Весна. Ведомость. Зачет. Вовка Макаров сидел за столом в лаборатории и с тоской смотрел на пламенеющие закатные облака. Вот паршивка! А еще говорят, что студенты-вечерники намного более ответственны, чем вчерашние школяры с дневного отделения. Взять хотя бы Наталью Гаврилову. Два дня ходила, пучила глаза в недоумении и молчала. Не зря считается, что красивые девки глупые. Выходит, правда? А ждать со сдачей ведомости в деканат до пятницы все равно надо…
Солнце уже село, в институтском дворе зажглись желтые фонари, а Гаврилова все не шла. Макаров всегда делал скидку вечерникам. Еще бы, днем работать, а вечером, борясь с усталостью и дремотой слушать преподавателя и что-то записывать, очень трудно. А утром снова на работу в цех, где пыль, жара и шум.
Наконец в коридоре послышались чьи-то шаги. Тяжелые, но звонкие. Шла какая-то женщина в туфлях на каблуках с металлическими набойками, большая и тяжелая. И немолодая, с большой грудью, выдающимся животом и широким задом. Все это услужливое воображение в один миг нарисовало Вовке Макарову, и оно почти не ошиблось. Гостья вошла в открытую дверь, и Вовкино тело задохнулось от восторга!
Бюст у нее была такой, что не вмещался в белый плащ, расстегнутый на груди. Сиськи просто лежали на круглом животе, а короткая темная юбка являла Макарову толстые ноги в темных колготках в мелкую сетку.
— Сейчас трудные времена! – без обиняков заявила дама, поводя носом-кнопкой.
— Да, нелегкие, – согласился Вовка. – А когда было легко?
— Приходится вертеться!
— И еще как! Как уж на сковородке!
— Как Вам мои колготки?
— Обалденные! Это колготки, а не чулки?
Она задрала короткую юбку еще выше, показав прорезь между ног.
— Очень удобно! – сказала дама. – Не нужно снимать.
— Когда пи-пи?
— И не только.
— Вы продаете или производите?
— И производим и продаем. Я из Тушино, с трикотажной фабрики.
— Ясно. А от меня-то Вы чего хотите?
— Поставьте моей дочке зачет! Она уже приходить боится.
Дама утвердительно топнула каблуком.
– Что ж, пусть учит и приходит. Поставлю. Как фамилия?
— Гаврилова. Наташа. А я Гаврилова Флюра Булатовна.
— Флюра Булатовна, Вы садитесь. Вот стульчик…
Дама осторожно опустилась на предложенный Макаровым стульчик, который жалобно скрипнул.
— У меня чисто профессиональный интерес. Как вы вяжете прорезь на колготках?
Дама понимающе улыбнулась. Она подняла ноги, согнула их в коленях, поставила их каблуками красных туфель на край стула и принялась подробно объяснять, какой толщины нейлоновую нить они применяют, какие настройки делают на итальянских трикотажных машинах, а Вовка с возрастающим вниманием рассматривал прорезь между ног и белые трусы, скрывавшие другую «прорезь». Наконец она замолчала, и Макаров перевел дух.
— А можно получить образец?
— Я не захватила…
— А это?
Он оттянул край добротно, в три нити обметанной прорези.
— Ах, эти? Конечно. Я только юбку сниму, у колгот высокая талия.
Флюра Булатовна расстегнула крупную пуговицу на юбке, а заевшую молнию помог ей расстегнуть Вовка.
— А белье, – осторожно спросил Макаров, – белье на Вас тоже вашего производства.
— Нашего. И трусики, и бюстгальтер. Подарить?
— Конечно.
— Только помогите блузку снять. Тесная она!
А почему бы не помочь коллеге? Мелкие пуговицы расстегивались легко, а гигантских размеров лифчик словно сам прыгнул Вовке в руки.
— Мы делаем застежку спереди, – пояснила Флюра Булатовна. – Очень удобно расстегивать.
— Я вижу! – еле выдохнул Макаров. – А мужское белье вы тоже делаете?
— Конечно! Вот что на Вас? Покажите!
Пришлось показывать. Равноправие же!
Теперь голых текстильщиков стало двое.
— Мы также занимаемся неткаными материалами, – пояснил Макаров, расстилая на полу белую кошму. – Попробуйте, какая она толстая и мягкая!
Флюра Булатовна с видимой охотой прилегла, лаская себя углом кошмы.
— Ох, какая мягкая, ох, какая ласковая! А какая технология?
— Иглопробивная.
— Надо опробовать, – решила Гаврилова. – Не расползется?
— Никогда! – заверил ее Макаров. – Проверено неоднократно!
Вскоре совсем стемнело, а они все обменивались технологиями, пока Флюра не начала собираться. Вовка помог ей засунуть в бюстгальтер разбухшие груди.
— Так Вы поставите моей дочке зачет? – кокетливо спросила Гаврилова-старшая, натягивая трусы.
— Пусть сама зайдет, – ответил Макаров, надевая джинсы. – Она же текстильщица!