Хадиджа вскоре мирно заснула рядом, и ей наверняка снилось что-нибудь хорошее (а может, даже эротическое), а Фея, у которой сна не было ни в одном глазу, лежала на кровати до рассвета, размышляя о разном. Как отнесётся к её рассказу о сегодняшней ночи Зорька, не приревнует ли? Или они с ней и правда просто «подруги с преимуществами», и секс между ними — это просто секс, и они не должны друг друга ревновать? Как ей делать покерное лицо, стараясь умалчивать в разговорах с мамами и коллегами о своих любовных приключениях с бастардкой дома Мируа? Фея была точно уверена, что ей не стоит рассказывать об этом ни своим мамам, которые, особенно мама Вера, возмутились бы до глубины души (не меньше, чем если бы они узнали, что их дочь занимается «сексом без обязательств» с танцовщицей из ночного клуба), ни коллегам, которые разнесли бы сплетни об этом по всему офису, а «испорченный телефон» придал бы этим сплетням совершенно фантастические черты. И не задумывает ли дом Мируа чего-нибудь такого?
Может быть, в комнате установлены скрытые камеры, уже записавшие их с Хадиджей любовные игры, и её будут шантажировать этими видеоматериалами? А может быть, дом Мируа хочет действовать иначе — сделать так, чтобы она влюбилась в Хадиджу и пожелала остаться с ней? Если они хотят второго, то нет, она, Фея, не наивная влюбчивая школьница… хотя эта Хадиджа и правда довольно милая. И ведь её девственность… ладно девственность, современная медицина ведь может девственность и восстановить хирургическим путём, но её невинность выглядела совершенно неподдельной. Не ищет ли она, Фея, тайных хитрых планов там, где их нет? Да и зачем дому Мируа идти на какие-то ухищрения и плести вокруг неё какие-то козни? Что ему нужно от неё — только её кровь? Она настолько важна для дома ведьм-аристократок, чтобы этот дом пытался заполучить её с помощью хитрых интриг? А может быть, таких, как она, бастардок дома в энном поколении, по всей земле сотни или тысячи, и она переоценивает свою ценность для этого дома?
Но когда за витражным окном уже стало светло, и рядом зашевелилась, просыпаясь и сонно потягиваясь, а затем, протерев глаза, взглянула на Фею и улыбнулась ей Хадиджа, рутенка не смогла не улыбнуться ей в ответ — это было всё-таки мило, просыпаться в одной постели с красивой девушкой и видеть её улыбку.
— Доброе утро, — проговорила Фея, улыбаясь. В её голове мелькнула мысль о том, чтобы поцеловать Хадиджу или спросить её, не хочет ли она начать утро с поцелуя, но Фея не могла решиться.
— Доброе утро, — улыбнулась Хадиджа в ответ, пододвигаясь ближе к своей соседке по кровати, словно она тоже думала о том, чтобы начать утро с объятий и поцелуя, и тоже не решалась сказать об этом вслух… и тогда Фея приобняла младшую девушку за плечи, придвинулась губами к её губам, остановившись на секунду, давая Хадидже возможность выразить своё согласие или несогласие. И та не стала возражать или отстраняться — она подалась навстречу своей гостье, и девушки слились в нежном и чувственном поцелуе.
— Ты хочешь… ? — улыбаясь, спросила Фея, оторвавшись от губ назначенной ей в любовницы девушки.
— А… который час? — Хадиджа обернулась, посмотрев на тикающие на стене часы. — А… мы не опоздаем к завтраку?
— А что, если и опоздаем? — развеселилась её гостья. — Твои родственницы ведь и так знают, чем мы тут занимаемся?
— Но… — в глазах младшей девушки мелькнуло смятение, — мы не можем… опоздать к завтраку… когда все будут сидеть за столом… это будет… невежливо? Завтрак придётся готовить снова…
— Ну, если ты так говоришь… — слегка разочарованно вздохнула Фея, вытягивая ноги из-под одеяла. В конце концов, действительно, не стоит утруждать служанок, и, может быть, здесь во Франкии или в этой семье принято всем собираться за столом по часам. — Ладно, у нас будет ещё… восемь… семь ночей вместе, — она улыбнулась, Хадиджа улыбнулась в ответ, и девушки снова поцеловались, прежде чем слезть с кровати.
Потом они по очереди умывались и чистили зубы, и Фея нет-нет да и бросала взгляды на Хадиджу в ночной сорочке, а затем в одних трусиках, когда хозяйка комнаты, слегка смущаясь своей гостьи, стянула с себя ночнушку, ненадолго обнажив своё юное, но уже оформившееся тело, чтобы одеться. Тут Фея задумалась, что надеть ей самой…
— Хадиджа… — окликнула она хозяйку комнаты. — У меня есть брючный костюм… для верховой езды. Будет прилично, если я приду на завтрак в нём?
— Костюм для верховой езды? — озадаченно переспросила Хадиджа, кажется, пытаясь вспомнить, что на этот счёт говорят правила этикета. — Я не уверена… не знаю… Только если ты въедешь в обеденную комнату на лошади, — она улыбнулась, и Фея тоже не удержалась от улыбки, но затем вздохнула:
— Значит, нет? Ну, ладно… — она тоскливо посмотрела на свои сумки со вчерашними покупками. — Я просто… не люблю юбки, — пожаловалась она, — мне в них неудобно.
— Тебе необязательно всё время быть в платье для формальных приёмов, — попыталась приободрить гостью Хадиджа, и Фея, пробормотав «я надеюсь», принялась надевать одно из купленных вчера платьев.
Девушки уже оделись, когда в дверь послышался стук и затем какие-то слова на франкийском, Хадиджа ответила что-то, по смыслу похожее на «мы скоро будем готовы!», и затем две дуэньи обеих девушек проводили их в обеденную комнату. Или, вернее, залу — большую, с разноцветными витражными окнами, с длинным столом посредине, накрытым скатертью и уставленным едой, за которым разместилось аристократическое семейство. Аристократок здесь было человек двадцать, самых разных возрастов, от пожилой Патрис до совсем маленьких девочек, которым служанки повязали на шею платочки. Фее указали на место на дальнем конце стола, где, похоже, размещались бастардки дома Мируа, некоторые из которых были даже не вполне белыми — кроме пустынницы Хадиджи здесь были ещё скромно державшаяся молодая азийка и с интересом поглядывавшая на новое лицо за столом мулатка примерно одних с Феей лет. Рутенская гостья чувствовала себя неуютно за одним столом с двумя десятками незнакомых аристократок, не зная, можно ли приниматься за еду или ещё нет (и на всякий случай не спеша приниматься), какой рукой держать вилку и нож, будучи левшой, но хозяйки шато, кажется, без особенных эмоций восприняли её появление — кто-то поглядывал на неё с любопытством, кто-то снисходительно-высокомерно, а кто-то словно не обращал особого внимания на сидевшую с ними за одним столом девушку из Рутении. За несколькими столиками, отодвинутыми к стенам, завтракали кофе и булочками служанки, включая их с Хадиджей дуэний. Мадам Патрис пожелала всем приятного аппетита, и можно было приняться за еду — завтрак состоял из омлета с зеленью, к которому можно было взять гренки с сыром, с фруктами и с чем-то там ещё, и вкусно пахшие пекарней свежевыпеченные булочки, которые некоторые из сидевших за столом намазывали маслом или джемом, и ещё из чёрного кофе, в который кое-кто из сидевших за столом обмакивали свои булочки. Фея ненадолго замешкалась, пытаясь решить, брать ли ей нож в правую руку или в левую, — если в левую, как ей будет удобнее, не будет ли это нарушением застольного этикета? Достаточно ли ей будет сказать «извините, я левша»? В детстве мама Вера долго пыталась переучить дочь на праворукость, и из-за этого Фея предпочитала есть, когда ей зачинательницы не было на кухне, — чуть ли не каждое совместное застолье грозило перейти в конфликт, когда мама Вера настойчиво требовала «Филя, возьми ложку в правую руку и ешь, как все нормальные люди!», а мама Ева заступалась за дочь.
— Послушай… — Фея нерешительно обернулась к Хадидже, сидевшей сейчас рядом с ней. — Я левша… это ничего, если я буду есть левой рукой?
— Нет, — удивлённо, словно речь шла о чём-то совершенно очевидном, ответила её новая соседка по комнате. — В доме Мируа много левшей.
— Да? — искренне удивилась Фея и на всякий случай посмотрела на других сидевших за столом. И действительно, многие из них, включая сидевшую во главе стола мадам Патрис и мадам Афродит рядом с ней, держали ножи в левой руке, таких была треть, а может быть и больше, из всех сидевших за столом. Они почти все левши, как и она? Леворукость — это какая-то фамильная черта дома Мируа? Выходит, когда в тёмные века охотницы на ведьм жгли на кострах левшей, это и вправду могло быть признаком ведьм, а это не просто суеверие? — Спасибо! — едва не забыла поблагодарить Хадиджу Фея и, с большим облегчением взяла нож в левую руку, а вилку — в правую и принялась за омлет.
Завтрак был вкусным и сытным, хоть и не то чтобы тяжёлым, и Фея подумала, что ради того, чтобы целую неделю питаться не лапшой быстрого приготовления, пельменями и иногда сосисками (хотя Зорька последний месяц вносила приятное разнообразие в её рацион, когда стала готовить ей), а блюдами франкийской кухни, стоило соглашаться на эту поездку. Наконец, завтракавшие разошлись, дуэньи девушек поспешно встали из-за своего столика, чтобы отвести их в их комнату, и Мари шепнула гостье, что та может переодеться в свой брючный костюм, что Фея с большим облегчением и проделала. Как ей объяснили, мадам Афродит собиралась показать ей поместье.
— Доброе утро, мадемуазель Филофея, — улыбнувшись, поприветствовала она гостью, когда та вместе с Хадиджей и их дуэньями явилась под её очи. — Простите, если я не ошибаюсь, это костюм для верховой езды? — её губы снова тронула сдержанная улыбка. — Вы занимаетесь верховой ездой?
— Доброе утро! Нет, никогда этим не занималась, но очень хочу попробовать! — ответила Фея, как научила её Мари. Брови Афродит вскинулись вверх.
— И… вы решили купить костюм заранее? — с иронией переспросила дочь хозяйки поместья.
— Ну… — Фея тяжело вздохнула и призналась честно: — На самом деле, я просто не люблю юбки, и… — она замешкалась, решив не выдавать свою дуэнью перед её хозяйкой, — в магазине… мне сказали, что это самое приличное из брючных костюмов.
— Вот как? — мадам Афродит снова приподняла брови, а затем засмеялась. — Это… довольно оригинально! Но я должна признать, вам идёт этот костюм. У вас есть стиль, мадемуазель Филофея.
— Стиль? — искренне удивилась Фея, до сих пор и не подозревавшая, что у неё есть какой бы то ни было стиль.
— Конечно. Вы… скажем так, не похожи на… стереотипную красавицу, — «сказала бы просто, что я некрасивая, я и сама это знаю», — подумала в ответ Фея. — Но вы делаете это частью своего стиля, вы превращаете… недостатки своей внешности в свои достоинства, — видя, что Фея, впервые услышавшая, что у неё, коротко стриженой (за длинными волосами у Феи никак не получалось ухаживать) дылды-баскетболистки с почти отсутствующей грудью, угловатой фигурой и некрасивым лицом, есть, оказывается, стиль, на который все недостатки её внешности как-то работают, всё ещё сомневается в её словах, Афродит обернулась к своей дочери. — Не правда ли, Хадиджа?
— Да, mаmаn, мадемуазель Филофее… очень идёт этот костюм! — с секундной запинкой ответила Хадиджа и, видя, что будущая зачинательница её дочери всё ещё не до конца верит, что это не просто неловкая фигура вежливости, поспешно прибавила: — Нет, правда!
— Кстати, так вы левша, Филофея? — мадам Афродит решила перевести разговор в другое русло. — Если бы я знала это заранее, я бы подала вам левую руку.
— Да… — кивнула Фея, — как и вы, и мадам Патрис, как я уже заметила. Значит, леворукость — это… семейная черта дома Мируа?
— Совершенно верно, — кивнула Афродит. — Не все из нас левши… Хадиджа, как вы уже могли заметить, нет — но среди владеющих Скрюте, особенно на высших ступенях, их большинство. Такова, вероятно, метка, связывающая нас с существами lе mоndе dе mirоir — право и лево для нас «отзеркалены».
— Существами… чего? — моргнув, переспросила Фея. — Что такое «ле монд де мируа»? — кажется, колдунья проговорилась о древнем договоре, связывавшем дом Мируа с волшебными существами или демоницами.
— О, прошу прощения, я знаю о них не так много, — развела руками колдунья. — Как вы знаете, в современную эпоху волшебные существа почти перестали показываться людям, и существа lе mоndе dе mirоir… кажется, по-рутенски это называется «Zаzеrkаlyе» — не исключение. Даже сильнейшие колдуньи нашего дома контактируют с существами Зазеркалья очень и очень редко. Возможно, это и к лучшему, учитывая… впрочем, прошу прощения, я не могу раскрывать некоторые секреты своего дома непосвящённым, — «Ага», — подумала в ответ непосвящённая. — Давайте я покажу вам коллекцию картин нашего поместья.
Следующий час или полтора мадам Афродит водила гостью по зданию, показывая ей висевшие на стенах комнат картины (конечно же, в личные комнаты обитательниц поместья Фею не пускали), заодно ненавязчиво расспрашивая её о её предпочтениях в живописи и всём таком прочем, — Фея, чувствовавшая себя на экзамене и изо всех сил напрягавшая память, вспоминая всех известных ей франкийских художниц (пара картин внезапно оказалась ей известна — интересно, это подлинники или копии?… хотя наверняка аристократки меньше чем на подлинники не согласны), чтобы не ударить в грязь лицом и не показать своего невежества, вынуждена была отвечать, что она больше интересуется современным цифровым искусством, чем академической живописью, но старалась быть вежливой гостьей и выражать интерес к картинам. Изредка Афродит и Хадиджа перебрасывались фразами на франкийском, которые Мари не переводила, но по смущённо краснеющему лицу Хадиджи Фея подозревала, что речь идёт о чём-то вроде «ну как прошла ваша первая ночь?». Наконец, когда все возможные картины уже были осмотрены, немного подуставшая от этой экскурсии Фея решила спросить:
— Мадам Афродит… можно я буду говорить по-рутенски? Я могу задать вам один щекотливый вопрос?
— Вы можете его задать, — помедлив секунду, ответила Афродит тоже по-рутенски, явно собираясь сперва выслушать, прежде чем решить, отвечать или нет.
— Хадиджа… — Фея пыталась подобрать нужные слова. — Почему я… Я ожидала, что от меня потребуется искусственное оплодотворение, почему… — она запнулась, но франкийка её поняла.
— Да, я понимаю вас… Потому что… Хадиджа хотела, чтобы это было натуrально. Если вы пrотив, если вам, напrимеr, не нrавится Хадиджа, или если это пrотив ваших убеждений, мы можем сделать это искусственно. Хотя, конечно, натуrальное оплодотвоrение намного более пrиятно, не так ли? — мадам Афродит улыбнулась, но затем внимательно посмотрела на свою гостью. Хадиджа не понимала разговора на незнакомом ей языке, но догадывалась, что речь идёт о ней, и с лёгкой настороженностью смотрела на говорящих.
— Приятно, — вынужденно признала Фея. — Но всё же… секс — это… довольно личное. И я не хотела бы, чтобы то, что было между мной и вашей дочерью, переросло в… слишком личное, — Фея не стала озвучивать свои подозрения, что всё это может быть коварным планом дома Мируа, как привязать её к одной из представительниц дома.
— Я понимаю вас, — кивнула Афродит. — С моей стороны… я слегка боюсь, что Хадиджа может… она сейчас в таком возrасте, когда каждая девушка хочет любви, и это может стать, как вы сказали, слишком личным для неё. Она может захотеть, чтобы вы остались с ней, а вы можете не захотеть этого, и в этом случае… Ладно, я думаю, не нужно говоrить о том, что ещё не пrоизошло.
— Нет, всё-таки, — Фея ухватилась за возможность озвучить свои тревоги. — Что будет, если Хадиджа в меня… — тут голос девушки дрогнул, — влюбится?
Мадам Афродит помедлила, прежде чем ответить:
— Если это случится, то… я не смогу — и не буду — пrинуждать вас остаться вместе с ней. Если Хадиджа захочет… завоевать ваше сеrдце, она должна будет сделать это сама. Если вы её… отвеrгнете, это… тоже будет важный жизненный опыт для молодой девушки, — Афродит развела руками, будто говоря: пусть всё случится так, как случится.
— Ох… — вздохнула Фея, которой представились картины, где Хадиджа добивалась её любви, писала ей любовные письма, присылала цветы и… как она вообще могла бы добиваться любви девушки из другой страны? — Понятно… и непонятно. Почему… почему вообще… для дома Мируа так важна моя кровь, что вы готовы… готовы тратить на меня свои деньги и время, словно я какая-то почётная гостья?
— Вы нашей кrови… — начала отвечать мадам Афродит, но затем словно попыталась переформулировать свой ответ. — Да, ваша кrовь действительно важна для нашего дома. Я попrобую объяснить… Чтобы могла rодиться pur-sаng — чистокrовная колдунья, нужно, чтобы обе её матеrи имели кrовь нашего дома. Если одна из них будет колдуньей, а дrугая — пrостой женщиной, то их дочь будет dеmi-sаng — полукrовкой, и она не сможет получить высшие ступени магии дома. Если одна мать будет из нашего дома, а дrугая — из дrугого, то их дочь может получить в наследство оба магических даrа, став dеux-sаng — как это сказать… двукровкой? — она может получить только один или не получить ни одного, но опять — высшие ступени магии она получить не сможет.
— Я и Хадиджа обе имеем кровь вашего дома, и наша будущая дочь должна был чистокровной колдуньей? — кивнула Фея. Это звучало понятно, хотя всё ещё не до конца. — И только?
— Нет, не только. Вы обе имеете кrовь нашего дома, и вы не близкие rодственницы. Знаете ли вы, что в пrошлые века, до того, как обrразовалась система благоrодных домов в совrеменном виде, аrистократки Эrопы очень боялись за чистоту кrови своих rодов? Они женились только на тех, в ком была кrовь того же рода, с тем же магическим даром. И это в конце концов вело к тому, что все женщины внутри одного rода были близкими rодственницами дrуг дrуга. А это вело к инцесту, к дегrадации. А потому что они тогда были пrавительницами Эrопы, это вело к тому, что на тrны садились болезненные коrолевы, неизлечимо больные коrолевы, безумные коrолевы. Это вело к самым тrагическим последствиям, rеволюциям, войнам. Мы лишились власти, а когда мы спасали свои рода от дегrадации, мы потеrяли некотоrые секrеты своего колдовства, некотоrые — навсегда.
— Значит, вы должны тщательно выбирать себе жён, чтобы они не были вашими родственницами, но чтобы они были носительницами вашей крови? — теперь Фея, что-то такое припоминавшая из учебников истории, кажется, поняла… и она не удержалась от просившегося на язык вопроса: — Вы не можете просто жениться по любви?
— Нет, — развела руками Афродит. — Мы часто должны жениться на тех, кого не любим… или учиться любить тех, на ком мы женаты. Да, мы должны тщательно выбиrать себе жён и не rазrешать себе… сексуального пrомискуитета. Надеюсь, вы не обиделись, что вас выбrали в… паrтнёrши для моей дочеrи? — она невесело улыбнулась.
— Ну, она достаточно милая девушка… — Фея натянуто улыбнулась. — Хотя я бы предпочла, чтобы меня предупредили заранее… хотя да, если бы мне сказали «вы выиграли право… переспать с аристократкой из нашего дома», я бы… не знаю, как отреагировала, — она нервно рассмеялась. — Но всё-таки это… подбирать членам своей семьи жён, решая, с кем они могут быть, а с кем не могут… это похоже на евгенику…
— Да, тевтонские фасцистки — с которыми воевала ваша пrабабушка, Ноrмандия де Миrуа — сделали евгенике плохую rепутацию, — франкийка, чьи соплеменницы тоже пострадали от вышеупомянутых фасцисток, поморщилась. Действительно, приверженки расовых теорий в Тевтонии, как Фея хорошо помнила из уроков истории, намеревались радикально улучшить человеческую породу, в том числе в колдовском отношении… но запомнились прежде всего своими намерениями истребить всех «неполноценных» людей, к которым они относили целые нации — и Фея, рутенка с казахской кровью, относилась сразу к двум таким нациям. — Но я увеrяю вас, это не евгеника. Мы лишь избегаем инцеста и поддеrживаем колдовскую силу нашего rода.
— Да, наверное… — не стала спорить гостья. — Но всё же… стоит ли сохранение колдовских способностей таких жертв — всегда быть не с теми, кого ты любишь? — юная мессианка, всё ещё втайне считавшая колдовство грехом, испытующе посмотрела на ведьму-аристократку.
— Астrонавтки Эrопейского космического агентства считают, что стоит, я думаю, — улыбнулась в ответ Афродит, и Фея вынуждена была мысленно согласиться: если космонавтки используют магию Скрюте для доставки чего-нибудь там на орбиту вместо ракет, которые дорого стоят и могут взорваться при запуске, то это и правда должно быть дешевле и удобнее. — А для оставшегося есть любовницы, — её улыбка стала шире. Фея чуть улыбнулась в ответ, но затем спросила:
— А… плодить незаконнорождённых детей в разных странах мира — это тоже обязанность членов дома? — и тут улыбка Афродит потускнела, аристократка помолчала несколько секунд, прежде чем ответила:
— Вы можете спросить Хадиджу, благодаrна ли она мне за то, что она rодилась. Я знаю, ей было трудно, когда она была rебёнком, — теперь уже замешкалась Фея — ну не спрашивать же такие вещи в самом деле? Повисла пауза, Хадиджа непонимающе поглядывала то на одну, то на другую из собеседниц, пытаясь догадаться о предмете их разговора, и только сейчас решилась спросить:
— Извините, mаmаn… Можно узнать, о чём вы говорили?
— Мадемуазель Филофея спрашивала, почему именно она назначена в партнёрши именно тебе, и я объясняла ей, как наследуются способность к колдовству, — ответила Афродит. И Фея, помедлив, кивнула, подтверждая, что примерно так всё и было.
Наконец, мадам Афродит оставила гостью наедине со своей дочерью и их двумя дуэньями, и следующие несколько часов Хадиджа, немного смущённая своей ролью гида, показывала Фее поместье и окрестности — сад, пруд, розарий, виноградник и всё такое прочее. Фея, вооружившись фотоаппаратом, делала множество снимков, стараясь уточнять перед этим у Мари, что снимать можно, а что нет. Один раз Хадидже пришлось остановиться и терпеливо ждать, пока её гостья, выбрав подходящие место и ракурс, зарисовывала в скетчбук здание поместья, и это была лишь малая часть того, что Фея хотела бы зарисовать. Наконец, девушки вернулись в свою комнату, чтобы отдохнуть после прогулки, и Фея, взглянув на часы, решила позвонить Зорьке — в Энске был уже вечер, и её соседка скоро должна была собираться на работу в свой клуб, где она уже не могла бы ответить на её звонок, и нужно было ловить момент.
— О, привет! — голос блондинки звучал бодро и обрадованно. — Наконец-то ты позвонила! Ну, как тебе Франкия? Где тебя разместили?
— Привет, — Фея улыбнулся — смущённо от того, какой разговор ей предстоял. — Я ещё не успела разглядеть Франкию — меня первый день только на машине по городу возили. Разместили меня в их поместье, в комнате этой самой Хадиджи де Мируа, с которой я должна… — девушка запнулась и вздохнула. — Слушай, я тут должна тебе сказать, что… — она замешкалась.
— Та-ак! — Зорька, кажется, развеселилась. — Ты так говоришь, будто собираешься мне признаться в каком-то грехе. Ну, что там у тебя? Только не говори, что тебе предложили остаться во Франкии, и ты согласилась!
— Нет, нет, мне не предлагали! — поспешила заверить подругу Фея, слегка вымученно рассмеявшись. — Просто… В общем, я думала, я просто сдам сперму, и это будет искусственное оплодотворение — а оказалось… совсем не искусственное! В общем… — Фея вздохнула, прежде чем признаться, — у нас с этой Хадиджей де Мируа… был секс. И, видимо, ещё будет, пока она не забеременеет.
— Серьёзно? — Зорька опешила, но затем, вместо того чтобы взревновать, расхохоталась. — Тебя на халяву возят во Франкию, ты трахаешься с аристократкой, и тебе за это ещё должны заплатить?! Чёрт, я щас от зависти умру! Нет, ты не думай, я не собираюсь тебя ревновать! Ну, если только ты не собираешься с этой, как её, Хадижей остаться навсегда — тогда мне будет обидно и одиноко.
— Не собираюсь, — облегчённо улыбнувшись, заверила подругу Фея. — Я её всего сутки знаю. Даже если она решит в меня влюбиться и добиваться моей руки.
— Она вообще какая, эта Хадижа, симпатичная? Или страшная? Молодая или не очень? Как она тебе в постели? — последний вопрос Зорька произнесла с ну очень хитрыми интонациями.
— Молодая, — слегка вздохнула Фея. — Ей восемнадцать на вид или девятнадцать, только недавно из школы. Симпатичная. Она наполовину бадави из Джазаира, её мать — дочь хозяйки поместья. В постели она… ну… до вчерашней ночи была девственницей, — Фея вздохнула снова, озвучив это призвание.
— Что, правда?! Тебе ещё и дали сломать целку внучке местной хозяйки?! Слушай, ну это точно слишком хорошо, чтобы быть правдой, — голос Зорьки, хоть и сохранял шутливые интонации, стал слегка обеспокоенным. — Тебе точно не выставят потом за всё это счёт на десяти страницах?
— Не знаю… — с сомнением ответила Фея, снова задумавшаяся о том, чего ей будет стоить эта поездка. — Мы же с тобой договор вроде читали? Ты когда-то, кажется, говорила, что они будут меня заманивать, чтобы я осталась… так, может, они именно этого и хотят, чтобы я у них осталась? Оставайся у нас: у нас есть печеньки, ты будешь жить с нами, ты будешь богата, у тебя будет красавица-жена и всё такое прочее!
— Ну, может, и так, — хмыкнула Зорька. — Слушай, Фейка… если ты поддашься на эти их печеньки, я тебя осуждать не буду. Мне будет тебя не хватать, но…
— Да не буду я им поддаваться! — поспешно и категорично ответила Фея.
Они поговорили ещё о том и о другом, Фея рассказывала, в каком красивом поместье она живёт, рассказала, как её доставляли во Франкию через колдовской портал, но ей всё равно нужно было пройти через таможню, Зорька посмеялась, слушая рассказ Феи про её злоключения, связанные с выбором платьев и покупкой редингота. Зорька спрашивала, так ли мало этих ведьм, что для них гены каждой такой, как Фея, ценны, и Фея ответила, что не то что мало, просто многие из них друг другу родственницы, и они должны тщательно выбирать, от кого зачинать детей, чтобы избежать инцеста. Зорька ещё поинтересовалась, кем была вторая мама Хадиджи, и Фея пересказала её историю — в тех пределах, в которых знала её сама. «Знаешь, это так знакомо!» — отреагировала Зорька. — «Моя мамаша, если бы зачала меня от какой-нибудь аристократки, вела бы себя точно так же! Думаю, Хадиже повезло, что она со своей родительницей больше не общается!».
После разговора с Зорькой Фея позвонила своим мамам, заверила их, что у неё всё в порядке, её поселили в одной из комнат поместья (не упоминая, что не одну) и хорошо кормят, что поместье красивое, с садом и всем прочим, рассказывала про свои приключения, связанные с платьями и костюмом для верховой езды — всё для того, чтобы не упоминать о том, что она должна будет заниматься сексом с внучкой хозяйки поместья.
— Ты знаешь, всё это как-то подозрительно, — мама Вера озвучила те же подозрения, что и Зорька. — Тебя поселяют там, тебя окружают всей этой роскошью, всё это за их счёт… мне кажется, тут должен быть какой-то подвох!
— Мне кажется, они просто хотят меня соблазнить всем этим, чтобы я у них осталась, — повторила Фея свою версию, на этот раз чтобы успокоить свою зачинательницу. — Стала частью их дома, рожала им детей-колдуний и всё такое прочее.
— Но ты же не соблазнишься?! — в голосе мамы Веры слышались одновременно надежда на то, что её дочь не станет соглашаться на посулы ведьм, и требование: не смей соглашаться, иначе ты мне больше не дочь! — Ты же не бросишь нас всех, свою семью, свою страну, своих подруг?..
— Не брошу, конечно! — заверила Фея маму. — Тут у меня всё, а там я буду чужой в чужой стране и чужой семье… — Фея запнулась, подумав о том, что мадам Афродит и Хадиджа были к ней, их неожиданной родственнице, достаточно добры, не как к чужой и ненужной им девушке… но поспешила загнать эту мысль поглубже.
Вскоре после телефонных разговоров настало время полдника — Фея с некоторой неохотой переоделась в одно из своих платьев, и они с Хадиджей направились в обеденный зал, где обитательницы поместья собрались за накрытым столом со снедью под лучами полуденного солнца, пробивавшимися через витражные окна, похожие на калейдоскоп. Трапеза была довольно скромной — немного сэндвичей и пирожных и кофе — за столом обитательницы поместья разговаривали друг с другом — Фея понимала только отдельные слова по-франкийски, но ей удалось разговориться с сидевшими рядом бастардками. bеstwеаpоn.ru Одну, говорливую белую, звали Джонатина, она была родом из Каботы, и родным языком для неё был британский, скромную азийку звали Орьен (у неё было и другое имя, но Фея не смогла его ни выговорить, ни запомнить), и она была из Юэнаня (про эту бывшую франкийскую колонию Фея знала только в контексте её кровопролитной войны с Америцией, которую Америция с треском проиграла, не сумев вбомбить маленькую страну третьего мира в каменный век), а всё время усмехавшуюся, но мало говорившую мулатку звали Сафир, и она была из Маллалии (про эту африйскую страну Фея не знала почти ничего, кроме того, что там сейчас вроде бы война, и в неё введены франкийские войска).
Говорила с Феей в основном Джонатина, Фея повторила свой краткий рассказ о себе, Джонатина отвечала, что в баскетболе она ничего не понимает, а предпочитает каботский национальный вид спорта — хоккей. Её история оказалась похожей на историю самой Феи — она была далёким потомком кого-то из колдуний дома Мируа, ей тоже пришло письмо с предложением провериться на наличие генов, отвечающих за магический дар, и поначалу она хотела просто сдать сперму и вернуться домой, но потом у неё самой обнаружились способности к магии Скрюте, ей предложили обучение магии и работу у дома Мируа, и она согласилась. Сейчас Джонатина осваивала свои магические способности и занимала небольшую секретарскую должность в «Портай Аржен», она была помолвлена с одной девушкой из другой ветви дома. Джонатина рассказывала, что продолжает навещать своих родственниц и друзей в Каботе, благо с доступом к сети магических порталов дома Мируа это достаточно просто и дёшево, но сетовала на то, что часть старых подруг перестала с ней общаться, считая, что она «зазналась».
Потом Фея и Хадиджа вернулись в свою комнату и болтали о том и этом, когда в комнате раздался писк, исходивший из-за какой-то занавески на стене, — Фея не сразу поняла, что это, но Хадиджа отдёрнула занавеску, которая, как оказалось, скрывала большое зеркало, из которого на Фею смотрела незнакомая ей старушка. (Значит, зеркало использовалось для связи, занавеска позволяла обитательницам комнаты чувствовать себя спокойно, зная, что другие колдуньи не подглядывают за ними, а пищащее устройство было сигналом вызова). Она представилась как Натаниэль де Мируа, дочь Нормандии де Мируа от законного брака, заключённого после расставания Нормандии с прабабушкой Феи Майей, и она, соответственно, приходилась гостье двоюродной бабкой. Она оказалась довольно милой и доброй старушкой, расспрашивала Фею о её родственницах и о дочери Нормандии и Майи, прабабушке Феи — гостья вынуждена была отвечать, что знает немного, что бабушка Варвара, единокровная сестра мадам Натаниэль, умерла достаточно давно, и она может только пересказать семейные истории о том, как прабабушке Майе и её дочери не давали общаться с иностранкой, как их подозревали власти Союза в неблагонадёжности и всём таком прочем, и как их семью носило по всему Союзу.
Мадам Натаниэль сочувственно кивала в ответ, рассказывала о том, как законная жена Нормандии де Мируа иногда ревновала её к оставшейся у неё в Рутении любовнице и старалась обходить молчанием наличие у её супруги бывшей любовницы и незаконнорождённой дочери, а Нормандия тщетно пыталась узнать хоть что-нибудь о своей дочери, оставшейся за железным занавесом. Мадам Натаниэль показывала Фее фотографии её прабабушки, в военной форме с орденами, в пилотской кожаной куртке и в гражданской одежде, молодой и старой, рассказывала о том, как Нормандия же, заметила волнение гостьи, но Фея так и не решилась заговорить с девушкой о семейных тайнах её дома. Вскоре девушек позвали на ужин (называли его «обедом», но по времени это должен был быть ужин), Фея с тоской влезла снова в платье, и они с Хадиджей отправились в обеденную комнату. Когда Фея увидела на столе только кувшины с соками и стаканы, она решила, что во Франкии, видимо, так принято — скудно завтракать, скудно обедать и ещё более скудно ужинать — она выпила стакан сока, но поняла, что от этого только ещё больше хочет есть, но попросить хозяев дать ей ЧЕГО-НИБУДЬ ПОЖРАТЬ было явно невежливо. Но затем служанки внесли что-то вроде овощного салата, внесли минеральную воду и нарезанный багет, и Фея с аппетитом изголодавшейся девушки принялась за еду. Салат был съеден, и Фея уже думала, что на этом ужин окончен, однако сидевшие за столом и не думали расходиться, беседуя друг с другом, Фея спросила Хадиджу, может ли она удалиться, — девушка округлила глаза и ответила «Ты уже сыта? Сейчас должны принести главное блюдо». И главное блюдо действительно принесли — мясо курицы с овощами и шампиньонами, непохожее ни на что, что Фея пробовала прежде, — она попыталась спросить у Хадиджи, что это за мясо, девушка не смогла вспомнить нужные британские слова, но на помощь пришла Джонатина, пояснившая, что это мясо, тушёное в вине. К мясу подали вино — увы, Фея слишком плохо разбиралась в винах, чтобы оценить вкус и аромат напитка — а затем принесли и десерт из фруктов. Служанки словно не торопились, между переменами блюд проходили большие паузы, которые собравшиеся за столом посвящали общению между собой. Соседки Феи по столу пытались разговорить и её, однако гостья, всё ещё под впечатлением от недавнего инцидента, была как на иголках и отвечала неохотно — и это, похоже, было заметно её собеседницам, оставившим её, наконец, в покое. Впрочем, новая и вкусная еда подняла Фее настроение — она даже похвалила вслух творения кухарок поместья, и её соседки, отчаявшиеся добиться от своей новой знакомой каких-нибудь слов, заулыбались в ответ.
Наконец, был съеден и десерт и выпито вино, и обитательницы поместья начали расходиться. Фея, чувствовавшая себя, пожалуй, даже слишком сытой, тоже встала — и почувствовала, как что-то скатывается по её юбке вниз, на пол — что-то, похожее на сложенный во много раз кусочек бумаги. Записка? Кажется, Сафир, большую часть их совместного застолья молчавшая, но внимательно слушавшая, проходя мимо её стула, уронила что-то гостье на подол. Надеясь, что никто не придаст большого значения этому жесту, Фея присела, подхватила кусочек бумаги и сжала его в кулаке.
— Что-то случилось? — спросила Хадиджа.
— Нет, ничего, — поспешно ответила Фея. — Мне показалось, я что-то уронила… мне просто показалось, — и они обе направились в их общую комнату. Фея первой прошла в ванную комнату, якобы для гигиенических надобностей, и, прикрыв за собой дверь, развернула записку, которую она прятала в кулаке. На маленьком кусочке бумаги было написано по-британски:
«Приходи после ужина в беседку среди живой изгороди. Избегай служанок», — кажется, Фея, успевшая обойти весь сад, окружавший поместье, припоминала, о какой беседке может идти речь. Сафир назначает ей встречу, причём тайную? Зачем? Фея пока что не успела составить о мулатке, большую часть времени, что она её видела, отмалчивавшейся, совершенно никакого мнения и не знала, чего от неё ожидать. Но… почему-то ей казалось, что она должна хотя бы попытаться прийти и узнать, что этой девушке от неё нужно. Бросив записку в унитаз и нажав на кнопку смыва воды, Фея вышла из ванной комнаты.
— Что-то случилось? — Хадиджа встревоженно взглянула на свою соседку по комнате. — Ты… последний час выглядишь обеспокоенной чем-то.
— Я… я не знаю… — с трудом выговорила Фея, не знавшая, стоит ли ей говорить Хадидже о сегодняшнем происшествии — стоит ли, если то, что произошло, было тайной для дома Мируа и, вероятно, для Хадиджи тоже. Да и её мысли были заняты теперь уже ещё и предстоящей тайной встречей с Сафир — идти или не идти, зачем и чего ждать?
— Это из-за меня? — теперь Хадиджа, похоже, забеспокоилась, что будущая зачинательница её ребёнка, та, с кем она вчера впервые испытала близость, переживает из-за того, что она, Хадиджа, сделала что-то не так, и теперь ей нужно это исправить, но она не знает, что и как.
— Нет, нет, что ты! — поспешила заверить её Фея — ей только не хватало, чтобы эта юная девушка приняла её беспокойство на свой счёт. — Дело совсем не в тебе!
— А в чём? — Хадиджа внимательно посмотрела на свою гостью, и та тяжело вздохнула. Похоже, от разговора о сегодняшнем инциденте ей не увильнуть… может быть, попробовать? Если Хадиджа тоже ничего ей не скажет, значит, Фея будет знать не меньше, чем сейчас, а если скажет, она будет знать больше.
— Сегодня… перед обедом… со мной пыталась связаться какая-то женщина, с помощью магии Скрюте. Она была в больнице, я подумала, что ей нужна помощь… но мадам Патрис попросила меня не вмешиваться в их семейные дела, — гостья вздохнула. — Возможно, её зовут Кассандра.
— Тётя Кассандра… — кивнула Хадиджа с пониманием. — Что она говорила?
— Я не знаю! Она говорила по-франкийски, а я не знаю франкийского! Значит, это правда? — Фея упёрлась взглядом в Хадиджу, надеясь, что теперь ей, наконец, расскажут что-нибудь. — Она твоя тётя? Чем она больна, почему она в больнице?
Хадиджа замешкалась, отведя взгляд. Она тоже посвящена в эту тайну? — подумала Фея. — И она тоже не будет говорить об этом с чужестранкой? Что же это за тайно такая?
— Тётя Кассандра… кузина моей матери, — Хадиджа вдруг, наконец, подняла взгляд, но тут же опустила его снова, прежде чем, собравшись с духом, произнесла. — Она… в аsilе psychiаtriquе.
— О, Богиня… — поражённо ответила Фея. — Я поняла… — это действительно объясняло всё. Значит, Кассандра де Мируа, кузина мадам Афродит, — душевнобольная и находится в психиатрической лечебнице. Это объясняло всё — и её странное поведение, и то, почему санитарка так яростно бросилась на неё, и то, почему её родственницы не хотят говорить о ней и о её болезни. — Она там… навсегда?
— Нет, нет! — замахала руками Хадиджа. — Только когда… её болезнь обостряется, — Фея облегчённо выдохнула: ей бы не хотелось оказаться на месте этой Кассандры и быть запертой в лечебнице для умалишённых на всю жизнь, отвергнутой своей семьёй. — Обычно она… нормальная… только немного эксцентричная. Аttеndrе, а как она говорила с тобой?! Ей же… нельзя иметь зеркала.
— Не знаю… — только и могла, что развести руками, Фея. Значит, в психбольнице нельзя иметь зеркала? Это… даже казалось обоснованным — ведь что может натворить сошедшая с ума женщина, обладающая колдовским даром? Ведь если бы она пыталась появляться в каждом зеркале, до которого могла бы дотянуться её магия… м-да, бедные франкийки. — Может быть… — Фея сперва подумала, что пациентка психбольницы могла каким-то образом раздобыть осколок стекла (а ведь им и порезаться можно!), но затем вспомнила, что «окно», через которое она видела Кассандру, было с округлыми краями. — Я поняла! Лужа! Это была лужа воды! — в самом деле, как достать себе зеркало в психушке, где все похожие на зеркала вещи отбирают? Утаить немного воды, например, за обедом, налить её на тумбочку, на подоконник, на что угодно — и вот тебе отражающая поверхность! Стоп, значит, колдуньи Скрюте могут вместо зеркала использовать совершенно любую отражающую поверхность? Даже… например, даже тот пруд посреди окружавшего поместье сада?
— Лужа? Да, это объясняет это… — понимающе кивнула Хадиджа. Повисла пауза — наконец, Фея решила её нарушить.
— Знаешь… моя бабушка София, она в последний год своей жизни… как это сказать по-британски… у неё начало развиваться старческое слабоумие. Сначала она перестала узнавать меня и сестру, потом маму Еву, свою… как это по-британски… золовку и под конец — свою дочь. Она не узнавала нашу квартиру, она думала, что в гостях и пыталась уйти из дома — однажды она заблудилась на улицах, и мамам пришлось её искать. Мама Ева говорила: давайте отдадим её в какой-нибудь хоспис, там о ней позаботятся, но мама Вера была против, она говорила: я не оставлю свою маму — да и это было слишком дорого. Мне тогда было шесть лет, я боялась, что она может сжечь квартиру, пока меня не будет дома, что она может войти в нашу с сестрой комнату, пока мы спим, перепутав её со своей, — она так уже делала. И вот однажды она зачем-то ночью встала, в темноте упала и ударилась головой, мы вызвали скорую помощь, её отвезли в больницу, и через несколько дней она там умерла, — Фея закончила свой рассказ и замолчала, Хадиджа промолчала тоже, а затем смогла выговорить только:
— Мне жаль. Это должно было быть очень тяжело.
— Тяжелее всех было маме Еве, — вздохнула Фея, и снова повисла пауза. Фея попыталась привести мысли в порядок, решить, что ей делать дальше… и, кстати, её должна была ждать в назначенном месте Сафир. И Фея решила воспользоваться благовидным предлогом отлучиться из комнаты.
— Прости, пожалуйста, я думаю, я хочу побыть одна некоторое время… после всего этого. Я немного погуляю по поместью, ты не против?
— Хорошо, — Хадиджа обеспокоенно взглянула на свою гостью, но кивнула. — Я вызову твою дуэнью?
— Нет-нет, не надо! — торопливо ответила Фея, которой нужно было встретиться с Сафир без всяких дуэний. — Я хочу побыть СОВСЕМ одна, понимаешь?
— Хорошо… — теперь Хадиджа выглядела ещё более обеспокоенной, и Фее стало немного стыдно за то, что она обманывает эту наивную юную девушку. — Это не разрешено… но я понимаю тебя.
Фея торопливо переоделась из платья в свой редингот, взяла скетчбук и цветные карандаши и, пообещав Хадидже вернуться, выскользнула из комнаты, направившись к выходу из поместья. У дверей её окликнула служанка, спросив что-то по-франкийски, из чего Фея поняла только «мадемуазель Филофея», на что Фея показала свой скетчбук, который специально для этого захватила с собой, и попыталась на британском ответить, что она хочет порисовать, и ещё ей хочется побыть одной. Служанка пыталась упирать на то, что девушке неприлично находиться одной, но Фея настояла на том, что она хочет побыть именно одна, и выскользнула из здания, оставив служанку позади. Над поместьем постепенно сгущались вечерние сумерки, на небе светил серп луны, включившиеся электрические фонари вдоль дорожек разгоняли сумрак, почти осязаемую тишину нарушало только стрекотание кузнечиков или каких-то других насекомых. Фея поспешила по погружённым в полумрак дорожкам парка, надеясь, что правильно полагает, где её должна ждать Сафир. Наконец, девушка добралась до беседки, окружённой аккуратно подстриженной живой изгородью, обогнула изгородь и заглянула в беседку — Сафир сидела там, оглядываясь по сторонам, и увидев рутенку, помахала ей рукой.
— Я почти решила, что ты не придёшь, — белозубо улыбнулась мулатка. На ней была длинная кофта, видимо, для защиты от ночной прохлады, под ней платье с юбкой до колен и ботинки на плоской подошве (Фея подумала, что если им вдруг придётся от кого-нибудь убегать, обувь Сафир подойдёт для этого лучше, чем её сапоги для верховой езды на каблуках), чёрные курчавые волосы девушки ниспадали до плеч. По-британски она, как и Хадиджа, говорила с заметным акцентом.
— Я… — Фея замешкалась — ей не хотелось называть причину своего промедления, но всё же она вынуждена была сказать: — Мне нужно было… сказать что-нибудь убедительное Хадидже, почему я должна уйти.
— Тебя никто не видел, пока ты сюда шла? — спросила Сафир. Рутенская гостья снова замешкалась и снова вынуждена была сказать правду:
— Служанка у входа… мне пришлось соврать ей, что я хочу порисовать ночной пейзаж. Наверное, мне придётся и вправду что-нибудь нарисовать, если она на обратном пути решит проверить, не соврала ли я. Ты не против, если я буду рисовать во время нашего разговора?
— Ла-адно, — Сафира, сперва нахмурившаяся при словах о том, что Фею заметила служанка, рассмеялась. — Давай. Можешь выпить для вдохновения, — мулатка вытащила из-под своей кофты металлическую фляжку и протянула её Фее (протянула левой рукой — бастардка дома Мируа тоже была левшой), рутенская гостья помедлила, но взяла протянутое, открыла фляжку, понюхала — пахло алкоголем — глотнула… и закашлялась от неожиданности — напиток был сладким, но крепким, более крепким, чем то вино, что подавали сегодня за ужином.
— Что… это? — спросила Фея, когда прокашлялась, и к ней вернулась способность говорить.
— Бенедиктин, — улыбнулась Сафира, наблюдая за реакцией гостьи на крепкий алкоголь. — Или вы там в Рутении предпочитаете водку?
— Ага, — Фея посмотрела на свою собеседницу укоризненным взглядом. — А ещё мы играем на балалайках и ездим на медведицах.
— Ладно, поняла… — протянула Сафир, выглядевшая слегка удивлённой тем, что стереотипы о Рутении оказались ложными. — Ну так и во Франкии не едят лягушек… ну, то есть едят, но не каждый день, ты понимаешь.
— Я заметила за обедом. Так о чём ты хотела со мной поговорить? — Фея вернула фляжку хозяйке и расположилась в беседке, достав свой скетчбук и решив, что она будет рисовать луну на ночном небе над живой изгородью, как она видна из беседки. К счастью, в беседке горела электрическая лампа, и художнице не нужно было пытаться рисовать в темноте.
— Просто поговорить, — улыбнулась темнокожая девушка, делая глоток из своей фляжки. — О том, о чём нельзя поговорить, когда кругом все эти служанки и мои так называемые родственницы, которые будут слушать всё, что я говорю, и запоминать.
— И о чём же таком нельзя говорить рядом с ними? — Фея нахмурилась — Сафир только что недвусмысленно сказала ей, что рядом с её родственницами лучше следить за своим языком.
— Например… — Сафир широко усмехнулась, — какова моя сестрёнка в постели?
Фея поперхнулась — к счастью, она на время отвлеклась от рисования, а то карандаш в её руке оставил бы на бумаге неровную линию — и возмущённо воззрилась на свою собеседницу. Конечно, она не собиралась отвечать ей на ТАКОЙ вопрос, да ещё и заданный в ТАКОЙ форме, она не будет обсуждать с почти незнакомой ей девушкой свою интимную жизнь и интимную жизнь её сестры!
— Захочешь — спроси её сама, какова я в постели, — наконец, нашлась с ответом рутенская гостья и тут же не удержалась от вопроса: — Так значит, Хадиджа — твоя сестра? И ты дочь мадам Афродит?
— Ага, — усмешка Сафир на этот раз вышла довольно кривой. — Я, и Орьен тоже. Наша дорогая маман много ездила по разным странам и трахала разных женщин там, а потом дом забирал их детей себе. У неё есть ещё дочка от законного брака — ты видела эту мелкую за столом.
— Она говорила, что для неё это чуть ли не обязанность… — припомнила Фея свой разговор с дочерью хозяйки поместья.
— Ага! — с нескрываемым сарказмом ответила Сафир. — Трахать всё, что ходит на двух ногах, потом забирать родившихся девочек себе и ждать, что они будут им за это благодарны целую вечность!
— Кажется, ты им не слишком благодарна за это… — нахмурилась Фея. Она припомнила слова мадам Афродит: «вы можете спросить Хадиджу, благодарна ли она мне за то, что родилась».
— Конечно, нет! — Сафир распалилась ещё сильнее. — С чего я должна быть им благодарна?! Я не просила их трахать мою мать и зачинать меня, а потом привозить меня сюда и воспитывать как какую-то долбаную аристократку! Они контролируют каждый мой шаг, я могу оставаться одна только в своей комнате, я постоянно должна вести себя хорошо, — эти слова мулатка произнесла с нескрываемым сарказмом, — должна быть образцовой аристократкой и прочее такое дерьмо!
— Но… разве ты не могла отказаться? — Фея внимательно посмотрела на мулатку. По её словам выходило, что быть аристократкой не так уж хорошо… если ты не привыкла к тому, что твою свободу ограничивают.
— Отказаться?! — усмехнулась Сафир. — Во-первых, решала не я, а моя мамаша, это она отдала меня этим снобкам, получила от них деньги и вспоминала обо мне раз в полгода! Я тогда была мелкой девчонкой, я ничего не могла решать сама! Во-вторых, в моей стране гражданская война, нищета, голод и болезни — конечно, я не захочу туда вернуться! Они держат меня за яйца, они делают со мной всё, что захотят!… но и я тоже держу их за яйца — я владею их магией, у меня уже третья ступень, они не смогут просто так выкинуть колдунью моего уровня!
— М-м-м… — протянула в ответ Фея, изображая согласие, а про себя подумала, что, может быть, её новая знакомая говорит правду о своей родне, но ей Сафир не слишком нравится. — Ты работаешь? Чем занимаешься в жизни?
— Ну, я работаю в «Pоrtаil Аrgеnt», передаю всякие вещи через магические порталы. Не какая-то суперинтересная работа, но колдуний, таких как я, не так много, и платят мне прилично. Твоя Хадиджа… не знаю, сказала ли она тебе, но она не слишком умная — она вряд ли сможет закончить университет, и она овладела только первой ступенью магии. Единственное, для чего она годится — рожать новых колдуний, — мулатка усмехнулась.
Фею покоробили такие слова. Хадиджа вовсе не показалась ей какой-то совершенной дурочкой — не кандидатка математических наук, конечно, но она ещё была юна и вполне могла поумнеть с возрастом. Да, конечно, многие считали, что если девушка не может найти себе работу или получить высшее образование, то она всегда может найти себя в браке или материнстве… или наоборот: рожать детей — это для тех, кто не смог найти себя ни в одной другой сфере. Всё-таки беременность — это такая штука, которая выключает тебя из рабочего или учебного процесса на целый год или больше…
— Мне твоя сестра, — Фея выделила эти слова, — не показалась особенно глупой.
— Эй, это не я так решила, это дом так решил, ты сама должна это понимать! — Сафир, широко усмехаясь, подняла руки в жесте, означавшем: я тут ни при чём. — А что, она тебе и правда понравилась? — мулатка заговорщически усмехнулась и придвинулась ближе к гостье, касаясь голой коленкой её ноги, обтянутой бриджами. Но Фея поспешила отодвинуться от Сафир, бросив на неё негодующий взгляд. Нет, она не собиралась говорить ей, нравится ли ей Хадиджа или нет, вне зависимости от того, нравилась ли она ей на самом деле или нет.
— Через неделю я уеду отсюда к себе домой, — довольно сухо ответила рутенка. — И мы с Хадиджей больше никогда не встретимся.
— Что, правда? — усмехнулась Сафир, наклоняясь к рутенской гостье, но уже не пытаясь подсесть ближе к ней. — Ты вернёшься в свою Рутению? Там же у вас диктатура, преследование и всё прочее… и если кто-то узнает, что ты родственница колдуний, тебя могут…
— У нас НЕТ никакой диктатуры! — Фея, оскорблённая в своих матриотических чувствах, уставилась на африйку гневным взглядом. — У нас никто не преследует ведьм и тем более родственниц ведьм! И ничего со мной никто не сделает!
— Да ладно?! — судя по усмешке Сафир, она не слишком поверила своей собеседнице. — Значит, ты матриотка своей страны и любишь свою мадам президента?
Фея громко кашлянула в ответ.
— Давай не будем о политике, — с нажимом ответила она.
— Ладно, не будем о политике, — согласилась Сафир и пересела на скамейку напротив молодой художницы, пытавшейся рисовать пейзаж ночного неба в своём скетчбуке, но у которой выходил пока только набросок. — Но всё-таки, значит, ты собираешься вернуться в свою Рутению? Не остаться здесь… среди всего этого богатства… роскоши… и прочего… и рядом с моей горячей сестрой?
— Зачем мне здесь оставаться? — пожала плечами Фея. — Здесь я чужая, а там у меня есть семья, подруги… институт, — Фея не стала говорить про свою нелюбимую работу и что до сих пор члены дома Мируа были к ней достаточно добры… если не считать того разговора об их безумной родственнице. — Я не собираюсь бросать всё это ради… ради смутных надежд. Да и ты, похоже, не рада тому, что ты здесь? Несмотря на то, что в твоей стране ещё хуже.
— Не рада, — поморщилась Сафир. — Малаллия, конечно, это полный финиш, но тут… в этой золотой клетке — тут плохо, но плохо по-другому. Ты права, что не хочешь переселяться в эту золотую клетку. Будешь? — она привстала и снова протянула гостье свою фляжку. Фея помедлила, но взяла протянутое и отпила — чуть-чуть, только смочив язык и губы — гостья слегка опасалась опьянеть. Но, по крайней мере, Сафир сама пила из той же фляжки, значит, в ней не было намешано ничего ТАКОГО.
— Часто ты убегаешь из своей комнаты, из-под присмотра служанок? — поинтересовалась Фея, возвращая Сафир её фляжку.
— Не очень, — усмехнулась мулатка, отпивая глоток из своей фляжки. — Только когда в поместье приезжает какая-нибудь молодая иностранка, с которой можно поговорить, — она широко улыбнулась и уселась снова напротив Феи, вытянув из-под платья голые коленки.
— Вот как… — протянула Фея. Повисла короткая пауза, и гостья решила задать вопрос, беспокоивший её последние несколько часов, — пожалуй, Сафир вполне могла ответить на него честно, без обиняков… — Ты… знаешь что-то про Кассандру де Мируа?
— Это которая психованная? — Сафир не ожидала такого вопроса, но усмехнулась. — Знаю. Моя двоюродная тётя. Её родительницами, — она с заговорщическим видом подалась навстречу гостье, — были сёстры-близняшки мадам Патрис.
— О, Богиня!… — потрясённо выдохнула Фея. В доме, где инцест был под строгим запретом, Кассандре де Мируа не повезло родиться в результате именно такой связи?! Неудивительно, что её родственницы так старательно обходят умолчанием её существование, оно должно было считаться у них позором!
— Да, да! — Сафир явно наслаждалась шоком своей собеседницы. — Её матерям теперь не разрешают находиться друг рядом с другом без посторонних, и они живут в разных поместьях. А почему ты о ней заговорила? — улыбка мулатки стала хитрой. — Кто-то проболтался о страшном семейном секрете дома Мируа?
Фея тяжело вздохнула — отвечать на этот вопрос она не хотела, но, будучи плохой лгуньей, сказала правду:
— Она… пыталась говорить со мной с помощью магии Скрюте. Я ничего не поняла из того, что она мне сказала, я подумала, ей нужна помощь… пока мне не объяснили, что она в психиатрической больнице.
— Ага, — усмехнулась в ответ Сафир. — Её увозят туда каждый раз, когда у неё начинается очередной психоз, — Фея только вздохнула в ответ. — Видишь, у дома Мируа много скелетов в шкафу.
— Не сомневаюсь… — Фея вздохнула снова, а про себя подумала, что её собеседница, своевольная бастардка дома, вполне может быть одним из таких секретов, и о её наличии среди членов дома её родственницы могли предпочитать не говорить слишком часто.
— Кстати, это же на тебе костюм для верховой езды? — полюбопытствовала мулатка, улыбнувшись. — Любишь ездить верхом?
— Никогда не пробовала, — тяжело вздохнув, честно призналась гостья. — Предпочитаю баскетбол. Просто… я не люблю юбки… а мне сказали, что на официальных приёмах разрешено быть в брюках только военным и служанкам. Я не служила в армии… и мне сказали, что это самый приличный костюм с брюками, который они смогли найти.
Сафир громко расхохоталась в ответ.
— Кстати, тебе идёт, — улыбнулась она, отсмеявшись. — Я тоже не люблю юбки, и когда можно, надеваю брюки. Но когда я в поместье, приходится надевать эти дурацкие юбки, потому что брюки — это для служанок, — мулатка брезгливо поморщилась и приподняла подол своего платья, будто говоря: вот, это юбка, которые я не люблю. И… Фея сперва решила, что ей показалось, но в неярком свете лампы, висевшей под потолком беседки, она увидела торчавший из-под приподнятой юбки член мулатки, на которой не было нижнего белья.
— Мне… мне нужно идти! — гостья торопливо вскочила, прижимая к груди скетчбук. Сафир очевидно и недвусмысленно намекала на готовность заняться с ней сексом, но Фея этого совершенно не хотела — даже если бы Сафир ей нравилась, Фея была девушкой не настолько свободных нравов, чтобы прыгать в постель к почти не знакомой ей девушке, и к тому же она подозревала, что это может грозить ей серьёзными последствиями со стороны дома Мируа, а она этого совсем не хотела.
— Идти куда? — Сафир, не ожидавшая от гостьи такой прыти, удивилась, но улыбнулась снова и, встав, направилась к Фее.
— Я… я ПРОСТО должна уйти! — Фея двинулась к выходу из беседки, не дожидаясь, пока мулатка попытается её остановить. Сафир, всё так же улыбаясь, двинулась за ней, и тогда спортсменка бросилась бежать, обогнув живую изгородь и торопливо подбежав к освещённой электрическими фонарями дорожке. Только там, оглянувшись и убедившись, что Сафир не бежит за ней, девушка перешла на шаг и направилась к поместью, чувствуя, что её сердце колотится как бешеное. Ей пришлось показать служанке у входа свой рисунок — это был просто незаконченный набросок, но служанка удовлетворилась словами гостьи, что она просто сейчас не в самом подходящем настроении, — интересно, заметила ли служанка её раскрасневшееся от волнения и от быстрого бега лицо? Сердце всё ещё громко стучало в груди Феи, когда она дошла до двери своей комнаты, осторожно открыла её, стараясь не разбудить Хадиджу скрипом двери, если она спит. Но в комнате горел ночник — Хадиджа, переодевшаяся в свою ночную сорочку, лежала на кровати на одеяле, а не под одеялом, и когда дверь открылась, хозяйка комнаты подняла голову.
— Всё в порядке? — спросила она взволнованным голосом.
— Да… — выдохнула Фея, не зная, что ещё сказать, и чувствуя себя неловко из-за необходимости врать Хадидже. — Всё в порядке… — она прошла в комнату, прикрыв за собой дверь, положила свои принадлежности для рисования и принялась расстёгивать редингот.
— Ты… правда так переживаешь из-за тёти Кассандры? — дрожащим от волнения голосом спросила Хадиджа. — Или… дело в чём-то ещё? Скажи мне, пожалуйста, — Фея почувствовала себя ужасно виноватой — она ушла, оставив Хадиджу одну, а та, похоже, всё время, пока её не было, не могла заснуть и не находила себе места, думая, из-за чего её гостья в таком взволнованном состоянии. Похоже… Фея тяжело вздохнула — похоже, ей лучше сказать этой девушке правду, чтобы она не волновалась понапрасну.
— Я скажу, тебе, в чём дело… но пообещай мне, что ты не будешь об этом никому говорить? — Фея обернулась к хозяйке комнаты. Юная бадави чуть заметно побледнела, кажется, взволновавшись ещё сильнее, но кивнула в ответ.
— Я обещаю, что никому не скажу. Скажи мне: в чём дело? — Фея вздохнула снова, подобралась, как перед прыжком в воду, и, наконец, призналась:
— Сафир… передала мне записку, в которой назначала мне встречу. Я ходила встретиться с ней.
— Сафир? — сестра Сафир округлила глаза. — Что… ей было нужно от тебя? — спросила она так, будто догадывалась, что её сестра могла предлагать её гостье алкоголь и своё тело.
— Она… — Фея, совсем не желавшая говорить Хадидже о том, что её единокровная сестра намекала ей на секс, тяжело вздохнула, — просто хотела поговорить со мной. Без служанок и других членов дома рядом, чтобы никто не слушал наш разговор.
— Поговорить о чём? — теперь Хадиджа нахмурилась.
— О… — Фея замешкалась, не зная, имеет ли она право выдавать тайны Сафир, даже если ей эта девушка не нравится. — Что ты вообще думаешь о своей сестре?
— Она… — теперь вздохнула Хадиджа, словно тоже не зная, что ответить на такой щекотливый вопрос, — unеnfаnttеrriblе нашей семьи. Когда рядом старшие родственницы, она притворяется, что ведёт себя хорошо, когда их нет рядом, она… делает то, что она захочет, и то, что запрещено делать.
— Двуличная? Лицемерная? — спросила Фея, пытаясь припомнить подходящее слово на британском.
— Ну… — Хадиджа тяжело вздохнула: видимо, девушка не желала говорить в таком тоне о, как-никак, своей сестре и члене своей семьи.
— Ладно, давай не будем об этом, — попросила Фея. Гостья уже разделась и осталась в одном нижнем белье. — Ты хочешь спать?
— Попробую уснуть, — вздохнула в ответ Хадиджа. — Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — вздохнула в ответ Фея, понимая, что она сейчас не в самом подходящем настроении для секса, да и её любовница, очевидно, тоже. Девушки залезли под одеяла, выключили ночник и попытались заснуть, но сон не шёл ни к хозяйке комнаты, ни к её гостье.
— Ты не спишь? — нарушила молчание Хадиджа, повернувшись к девушке напротив.
— Нет, — вздохнула гостья. — Слишком… много разных вещей случилось за последние несколько часов.
— Это только из-за тёти Кассандры, или из-за Сафир тоже? О чём вы с ней говорили, что тебя тревожит?
Фея тяжело вздохнула в ответ — говорить о том, что сестра лежавшей с ней рядом девушки намекала ей на секс, она совсем, совсем не хотела, поэтому ответила правду, но не всю:
— Она говорила мне… как ей не нравится, что дом Мируа ограничивает её свободу. Но ей не хочется и возвращаться в Маллалию, где война, голод и Богиня знает что ещё, и терять все те преимущества, которые даёт ей дом. Она мне не понравилась, — Хадиджа печально вздохнула в ответ. — Но… сегодня я узнала слишком много секретов дома Мируа… если считать вашу «анфан террибль» одним из них. Надеюсь, у тебя нет таких секретов? — Фея невесело улыбнулась, но поспешила поправиться: — Нет, не говори. А то я вообще не смогу уснуть сегодня.
— Я не буду говорить, — пообещала Хадиджа. — И у меня нет таких секретов, — девушка улыбнулась и, протянув руку, погладила по волосам девушку напротив. Это было приятно.
— Если эти события будут продолжаться, — Фея попыталась невесело пошутить, — то за неделю я могу не успеть… — она запнулась, но закончила фразу, — сделать тебя беременной. Наверное, придётся использовать искусственное оплодотворение.
— Ох, — Хадиджа вздохнула и грустно улыбнулась. — Будет жаль, если мы… не сможем использовать каждую ночь, что мы будем вместе. Сколько у нас осталось, семь ночей, считая эту?
— Что поделать, секс — такая вещь, что… не всегда мы можем быть в нужном настроении, — улыбнулась Фея, а про себя подумала, что если Хадиджа прежде была девственницей, то они и правда могла не знать, как могут мешать сексу головная боль, месячные, усталость, просто отсутствие настроения и тысяча других причин.
— А что делать, когда одна из нас в нужном настроении, а другая нет? — Фея ощутила грустную улыбку в голосе Хадиджи, и юная бадави снова протянула руку, принимаясь гладить соседку по кровати по волосам.
— А ты в нужном настроении? — улыбнулась в ответ Фея, тоже протягивая руку и принимаясь гладить бадави по тёмным кудрям. Хадиджа только улыбнулась в ответ и придвинулась ближе к лежавшей рядом девушке, и Фея тоже подалась навстречу ей, и губы девушек встретились, сливаясь в страстном поцелуе, их руки обвили полуобнажённые тела друг друга, сейчас прижимавшиеся друг к другу. Поцелуй был долгим и страстным, руки младшей девушки тем временем исследовали спину спортсменки, а руки Феи сперва забрались под короткую ночную сорочку, ощупывая твёрдый член бадави через трусики, а затем скользнули выше, ощупывая мягкую, упругую грудь девушки, приподнимая ткань сорочки, и Хадиджа, разорвав поцелуй и приподнявшись, стянула ночнушку через голову, оставшись в одних трусиках.
— Как ты хочешь сделать это сегодня? — улыбнулась Фея, приобнимая младшую девушку и прижимаясь к ней, чувствуя тепло и мягкость её обнажённой груди и немного чувствуя себя коварной соблазнительницей, развращающей невинную девушку… но ей, как ни странно, это чувство нравилось. — У нас осталось семь ночей… мы можем попробовать много… разных видов секса…
— М-м-м… — Хадиджа улыбнулась, задумчиво закатывая глаза. Фея могла лишь гадать, какие варианты сейчас перебирает в голове её любовница, и насколько богаты её теоретически познания о сексе. — Давай я…
сделаю тебе минет… посмотрим, как хорошо я запомнила, как ты делала его мне вчера? — Фея, чувствовавшая себя опытной наставницей, обучающей юную девушку «науке страсти нежной», улыбнулась в ответ и позволила перевернуть себя на спину, так что Хадиджа оказалась сверху. Юная бадави принялась стаскивать с гостьи трусы — старшая девушка помогла ей, приподняв бёдра, а затем стянула с себя лифчик и осталась совершенно обнажённой. Хадиджа устроилась в ногах своей любовницы, наклонившись к её члену, ещё не успевшему окрепнуть, ненадолго замешкалась, а затем взяла его в руку, принимаясь осторожно ласкать его рукой, боясь сделать что-нибудь не так и причинить старшей девушке боль.
— Ты можешь ласкать мои шарики… мою киску… так я смогу возбудиться быстрее, — решила подсказать своей юной любовнице Фея, откинувшаяся на кровати и отдавшаяся робким, но старательным ласкам. Хадиджа послушно принялась осторожно, всё так же боясь использовать лишнюю силу, массировать мошонку своей «наставницы», а затем проскользнула внутрь её киски, пока ещё сухой, но когда пальцы девушки принялись ласкать её изнутри, Фея не смогла сдержать стона удовольствия. Её член начал наливаться кровью, в её киске становилось мокро, и когда член гостьи окреп, Хадиджа наклонилась к нему, обхватывая головку губами и пытаясь повторить все те ласки, что Фея дарила ей вчерашней ночью: облизывать головку, ствол, посасывать головку, одновременно дроча ствол рукой, и, наконец, заглатывать член целиком, пытаясь принять его в себя как можно глубже, и не прекращая ласкать киску рутенки пальцами изнутри. Ласки вчерашней девственницы были ещё довольно неумелыми, но старательными и искренне страстными, и Фея купалась в них, наслаждаясь ими, постанывая и выгибаясь своим спортивным телом в ответ на ласки её юной любовницы. Но постепенно Фея начинала чувствовать, что хочет большего, что ей недостаточно минета, она хочет овладеть влажной и горячей киской пустынной красавицы.
— Я хочу тебя… — страстно выдохнула лежавшая на кровати рутенка, — сделай это… оседлай меня…
— Ты хочешь… чтобы я взяла тебя? — робко уточнила её юная «ученица», отрываясь от её члена.
— Э, нет-нет-нет! — Фея аж приподнялась на кровати. Они так не договаривались: это она должна была оплодотворить Хадиджу, а сама не планировала беременеть от неё, и Фея не была уверена, что в их общей комнате есть презервативы! — Я хочу… чтобы ты оседлала меня… и поскакала на мне… на моём члене! — торопливо, чтобы временное замешательство не разрушило атмосферу страсти, Фея приподнялась на кровати и, притянув Хадиджу к себе, впилась в её губы страстным поцелуем, чувствуя вкус собственных выделений на губах девушки, и как после секундного замешательства её юная любовница отвечает на её поцелуй. — Давай… сделаем это? — Хадиджа, помедлив, кивнула и, перекатившись на спину рядом со своей любовницей, стянула с себя трусики — теперь обе девушки были полностью обнажены — снова залезла на свою гостью сверху, поцеловала её, будто пытаясь этим скрыть свою робость, и направила член лежавшей на спине девушки в свою киску — Фея помогала ей. Теперь, в отличие от вчерашней ночи, инициатива принадлежала Хадидже — девушка медленно опустилась своей киской на член любовницы, прислушиваясь к ощущениям внутри своей киски и сдавленно застонав от этих ощущением, упёрлась руками в кровать по бокам от тела Феи, и принялась двигаться вверх и вниз. Ощущения внутри неё постепенно захватывали девушку, она уже не сдерживала стонов, охваченная страстью, она двигалась всё быстрее, всё сильнее насаживаясь членом на киску девушки под ней, упругие мячики грудей подпрыгивали перед глазами Феи при каждом движении, её обрезанный член тоже подпрыгивал вместе с ними, шлёпая Фею по животу. И Фея тоже позволила страсти захватить себя — согнув ноги в коленях, она двигала бёдрами навстречу Хадидже, чтобы ещё глубже проникать в её киску, дать ей почувствовать её член ещё сильнее, а её ладони накрыли её мягкие груди, лаская их, сжимая их пальцами. Наконец, после нескольких минут — никто из девушек не знал, сколько это длилось — потной, страстной, сексуальной скачки Хадиджа застонала громче, запрокидывая голову, и её член выстрелил струйкой спермы, забрызгав живот спортсменки, а та, тоже разгорячённая до предела, обняла сидевшую на ней верхом девушку и притянула к себе, впиваясь в её губы страстным поцелуем и продолжая трахать её киску, — несколько фрикций спустя и она тоже кончила в киску своей любовницы и откинулась на кровать. Обе девушки улыбались друг другу в темноте, переводя дыхание — Хадиджа уже не сидела верхом, а лежала на своей гостье, которая была совсем не против такой приятной тяжести и поглаживала бадави по волосам.
— Я хотела бы в душ, — наконец, проговорила Фея, чувствуя себя потной и испачканной спермой своей любовницы и собственными выделениями.
— Хорошо, — Хадиджа с некоторой неохотой встала, позволяя гостье встать тоже. — Мне составить тебе компанию? — девушка улыбнулась.
— Я не против, — Фея улыбнулась в ответ, и две голые девушки, встав с кровати, направились в ванную комнату, как вчера, включили свет, залезли в ванну и включили воду. Они занимались сексом в темноте, и сейчас, при электрическом свете, Фея невольно залюбовалась обнажённым телом своей юной любовницы, со смуглой кожей, не по годам крупной грудью красивой формы, тонкой талией, стройным, не успевшим обзавестись ни накачанными мускулами, ни излишками жира, от которых оно потеряло бы свои юные формы. Девушки передавали друг другу головку душа — одна поливала другую тёплой водой, пока та, улыбаясь, подставляла своё обнажённое тело тёплым упругим струям — а затем, вооружившись мочалкой и гелем для душа, по очереди нежно тёрли обнажённые тела друг друга, намыливая их, — одна девушка могла наслаждаться прикосновениями к обнажённой коже другой, а другая — нежиться под этими прикосновения — а затем снова беря в руки головку душа и смывая с тел друг друга мыльную пену вместе со следами недавнего секса. От всего этого, от близости к обнажённому телу экзотической пустынной красавицы, от прикосновений к её телу, от её ответных прикосновений Фея чувствовала, как возбуждение снова начинает расти внутри неё, и её член готов вот-вот снова принять боевое положение.
— Как насчёт второго раунда? — страстно прошептала она, скользя руками по стройному обнажённому стану бадави.
— Я за, — улыбнулась в ответ та — её член с обрезанной крайней плотью тоже понемногу начинал наливаться снова кровью. — Как ты хочешь это сделать?
— М-м-м… — Фея задумалась. Секс в ванне, конечно, красиво выглядит в эротике, но в реальности это не так удобно… но возвращаться в кровать, а потом, возможно, снова в ванную, чтобы подмыться, не хотелось. Раздумывая, она обняла девушку, прижимаясь к ней, наслаждаясь теплом, мягкостью и гладкой чистотой её тела, и целуя её в губы — для этого более рослой рутенке пришлось наклоняться, а Хадиджа, встав на цыпочки, тоже прижималась к ней, обнимая её и отвечая на её поцелуи. — Я хочу… взять тебя сзади… стоя… — наконец, проговорила Фея, но выпускать свою любовницу из объятий не спешила — так приятно было к ней прижиматься.
— Хорошо… — Хадиджа тоже не хотела разжимать объятья, но затем, с неохотой выскользнув из объятий своей любовницы, повернулась к ней спиной. — Вот так? — она отставила назад свою упругую попку и не удержалась от того, чтобы потереться ею о член своей гостьи.
— Да, что-то вроде… — Фея не удержалась от того, чтобы обнять пустынную красавицу сзади, привлекая её к себе, и одной рукой принимаясь поглаживать её член, а второй — тискать её грудь — Хадиджа и не думала сопротивляться, нежась в сильных и нежных объятьях старшей девушки. Наконец, Фея почувствовала, что её член уже готов снова овладеть киской пустынницы, и больше не стала затягивать прелюдию. — Подними ногу… — она приподняла ножку девушки, помогая ей поставить её на край ванны и облегчая себе доступ к её киске, — Хадиджа последовала её указаниям, и тогда Фея вошла в её киску, принимаясь двигаться в ней — сперва осторожно, чтобы её стоявшая в скользкой ванне неопытная любовница не потеряла равновесие, но постепенно поддаваясь страсти. Её руки продолжали ласкать член и грудь бадави, которая громко стонала в ответ, выгибаясь всем своим стройным телом в объятьях старшей девушки, и пыталась подмахивать ей, насколько позволяла её поза. Вчерашняя девственница наслаждалась сексом в ванной, но всё же ей было немного неудобно — она должна была держаться одной рукой за стену, чтобы устоять на ногах, и её ванна, пожалуй, была маловата даже для того, чтобы мыться в ней вдвоём без тесноты, не то что заниматься сексом.
— Я… — выдохнула Хадиджа, — давай лучше… сменим позу? — девушка чувствовала, что устала заниматься сексом так.
— Хорошо… — Фее тоже было не слишком удобно из-за разницы в росте девушек — ей приходилось сгибать колени. Она задумалась, пытаясь решить, какая поза для секса в ванне может быть удобна им обеим. — Может быть… догги-стайл? На четвереньках?
— Я попробую… — Хадиджа опустилась коленями на дно ванны, а руками оперлась на её бортик, и Фея тоже встала на колени позади неё — ванна была слишком маленькой, и рутенке пришлось почти вплотную прижиматься сзади к своей любовнице, стоя коленями между её раздвинутых коленей, почти переплетаясь с ней ногами. И Фея снова овладела Хадиджей сзади, принимаясь двигаться внутри неё, — на этот раз, когда её любовница твёрдо упиралась в ванну руками и ногами, рутенка могла не сдерживаться и овладевать ею сильнее. Обнажённая плоть громко шлёпала об обнажённую плоть, яички Феи при движениях вперёд шлёпались о яички её любовницы, Хадиджа стонала в голос — теперь она могла подмахивать своей любовнице по-настоящему, насаживаясь киской на её член, налитые груди бадави и её обрезанный член колыхались при каждом движении, но Фея видела только её стройную спину, изгибавшуюся, когда член вновь вторгался в киску девушки. Чувствуя переполняющее возбуждение своей любовницы, Фея навалилась на неё сзади, пытаясь добраться губами до её затылка или ушей, но чувствуя губами только мокрые чёрные волосы, а руками она страстно ласкала член и грудь своей любовницы. И вскоре она кончила, изливаясь в киску Хадиджи, и остановилась, пытаясь перевести дух, но её любовница, тоже распалённая до предела, взмолилась:
— Не останавливайся! — она продолжала двигать бёдрами, насаживаясь на уже кончивший член старшей девушки, и Фея ответила на её мольбу, принимаясь с удвоенным усердием теребить её член и тискать её грудь. И бадави застонала, и её член выстрелил каплями белой жидкости на белую эмаль ванны, и обе девушки остановились, а затем Фея, вытащив свой член из киски младшей девушки, встала — её колени слегка болели от того, что ей пришлось стоять ими в ванной.
— Кажется, нам нужно снова помыться… — устало улыбнулась она. — Надеюсь, мы не устроим третий раунд? — её улыбка стала шире.
— Я не против… — улыбнулась в ответ Хадиджа, с некоторым трудом вставая, — но в следующий раз лучше в кровати, — она повернулась к своей любовнице и обняла её, прижимаясь к ней.
— У тебя остались силы на третий раз? — Фея засмеялась, обнимая юную бадави в ответ. — А потом нам нужно будет помыться снова, и мы займёмся сексом в четвёртый раз, потом снова будем мыться… — Хадиджа засмеялась в ответ, и Фея засмеялась вместе с ней — Нет, я думаю, мне достаточно. Но да, заниматься сексом в кровати лучше, — она улыбнулась и, прижав к себе Хадиджу, поцеловала её.