К соседской бабуле гости нагрянули. Точнее сказать не гости, а гостьи. Всего навсего мягкий знак, а как меняется звучание. Гостьи. Две женщины. Опять же уточнение: женщина одна, вторая молодая девушка. Оказалось, что это бабулина племянница с дочкой. Дамы городские, куды нам, лапотникам. И вновь уточнение требуется. Не такие уж они оказались гонористые. Да и зачем? Все мы, жители одной шестой части суши, от сохи. Любой горожанин имел в предках жителя села, кормящегося от землицы.
Дама, тётка Наталья, увлеклась огородом. Бабкины грядки отродясь не видали такого пригляда. Бабуля старая, ей уж не по силам раком над грядами стоять, а этой хоть бы хны. Одно лишь неудобство от этой активности: приличных размеров срака. Нет, против задниц, тем более женских, ничего против не имею. Скорее даже за. Приятное глазу зрелище. Только вот не тогда, когда у тебя перед глазами весь день эта демонстрация телес.
Дачницы же, чего с них взять, с городских. Растелешалась и весь день по огороду ходит в купальнике. А купальники ныне — срам сплошной. Ниточки-верёвочки, ничего не прикрывают. А Вовке за что такие муки — смотреть на это непотребство день деньской? Кто-то скажет: Не смотри, коль не нравится. Так ить нравится. Девки, что младшая, что старшая, не изработаны, тела налитые, в самом соку. А Вовка парень молодой, в полной силе. Насмотрится на такое непотребство и мучается стояком. Срамно сказать, но по ночам сны снятся такие, апосля которых трусы утром мокрые. И меньшая, Татьяной зовут, тоже от мамы моду взяла едва не нагишом ходить. А тут они видать узрели, что сосед с их участка глаз не сводит, так вовсе моду взяли в платьях или в юбочках ходить. Опять же кто-то скажет: Так и ладно, нервы спокойнее будут. И будет в корне неправ. Потому как под эти платьица дамы перестали нижнее бельё надевать.
Идёт, к примеру, Наталья по огороду. Чего-то наклонилась. И вся Вовкина нервная система враз порушилась. Потому как будто в широкоформатном кинотеатре Натальино естество на обзор выставилось. Нет, к тому, что деревенские бабы часто пренебрегают трусами Вова привык. Даже по малолетству старался заглянуть под подол. Те особо и не скрывались, но ежели открыто пялиться начинаешь, так и шуганут. А если искоса, то прокатывало. Создавалось впечатление, что им даже нравилось такое внимание. А что, жалко, что ли? Пусть пацанва поглядит, порадуется, да потом в каком закутке передёрнет гусака за шею. Удобно, что ни говори, без трусов. Авось кто и пощупает малость. Убытка никакого, а самой приятно.
Ну так то свои бабы, деревенские, привычные. А это же городские. Хотя какая бы казалась разница. Всё точно так же, вдоль, не поперёк. Ан нет, на городских как-то скорее западаешь. Может потому, что своих всегда можно прижать, пошарить за пазухой, под подолом. А эти вроде рядом, а не потрогаешь. А недавно так вовсе картина целая приключилась.
Наклонилась Наталья, а ветер возьми и дунь. Подол-то едва не на голову завернуло. Так не то, что пирожок видно стало, вся задница наголе оказалась. А она будто и не чует такое, так и стоит раком, позволяет Вовке любоваться своими телесами. Это куда же годится? Работать надо, по хозяйству управляться, а Вовка цельными днями только и делает, что на чужие задницы пялится. Так скоро бабка внуку окорот сделает. Благо что последнее время ей что-то не здоровится, так мало на улицу выходит, всё больше по дому. Постояла так, потом распрямилась, ахнула, вроде только что непорядок в одежде заметила, одёрнула подол и на соседский участок смотрит. Где там сосед молодой? Для него же это кино.
Так мало мама, доча тоже принялась кровь соседу пить. То в купальничке выползет на свет божий, который и не скрывает ничего. То вовсе нагишом загорать уляжется в кустиках. А что эти кустики насквозь просвечивают, так то вроде как и не примечает. А то вроде в платьице выйдет, а под платьем и нет ничего вовсе. Как и мама наклоняется, сама искоса через плечико поглядывает на соседский участок. Да ещё и приподымет подол, если сам не задирается. Одна морока Вовке с такими дачницами. А тут вовсе села на стуле посреди огорода, ноги расставила, а трусы, как обычно, не надела. Чего их таскать? Их беречь надо. Городские трусы чай денег стоят. Это не китайский трикотаж.
Сидит красавишна, письку свою светит. А писька голенькая. Ишь ты как у их в городе устроено. Письку и ту бреют. Что дочь, что мама. Мешают им волосы, что ли?
Бабка Нюша, соседка, к которой гостьи приехали, при нужде всегда Вовку звала на помощь. Кто старухе поможет. А Вовка парень деревенский, рукастый, с детства к разному труду приучен. Тут вот возникла нужда в соседской помощи, бабка и позвала соседа. Пошёл.
Быстро справился с работой. Там делов-то было раз плюнуть. Бабке платить нечем, да Вовка и не взял бы с неё денег. Не по-соседски это, не по правилам. Рыночные отношения до деревни ещё не дошли, пока по старинке живёт село. А вот накормить работника, или, хотя бы, чаем попотчевать, это святое.
Пока Вовка работу делал, ему не столько помогала, сколько мешала Таня. Ну да зато обзнакомились. Нормальная девчонка оказалась, не показывала свой городской гонор. Даже не обиделась на Вовку, когда обозвал её городской.
— Ладно, деревенский. Какая уж есть неумеха. Спасибо скажи, что хоть подать что-то могу. Жила бы в деревне, тоже бы всё умела. А в городе где научишься?
— Ничего. — Вовка успокоил собеседницу. — Поживёшь у бабушки, может чему и научишься.
— Нет. — Татьяна отрицательно покачала головой. — Это маме нравится ковыряться в земле. А мне ещё рано привыкать.
Тут бабка Нюша кличет чаёвничать. Пошли. В дом-то вошли, Вовка и ахнул, челюсть на пол уронил. В светёлке на диване, который хорошо видно из залы, где бабуля накрыла стол, Наталья лежит. Ладно бы просто лежала. Мало ли по какой причине человек прилёг. Устала, просто полежать захотелось, ещё что. Так она подол задрала и голую задницу выставила.
А что в дом кто-то зашёл, так ей вроде и невдомёк это. Бабка увидела, куда Вовкин взгляд приковался, прикипел, заворчала
— Натаха, ты бы срам-то прикрыла. Парнишка в дому.
Наталья лениво процедила, слегка повернув голову.
— В своём доме лежу как хочу. А парнишка что, баб голых не видел? Не видел, так пусть посмотрит. А видел, так ничего нового для него нет.
А Вовка и правда будто примёрз к одному месту, пошевелиться не может. Слишком уж шикарная у Натальи задница. В огороде вроде не такая была. А тут смотрит, отвести взгляд не может. Танька хихикать начала.
— Нравится мамина попа?
Да как такое не понравиться может? Шикарная попа, зачётная. Полная, круглая, ягодицы ровно пополам разделены, кожа чистая, ни прыщика на ней, ни пятнышка. Пухлые ягодицы переходят в крутые бёдра. Такую лишь гладить да целовать. Видать последнее вслух сказал, потому что Наталья сесть соизволила, платье на бёдра крутые натянула. Попыталась натянуть. Засмеялась тихонько.
— Вот ты какой, соседский Вова. Ну что сказать? Может и получится у тебя когда поцеловать и погладить. Таня, что молодого человека в дверях держишь? Проведи за стол и угощай. Я сейчас выйду.
Какой чай? У Вовки в горле ком стоит. В штанах тоже стоит. Кол. Вона как бугор выпер.
Наталья села за стол, Танюшка разлила чай, печенюшки к Вовке подвигает.
— Кушай.
Какой кушай! Проглотить ничего невозможно. Вовка старается спрятать предательски торчащий бугор в штанах, а женщины напротив будто бы стараются рассмотреть его, будто бы мысленно прикидывают размер и твёрдость. Чует парень, что не только уши, всё лицо горит. А эти заразы городские что-то спрашивают, Вовка что-то отвечает. Наконец распрощался, отговорившись тем, что дома дел полно, выскочил за дверь и скорее к себе. О чём говорили, что спрашивали, что отвечал — не помнит. Перед глазами одно: Наташкина жопа. Мысленно Вовка эту задницу всяко поимел: и гладил, и целовал, и шлёпал, кусал тоже. Потом снова гладил и целовал. Всё моё! А чуть позже сделал с ней то, что старый обезьян делал с мартышками в анекдоте. И так её, и сяк, и вот так тоже. Ещё забыл вот эдак.
Чтобы не обходить по улице, перескочил через низенький заборчик и скорее за угол дома, скрыться из глаз соседок. А там едва успел вытащить из штанов своего младшего брата, как тот начал плеваться тугими струйками спермы. Будто вода из шланга, из которого Вовка огород поливает. В ушах зашумело, в глазах темнота, голова кругом. Ёпть твою маму! Да что же это?
Три разновозрастных женщины смотрели, как соседский парень перелезает через заборчик, какидёт к дому, скрывается за углом. Младшая спросила
— Мам, как ты думаешь?…
Женщина среднего возраста перебила
— Я не думаю, я знаю: наш отдых скучным не будет.
Бабка Нюша заворчала
— И не стыдно тебе? Ишо и девчонку подбиваешь?
— Тётя, — Наталья повернулась к тётке, — эта девчонка видела столько, сколько тебе в твоей деревне и не снилось.
— Так парнишку бы пожалела. Тока с армии пришёл, молодой совсем.
— В армии мужчины взрослеют быстро. Слушай, тётя, может ты сама на него виды имеешь? А что? Парень молодой, крепкий. У него, наверное, с телячью ногу будет. Если ещё и долго стоит, так ему цены нет.
Бабка Нюша заворчала
— Дура! Как есть дура! Куды мне, старой, об ентом думать?
Наталья засмеялась, крепко обхватила тётку, прижала к себе, рукой сдавила тёткин лобок
— Да не страдай ты, поделимся. Да и не такая ты старая, шестидесяти нет. Честно скажи — хочется? Ну правда, хочется ведь?
Бабка Нюша оттолкнула племянницу
— Отстань, прилипала! — Повернулась и пошла в дом. — У самой свербит, так у всех должно так быть, что ли?
Наташка шлёпнула тётку по заду, заржала
— Тёть Нюш, да у тебя жопень не хуже моей. Тебя раком поставить, так ещё ого-го как смотреться будешь. Надо будет тебе купальник подобрать из моих, чтобы у соседа и на тебя вставал. Мы-то приехали и уехали, а ты тут рядом. Будет парень тебе прочищать водопровод.
Не обращая внимания на тёткино ворчание, задрала той подол
— Ты чо творишь? — Тётка возмущённо взвыла, попыталась одёрнуть платье. — Совсем сдурела?
Наталья отпустила тёткин подол, хихикнула
— И не сдурела. Проверила. Всё у тебя в норме. Будет тебя сосед раком трахать, только брызги полетят.
Тётка что-то ворча про испорченных городских, скрылась в доме. Танюха глянула на мать
— Мам.
— Успокойся. Сказала же — ты первая. А потом никуда от нас Вовочка не денется. Что-то я насквозь промокла.
— Я тоже.
— Тогда пошли, поиграем.
В комнате Наташка встала на коленки, потом почти легла, выставив зад. Танюшка привычно расположилась сзади матери. Наташка руками растянула ягодицы. Охнула, когда язык дочери раздвинул половые губки и проник внутрь в поисках клитора. Ещё раз охнула, когда дочкин язык прикоснулся к этой чувствительной ягодке, и закрутила задом.
— Таня! Танечка! Доченькаааа!