солнышком, омыл лицо и водрузил обратно свою шляпку.
— Жарко, — без нытья констатировал Сашка, — полбутылки еще есть.
— Третий час уже, — Оля присмотрелась к стрелкам маленьких наручных часиков.
Александр утолил жажду, обмахнулся еще своей шляпкой и воспрял духом. Он задержал взгляд на матери — все-таки сняла футболку — невольно посмотрел на грудь, большую, упрятанную в лифчик, потом — на складки животика и, смутившись, отвел глаза в сторону. Сын всегда помнил Ольгу большегрудой невысокой женщиной, но никогда не видел ее грудей. Может быть они упругие, как мячи, а может они свисают до живота под неимоверной тяжестью. Этот вопрос, конечно, волновал подростка, но сделать что-либо для разрешения этой загадки тот не решался.
Ольга — смешливая женщина, годами приближается к сорока, круглолицая, со вздернутым носиком, а короткие, до плеч черные волосы она собирает в хвостик. Типичный бухгалтер. А вот недвусмысленные сыновьи взгляды она воспринимала с пониманием. Сначала он при всяком удобном случае косился на ее голые ножки, не такие подтянутые, как у его сверстниц, но ведь привлекли же его внимание. Приятно, черт возьми. А теперь он все больше пялился в область груди — оно и понятно, не часто увидишь мать без футболки.
А лифчик, зря, что четверочка, сжал массивные округлости, приподнял, выставил напоказ. Расщелинка между грудей — кредитка не войдет. И бугорок в джинсовых шортах сына Ольга сразу заметила. А как бороться? Резко обернется, глядь, а он глаза отводит, как воришка. Не запретишь же ему смотреть, растет молодой организм, крепчает, радость будет для девчат. Внимание вниманием, а дачу чужой дядя не прополет, да жара еще изматывает.
Ольга снова наклонилась над грядкой и попятилась, ловко вырывая сорняки. Пусть смотрит, подумаешь невидаль. Тем более, старается парень, не ропщет на знойную погоду. Пот катится по его загорелой спине, пока Сашка, перемещаясь гуськом, выдергивает травинки и оставляет за собой чистый рядок земли. Пот катится и по бледному телу Ольги, крупные капли сбегают по лбу, бегут по плечам, собираются у ажурного края лифчика. Насколько бы стало легче, сними она шортики да лифчик — благодать. Санька, тот догадался, стянул влажные шорты и остался в красных трусах-плавках. Не застеснялся, что петушок вздыбился, жара — не тетка. На воду посматривает, полбутылки, а сам терпит, бережет. Вода хоть и тепла, а без нее совсем туго будет.
Солнце медленно перекатывается, смещая тени одиноких огородников. Ольга не выдержала, скинула шляпку назад, тесемка повисла на шее. Потянулась к бутылке сухими губами, бережно глотнула и протянула руку сыну. Саша подошел, на губах засохла соль, глотнул немного и стоит. Уморились.
Санька закрутил крышку бутылки, поставил на землю и остановился размять затекшие ноги.
— Три, — устало сообщила Оля, — солнце скоро садиться будет, полегче станет.
— Папа в семь приедет?
Оля кивнула. Сил заметно поубавилось, самая мысль, что еще четыре часа предстоит провести на солнцепеке угнетала ее. Все остальные думки перешли на второй план. Еще четыре часа и муж заедет за ними и заберет на машине. Еще целых четыре часа. Оля расстегнула большую коричневую пуговицу и, повиляв бедрами, стащила шорты. Под ними, конечно, были простые советские белые трусы. Она и футболку сначала не собиралась снимать, знала бы наперед — одела бы купальник.
Работа продолжилась, Оля снова наклонилась и попятилась, оставляя чистую от сорняков землю, на соседней грядке примостился на корточках Сашка. В красных трусах поприбавилось, жара жарой, а увидеть мамку в нижнем белье — не каждый раз случается. Оле свежо, приятно, ветер ласкает промокшую от пота промежность, но чувствует себя словно голая. Сын обязательно смотрит, пялится на ее зад, можно не проверять. Но одевать шорты обратно… нет, не этой весной, детка.
Знали бы советские барышни, что такое стринги, так все советские мальчишки в самый зной почли бы за радость вкалывать на дачах. Сашке хватало и скромных материнских трусов. Промокшая ткань прилипла к ягодицам, повторила очертания складочек половых губ, кое-где выбились черные, жесткие волоски. Вот так стимул для труда! Чего еще желать? Снова Оля приложилась к бутылке с водой, смешливая натура больше не могла даже улыбнуться, лицо раскраснелось, так и до обморока не далеко. Сашке что? Молодой организм, что ни лучик, то загар. Потом изошелся, воды хлебнул и за работу. Мамке сложнее.
— Сашка, пойдем к пруду, отдохнем, — глубоко вдыхая жаркий воздух, предложила Оля.
Саня посмотрел на небо — солнце высоко забралось — прикинул запас воды и согласился. Одежду не стали собирать, на несколько километров ни души, так и пошли, благо идти не далеко, даже видно, как воздух над прудиком колышится. Уступил тропинку даме, джентельмен, а сам идет позади и глазеет, как совсем не тощий зад перекатывает ягодицами при каждом шаге. Не подумал несмышленыш, что с зудящим стручком делать. Ладно встал в трусах, как жердь, так свербит же, от прикосновения мокрых трусов головка еще чувствительнее стала. Требует своего, сильно требует, хоть дрочи, пока мама не видит. Стремно, жару стерпел, и эту напасть Сашка одолеет.
Дошли до озерца, к воде не подступиться — тина кругом. А вот и деревянный мосток, Оля скинула сандали, осторожно прошла и присела на краю; набрала руками прохладной водицы и обдала себе лицо, плечи. И дышится здесь полегче. Сашка смелее — прошел по мостку и как прыгнет в воду, голову высунул и стоит, смотрит. Кайф. Вот бы в самый раз и пар спустить, да нет — отлегло. Смотрит на мать, всю промокшую от пота, а сам блаженствует.
— Мам, лезь сюда, это просто…- не успел он договорить, Оля направилась в воду.
— Отвернись, — сказала Оля и, не дожидаясь, завела руки за спину.
Сашка отвернулся, Оля скинула лифчик на траву и прошла в воду. Ой, хорошо, водица прохладная, солнышко беспомощно бьет по шляпке и больше не в силах причинять зла одиноким дачникам. Торчат только из воды два гриба с соломенными шляпками и ничего им не надо в целом свете.
— Сашка, хорошо как, — улыбка вернулась на лицо Оли, — сразу надо было сюда идти, не мучаться.
— Да, сил наберемся, сегодня еще и закончим до папиного приезда, — поддержал сын, — жаль, в бутылку отсюда нельзя набрать.
Ольга блаженствовала, деля с сыном короткий отдых в озере, неприличное чувство от наготы перед сыном тревожило ее, однако, не сильнее, чем невыносимая жара. Разговорились, десять минут пролетели незаметно, за ними пятнадцать, двадцать. Необычно стоять перед сном с голой грудью, хоть и в мутной воде. Необычно стоять перед мамиными сиськами, хоть и в мутной воде. У каждого своя правда. И каждый свыкается с ней сам. Пора и за работу.
Сашка первым подошел, разгребая руками тину, к мостку. Уперся руками в мокрые доски, ловко подпрыгнул и закинул ногу. Раз, два и обратно в пекло. Оля подошла ближе, ухватилась за доски, а резвости давно уж нет. Как ни старалась, а влезть на пирс никак не получается. Локтями уперлась, напряглась, а ловкости не хватает. Тут Сашка на помощь кинулся, ногами скользит по мокрым доскам, руки маме тянет, не на шутку перепугался кавалер. Оля отчаянно скребет ногтями по скользким доскам, да все напрасно. Саша поймал материнскую руку, стиснул пальцы и тянет изо всех сил, второй рукой вцепился в предплечье. Оля, стиснув зубы, собрала все силы и закинула коленку на мосток. Мокрая кожа скользит, но испытанные пеклом огородники не сдаются. Вот, уже обе коленки на досках, справились!
Ольга перевела дух, выбралась на берег и опустилась на пожухлую траву возле сына. Села на манер русалки, уперлась рукой в землю и давай хохотать, какие мол приключения. Сашка лежит, тяжко дышит и тоже за компанию хохочет. А сам смотрит, как мамкины сиськи от смеха прыгают, а глаз отвести не может.
Только тогда и вспомнила Оля об оплошности, когда раскраснелось под глазами лицо сына, да в красных трусах закачался упругий маяк. Не стала она тянуться к лифчику, что лежал в паре метров, просто смотрела с настырным любопытством на спасителя и улыбалась. В мокрых трусах уже прорисовался черный кустик, груди, тяжелые и налитые, свисали, но не так сильно, как могло показаться. Все-таки упругие, все-таки восхитительные, хоть и прочерченны сбоку светло-фиолетовыми растяжками. А соски, что за прекрасные розовые бутончики сидят в крупных ареолах.
Ни за какие блага мира Сашка не отвел бы глаз от этих грудей. Что за счастье выпало его отцу — тискать их каждый день и каждую ночь, вторгаться в них лицом, всасывать восставшие шишколбразные кончики.
Са-а-ш, — потянула гласные афродита, — не насмотрелся?
Сашка замотал головой, не меняя положения глаз.
Пойдем, наверно, — голос Оли поменялся, — докончить бы за сегодня.
Сашка поднялся с земли, Оля наклонилась за лифчиком, но, к счастью, так и понесла его, удерживая за лямку двумя пальцами.
Санька, если кого увидишь, скажи, — попросила Оля и стянула трусы, мало, что закрывающие полмокшей тканью.
Саша обвел взглядом горизонт и спокойно пошел за матерью. Она в одной руке несла мокрые трусы, в другой лифчик. Поравнялись, Оля говорила, смеялась, вспоминая приключения в прудике. Сашка молчал, раскачивая готовым в любой момент разрядиться членом.
Санька, тебе удобно так идти? — ласково спросила Ольга, внезапно повернувшись.
Мысли путались, как ни тужился, Сашка не знал, что ответить.
Санька, ты это…- Оля заменила недосказанное жестом кулака в районе таза, — я отвернусь, ты же не сможешь так до вечера ходить.
Доброжелательный голос матери подкупал Сашку. И Оленька, наша любезная веселушка, развернулась, не оставляя тем самым пареньку выбора. В груди у Сани защекотало, дыхание сбилось, в глазах помутнело. Рука сама стянула мокрые трусы, не без труда справившись с эрогированной помехой.
Трудно представить, о чем думала Оля, этот сущий ангелочек, стоя голой перед взбудораженным сыном, но скажу не тая, улыбочка на ее лице не сходила, пока сзади раздавались мальчишеское пыхтение и склизкие движения. О чем думал Сашка, догадаться не сложно. Красивая женская попа, хотя нет — попки у его тщедушных одноклассниц — великолепная женская жопа была перед его глазами. Такая жопа, что сама просится быть искусанной, зацелованной и облапанной.
Чувство накатывающего неподконтрольного первого залпа исказило лицо паренька. Ах, как же хочется продлить удовольствие, еще погонять кожицу по залупе, еще посжимать свербящий пенис. Но нет, волна за волной накатывает из глубины, скоро сопротивляться будет невозможно. Ах, как жопа хороша, как ноги хороши.
Саш, ну ты долго? — обернулась вдруг Ольга.
Можно решить, что она действительно спешит на грядки, но нет. Оля, наша великодушная Оленька, тоже не железная. Она встала вполоборота и смотрит на вдыхающего сквозь зубы подростка, на его член — копию отцовского, не такую уж маленькую копию, а между ножек-то замокрело.
Смотри, Сашка, на жопу, смотри на тяжелые, словно пуховые подушки, сиськи и заканчивай дразнить взрослую женщину. Случилось. Скопившаяся сперма брызнула тяжелым залпом, паренек простонал и зашатался на ослабевших ногах. За несколько раз его яйца опустели и бесполезно терзать опадающий член — капельки еще долго будут спадать на землю, если никто не высосет их. Но Оля такой любезности не оказала.
Дорогие мои читатели, если Вам оказалась по душе эта историия, свидетелем которой я стала, кружась невесомым ветерком над землей — жмите 10 баллов и подписывайтесь. И тогда можете рассчитывать на горячее продолжение, а оно случится, клянусь семицветной радугой!
А напоследок скажу только, что этим вечером машина забрала наших трудоголиков вовремя, как вовремя солнышко опустилось с небосвода. Муж Оленьки даже не заметил, что желтая футболка надета наизнанку и то, как Сашка на заднем сидении всю дорогу держал свою ладошку на мамином бедре. А ее целомудренного облика не испортил даже загадочный румянец.