ПОЯВЛЕНИЕ РИЧАРДА ГРОНЬЕ.
Я стоял в душе, позволяя струям горячей воды легко бежать по моему телу. В последнее время я очень долго принимал душ, просто стоя или прислонившись к стене, пока горячий душ согревал меня. Точнее, согревал моё тело, поскольку принести тепло в мою заледеневшую душу не смогла бы даже кипящяя лава. Часто я плакал. По какой-то причине слезы появлялись именно в те моменты, когда я был в душе. Возможно это было единственное уединенное место, где я мог отдаться своей боли, помимо вождения машины (что было бы не очень практично).
За последние несколько недель слезы добавляли дополнительные десять минут к моему привычному времени в ванной. Мне было интересно, заметила ли Лиз, как долго я принимаю душ — хотя, в последнее время она, похоже, не обращала на меня особого внимания. Она даже не осознавала, что я уже знаю о тех вещах, о которых, по ее мнению, мне не нужно было знать.
Но сегодня утром я не плакал. Сегодня утром я собирался навестить Ричарда Гронье. Сегодня все должно было начать кардинально меняться — хотя я не был уверен, что то, что должно было произойти, будет менее болезненным, чем то, что уже произошло.
Вытираясь полотенцем в полнейшей тишине — Карли и Кристина были уже в школе, а Лиз ушла на работу — я думал о разговоре, который состоялся у меня двумя днями ранее с Эрни Маттазолло. У Эрни был невзрачный офис в захудалом районе Цинциннати, далеко от центра. Но мне рекомендовали его как парня, знающего свое дело.
— Итак, мистер Х, — сказал он, когда мы уселись за стол в его маленьком офисе — Я сделал всё именно так, как вы хотели, хотя у меня никогда раньше не было клиентов, которые просили меня работать таким образом.
Я кивнул, и он продолжил.
— Я не снимал видео, поскольку вы этого не захотели. Но у меня есть аудиозаписи с трех их совместных встреч; я записал их для вас на этот компакт-диск, как вы и сказали. Вы уверены, что не хотите это услышать?
Я покачал головой.
— Как я и сказал тебе, Эрни, если у меня и Лиз есть хоть какой-то шанс, то уж точно без этой информации. Я не могу и не хочу, слышать эти звуки в ушах всю мою жизнь. Просто подведи итог, хорошо?
— На самом деле, там не происходило ничего особенного. Это просто… я имею ввиду, это просто секс. Они мало разговаривали, и слов вроде «если бы мы только могли быть вместе» или «когда я разведусь» я ни разу не слышал.
— Они вообще говорили обо мне? — спросил я — Или о жене Гронье?
Эрни задумался на мгновение.
— Гронье вообще никогда не упоминал о своей жене. Пару раз он упоминал твое имя, например, «Держу пари, твой муж не может заставить тебя так кончить», но она всегда обрывала его. Она никогда не позволяла ему унижать или оскорблять вас, и сама ни разу не заводила разговор об этом.
— Что они говорили друг другу?
— В основном это просто похотливые вещи, ну знаешь, типа «смотри, как он твёрдый», «тебе так хорошо» или «о, да, вот так».
Я, должно быть, вздрогнул, потому что Эрни на секунду остановился, глядя на меня.
— Вы в порядке, мистер Х?
— Да, — сказал я — Пожалуйста, продолжай.
— Собственно, это и все. После секса, когда они принимают душ и одеваются, все разговоры сводятся к тому, когда они увидятся в следующий раз.
— Лиз любит его?
— Я не слышал ничего такого, — сказал Эрни — Я думаю, они встречаются, чтобы трахнуть друг другу мозги. Эээ, извините, что я так выразился, мистер Х. Я имею в виду, что это звучит так, как будто они горячи друг для друга, не более того.
— Они делают что-нибудь особенное? Ну, ты знаешь, в постели?
— Не думаю. Я точно ничего не слышал об анале или извращенных позах. Она определенно сосет его… Я имею в виду, что они занимаются оральным сексом, но я думаю, что большинство людей это делают.
Мы сидели молча несколько минут. В конце концов, это оказалось не настолько плохо, как я боялся. Да, было невыразимо, сокрушительно больно — но не хуже, чем я представлял. Она не любила его, они не собирались сбежать вместе, и похоже они не изучали Камасутру.
Она просто трахала его. Просто роман, обычный роман с мужчиной, который не был ее мужем. С мужчиной, который не был мной.
— Хорошо, Эрни, — наконец сказал я — Спасибо за все. Что я тебе должен?
Я выписал ему чек почти на 8000 долларов, не задумываясь, и он вытащил три манильских конверта.
— Здесь все, что вы просили. В первом конверте около дюжины снимков, на которых они вдвоем входят и выходят из дверей различных мотелей. Снимки их секса, около четырех дюжин, находятся во втором большом конверте, все заклеены скотчем. Я спрятал негативы вместе с копией аудио компакт-диска. В третьем конверте, как вы и просили, одна из самых грязных фотографий.
— Только один снимок, верно? А лица обоих четко видны?
— Точно, — сказал он.
— Спасибо, Эрни, — снова сказал я и встал, чтобы уйти — Подожди. Я почти забыл. Что ты узнал о Гронье?
Эрни жестко улыбнулся.
— Он настоящая гончая, как вы и предположили. Бетси, моя помощница, о которой я тебе рассказывал, говорила с несколькими людьми в его фирме. Похоже, он самый лучший охотник за юбками во всем мире, хотя, кажется, несколько осторожен с этим. Дело в том, что его жена — наследница состояния в 80 миллионов долларов, и, естественно, ему ни к чему огласка.
****************
По дороге в офис Гронье я вспомнил последние несколько месяцев. Первые признаки грядущих неприятностей появились в начале августа, около трех месяцев назад.
Последний год был для нас очень тяжелым и пугающим. Незадолго до Хэллоуина у Карли была диагностирована лейкемия, и мы были погружены в бесконечный кошмар врачей, больниц, химиотерапии и бессонных ночей.
Нашей маленькой девочке было всего восемь лет, но она с невероятным мужеством и терпением переносила боль и страх. Её сестренка Кристина, которая была на два года младше, стала ее постоянным спутником и опорой. Излишне говорить, что мы с Лиз не заботились ни о чем в нашей жизни, кроме Карли, стараясь не слишком загружать себя работой, чтобы постоянно находиться с ней рядом. Наши друзья, как и наши собственные отношения, были полностью забыты.
К началу лета, слава богу, у Карли началась ремиссия. Понемногу она восстанавливала силы и снова отрастила свои красивые волосы. Вероятность того, что она полностью выздоровела, составляла не менее 90%. В середине июня мы, наконец, получили положительные результаты обследования и целую неделю праздновали в Disnеy Wоrld. Почти обезумев от радости и облегчения, мы с Лиз позволили детям все, чего они хотели — кататься на всех аттракционах, лакомиться любыми блюдами и ложиться спать как можно позднее. Эти воспоминания всегда останутся со мной, как одни из самых ярких и счастливых в моей жизни.
Плохо было то, что это испытание сказалось на моих отношениях с Лиз. Когда все стало налаживаться, я снова погрузился в работу экономического аналитика (я работал в офисе одного из крупных нью-йоркских банков в Цинциннати). Мои коллеги прикрывали меня месяцами, и теперь пришло время вернуться к прежней бурной деятельности, чтобы двигать карьеру дальше.
Работа Лиз была менее требовательной — она была помощником директора по персоналу в Медицинском центре Университета Цинциннати, — но она тоже собиралась наверстать упущенное время. Оглядываясь сейчас назад, я ясно вижу, что ни один из нас не уделял достаточного внимания нашему браку.
Первый раз, когда я услышал о Ричарде Гронье, был совершенно невинным: в начале июля Лиз пришлось давать показания по судебному иску против Медицинского центра, а Гронье представлял их интересы как адвокат. Вечером, после дачи показаний, Лиз небрежно упомянула о том впечатлении, которое произвёл на неё Гронье — высокий, красивый и чрезвычайно умный в тех юридических баталиях, в которые она оказалась вовлечена.
В течение следующих двух недель я еще дважды слышал о ее встречах с Гронье — якобы для того, чтобы обсудить некоторые детали ее показаний — а затем всё закончилось. Она перестала упоминать о нем, и я решил, что с ним покончено.
Ошибочное предположение! Лиз все еще видела его, но поскольку их встречи начали превращаться из юридических маневров в нечто иное, она просто перестала мне что-либо рассказывать.
В августе мы провели обычный двухнедельный отпуск в домике на озере Мичиган. Должен сказать, это место всегда было романтическим и чудесным — днём девочки беззаботно играли, а ночью мы с Лиз занимались любовью, не обременённые работой и повседневной домашней рутиной.
Но в этот раз отпуск был другим — заметно другим, хотя трудно было понять, в чём именно. Дело было не в том, что мы меньше занимались любовью, или что Лиз меньше хотела этого — по крайней мере, на первый взгляд. Она по-прежнему была ласковой и уж точно не сопротивлялась, когда я нёс ее в спальню. Наверное, самое заметное изменение было в том, что она была какой-то отвлеченной — и когда мы занимались любовью, и в любое другое время. Она будто пребывала в своём собственном мире, и это не могло не волновать меня. Я понятия не имел, что случилось, но знал, что что-то происходит. Несколько раз, когда я спрашивал ее об этом, она слегка равнодушно отвечала, что все еще не может прийти в себя после последнего года, или что-то в этом роде.
Горечь и разочарование овладевали мной. Я скучал по жене и мог сказать, что ее просто не было рядом со мной. Однако ее объяснение выглядело вполне убедительным — видит Бог, мы оба были эмоционально истощены после битвы Карли с раком — и я просто подумал, что все постепенно вернется в норму. Я ошибся.
К середине сентября наши отношения ухудшились. Лиз все время казалась напряженной и тревожной рядом со мной. Порой она сидела у окна и смотрела в никуда с тревожным выражением лица, очевидно полагая, что я ее не вижу. Она стала более забывчивой, чем обычно — могла не появиться дома вовремя, чтобы приготовить ужин или исчезнуть в субботу на целый день и вернуться домой без одежды, которую намеревалась забрать из химчистки.
Ее странное поведение заставило меня не на шутку встревожиться. Я много времени думал об этих странностях и о том, что они могли означать. Конечно, вариант романа на стороне возник, как одна из возможностей, хотя тогда мне это показалось безумным. Отчасти, это объяснялось тем, что наша сексуальная жизнь не уменьшилась — мы по-прежнему занимались сексом пару раз в неделю. Именно так было характерно для нас с момента рождения девочек.
Была также пара вечеров, когда Лиз проявляла больше энтузиазма, чем обычно, становилась немного дикой и требовательной. Разумеется, мне это нравилось, но не могло не порождать новые вопросы. Что ее возбудило? Кто был причиной этого?
Само собой, я стал задавать ей много вопросов. Все ли в порядке на работе? Хорошо ли она себя чувствует? Сделал ли я что-то, что ее расстроило? Ее ответ оставался неизменным:
— Дорогой, я в порядке, правда… Просто немного устала.
Что меня поражало, так это то, насколько небрежными были ее ответы. И конечно за этим следовали объятия и поцелуи, которые должны были меня успокоить, но имели прямо противоположный эффект.
26 сентября — я никогда не забуду эту дату, потому что это был день рождения Кристины, и на вечеринке было десять ее друзей — я случайно спросил Лиз о судебном иске в больнице и о том, поддерживает ли она связь с Ричардом Гронье.
— С кем? — пробормотала она, внезапно побледнев.
Я посмотрел на нее с недоверием, и она спохватилась:
— Ну, конечно! Этот адвокат, который занимался моими показаниями по иску этим летом — как глупо с моей стороны! Нет, я не разговаривала с ним пару месяцев. Мы… мы встречались пару раз после дачи показаний, но думаю, что закончили на этом.
Лиз снова принялась за мытье посуды, и никто из нас больше ничего не сказал. Внезапно она начала спрашивать меня, звонил ли я нашему сантехнику по поводу чистки труб и поразительно неубедительная смена темы, наконец, встряхнула меня. Ее мнимая забывчивость о том, кто такой Гронье, была настолько тревожной, что мне пришлось подумать, как действовать дальше. В ту ночь, когда она уснула, я взял ее сумочку и внимательно ее осмотрел. Ничего страшного я, конечно, не нашел, хотя была одна загадка.
В списке входящих и исходящих звонков ее мобильного телефона не было ничего необычного — во всяком случае, номера Гронье там не оказалось. В ее дневнике было записано только время и место показаний 8 июля, и я нашел еще две записи для встреч с Гронье.
Однако было три места — два в августе и одно в начале сентября — где все записи были тщательно стерты. Понять, что там написано, было невозможно. Больше ничего необычного не было.
В ту ночь я пролежал без сна почти до четырех утра. На следующее утро, получив рекомендацию от друга, я пошел к Эрни Маттазолло.
Он позвонил мне 3 октября, коротко сказав:
— У нее роман. С парнем по имени Гронье, он адвокат.
Меня это не удивило. Но я почувствовал себя разбитым.
Примерно через час я перезвонил ему и сказал, чтобы он продолжил свою работу.
— Я хочу, чтобы ты записал две или три их встречи. Только аудио, без видео. И несколько фотографий — как они входят и выходят из мотеля или откуда-то еще, плюс несколько фотографий… фотографий реального секса, если получится.
— Я се сделаю, не сомневайтесь, — категорично ответил он, и мы обсудили сроки его работы и размер его гонорара.
****************
Ричард Гронье работал на шестнадцатом этаже модного офисного здания в центре города, и его молодая, грудастая белокурая секретарша с большим удовольствием сообщила мне, что, если у меня не назначена встреча, он сегодня утром слишком занят, чтобы меня видеть.
Я улыбнулся ей, затем достал визитку из бумажника. На обороте я написал: «Жду пять минут — и иду показать некоторые любопытные фото твоей жене».
Отдав визитку мисс Блонд, я сказал:
— Пожалуйста, сделайте мне одолжение, покажите ему это. Я подожду здесь.
Не более чем через две минуты она вернулась и с плохо скрытым раздражением, сказала:
— Мистер Гронье готов принять вас.
Я не знал, какую игру он затеет, но его приветствие вышло легким и непринужденным. Вышел из-за стола, широко улыбнулся и сердечно пожал мне руку.
— Мистер Хендрикс, как вы? Пожалуйста, входите и присаживайтесь.
Я никогда раньше его не видел, но сразу же узнал по описанию Лиз, сделанному несколько месяцев назад. Он был ростом 6 футов 2 дюйма или около того и необычайно красив. На вид лет 30, сильное загорелое лицо и пронзительные голубые глаза. Было легко понять, почему женщины могут влюбиться в него, хотя в тот момент это меня не утешало.
Я молча сидел, ожидая, когда он начнет нервничать. Ему удавалось неплохо держаться — всё та же улыбка, без постукивания или нервных движений — и прошла примерно минута, прежде чем он заговорил.
— Что ж, мистер Хендрикс, чем я могу вам помочь?
— Мистер Гронье, — тихо сказал я — мою жену зовут Лиз Хендрикс. И сейчас я держу ваши яйца в своих руках. Как сильно я их сожму, зависит только от вас.
Он помолчал, но на этот раз не смог удержать пальцы от легкого подрагивания.
— Боюсь, я не понимаю… , — произнес он как можно более спокойным тоном.
— Ты трахал Лиз, — сказал я все еще очень тихо — У меня есть фотографии. И я почти уверен, что они могут стоить тебе этого красивого офиса, твоей престижной работы и доступа к состоянию твоей супруги.
Он с тревогой взглянул на конверты у меня на коленях, но буркнул:
— Извините, я не понимаю, о чем вы говорите.
Это оказалось веселее, чем я надеялся! Я долго сидел, затем молча передал ему первый конверт.
Когда он открыл его и взглянул на фотографии, он расслабился и, широко улыбаясь, сказал:
— Но это не доказывает ничего, кроме того, что мы с Лиз входим и выходим из конференц-зала.
— Мотель, — сказал я — Шоссе 52 в Ривервью-Хайтс. Довольно дешево с твоей стороны, тебе не кажется?
Он встал, надеясь избавиться от меня.
— Эти фотографии ничего не доказывают, мистер Хендрикс. Я должен вас попросить…
Не вставая, я передал ему еще один конверт. Он открыл его и вытащил единственную фотографию, неотрывно смотря на нее какое-то время. Затем сунул её обратно в конверт, откинулся на спинку стула и провел рукой по волосам. Он выглядел очень несчастным.
— У меня есть еще несколько десятков таких же, — сказал я — С копиями в нескольких безопасных местах.
Мы сидели молча. Я наблюдал за ним, а он бесцельно смотрел на стену позади меня, осмысливая и анализируя ситуацию.
— Чего ты хочешь? — сказал он наконец.
— Как долго это продолжается? — спросил я — И почему?
Он рассмеялся.
— Потому что твоя жена — конфетка, мужик, на случай, если ты не заметил! Я захотел ее, едва увидел. Ты когда-нибудь видел мою жену? — я покачал головой, и он продолжил — Она весит 250 фунтов, и потеет! Она… ну, ты понимаешь. Лиз великолепна — она гораздо горячее, чем моя «чашка чая».
— Сколько?
— Около месяца. Мне потребовалась вечность, чтобы залезть к ней в штаны, если хочешь знать. Я работал над ней все лето — красиво и медленно, очень тонко, просто профессионально. Она боролась с этим, продолжала рассказывать мне, как любит тебя. Обычное дело. Все они так говорят. Правда большинство из них сдаются гораздо быстрее. Вероятно, только в конце сентября она…
— Достаточно, — сказал я — Ты ответил на мой вопрос.
Несмотря на своё затруднительное положение, он не смог полностью скрыть самодовольную ухмылку. Ему, должно быть, было весело сидеть за столом напротив бедного мужа-рогоносца. Я задавался вопросом, было ли это частью удовольствия для него — не просто трахаться с красивыми женщинами, но и унижать их мужей, ощущая себя альфа-самцом.
— Хорошо. Позвони ей прямо сейчас и порви с ней. Было весело, она замечательная и т. д. Но пришло время двигаться дальше. Я полагаю, ты уже делал это раньше.
Он посмотрел на меня.
— А что будет после этого?
— Я просто уйду отсюда. И если тебе повезет, я не отправлю фотографии ни управляющему партнеру твоей юридической фирмы, ни твоей жене.
— Эй, чувак, если я позвоню ей, ты должен отдать мне фотографии.
Я злобно улыбнулся.
— Не повезло, Рич. У тебя есть только два варианта. Порвешь с Лиз — и у тебя появится шанс, что твоя жизнь не разлетится на миллион осколков. Не сделаешь этого — и счастливая жизнь Ричарда Гронье закончится в ближайшие пару часов.
Он сел и посмотрел на меня — сердитый и несчастный. Затем он снял трубку.
— Я хотел бы поговорить с мисс Хендрикс, пожалуйста — это Ричард Гронье из Паркер &аmp; Медофф.
Он повернулся на стуле, отвернувшись от меня, ожидая, пока Лиз ответит на звонок.
— Эй, детка, это я… да, я знаю, — он слегка засмеялся, — Ты тоже. Думаю, мы оба были невероятными… Послушай, я… нет, я не смогу… нет, дело не в этом — просто послушай, Лиз, хорошо? Это было фантастично, и ты чертовски великолепна, но мы знали, что придет время, и всё закончится. Нет, нет, не говори так! Дело не в тебе, детка, просто… просто пришло время закончить, понимаешь, и… как в той песне, наши любовь была слишком горячей, чтобы не остыть.
— Не будь такой! Мы оба знали, что это не… слушай, Лиз, не плачь, ладно? Мы оба знали, что это вопрос времени… Конечно, больше никого нет! Почему это я подлый придурок? Погоди, тут замешаны мы двое! Я не надевал на тебя наручники и не затаскивал тебя в постель в тот первый раз… Слушай, детка, не надо кричать. Мы оба…
Через мгновение он положил телефон обратно в подставку.
— Она повесила трубку, — сказал он. Его лицо стало серьезным, все следы этого отвратительного самодовольства исчезли.
— Как долго это длилось бы? — спросил я — Я полагаю, это не в первый раз для тебя.
— Еще пара месяцев — два или три, может быть. Она была…
— Заткнись, мне больше не нужно ничего слышать.
Мы молча смотрели друг на друга. Я знал, что он очень хотел избавиться от меня, но был в моей власти.
— Излишне говорить, что ты никогда больше не должен связываться с Лиз. Ни телефонных звонков, ни электронной почты, ни писем, ни личных визитов — ничего. Ясно?
Он кивнул, пристально глядя на меня.
— Она пишет — ты выбрасываешь письма. Пишет смс — удаляешь сообщения. Звонит — ты не разговариваешь с ней. Приходит сюда — ты ее не видишь.
Он снова кивнул.
— Навсегда, Ричард. Я НЕ шучу по этому поводу.
— А картинки? — спросил он.
— Придется рассчитывать на мою доброжелательность, — сказал я и встал со стула. Он тоже встал. Перед тем как уйти, я сказал:
— О, еще кое-что.
Быстро шагнув к нему, я сильно ударил его кулаком прямо по яйцам. Он застонал и упал на пол за столом. Я обошёл стол и посмотрел на него, лежащего на боку с поднятыми вверх ногами, задыхающегося от боли, с искаженным лицом.
Подождав несколько минут, пока его боль утихнет, а его дыхание начнёт возвращаться в норму, я вновь пнул его прямо по яйцам и покинул офис.
****************
ОСВОБОЖДЕНИЕ ОТ РИЧАРДА ГРОНЬЕ.
Сегодня Лиз должна была готовить ужин, и когда я вошел на кухню, она суетилась, накрывая стол и ловко управляясь с тремя кастрюлями на плите. Я, как обычно, обнял ее и сказал:
— Привет, дорогая! Как прошёл твой день?
— О, привет. Долгий день. Девочки смотрят мультики. Хочешь бокал вина, дорогой?
В ее лице отражались усталость и печаль. Судя по слегка покрасневшим глазам, она долго плакала. Но женщина есть женщина — хорошо нанесенный макияж почти полностью скрыл следы ее грусти. Если бы я не присматривался, я бы ничего не заметил.
Ужин прошёл вполне спокойно, что удивительно, учитывая, каким тяжелым для нас обоих оказался минувший день. Девочки, как всегда, весело болтали, и это как никогда помогло нам с Лиз поддерживать разговор за столом. Карли и Кристина вовсю обсуждали, каких учителей они ненавидели, как их доставали мальчики во время перемены и когда будет день рождения их очередной подруги.
Невозможно быть несчастным рядом с детьми. Для меня это всегда было аксиомой. Даже весь ужасный прошлый месяц, когда мне казалось, что вся моя жизнь рушится, я не мог не улыбаться им, не смеяться вместе с ними, не обнимать их. Слава богу, что Карли выздоровела! Несмотря ни на что, я был везучим сукиным сыном.
Мы с Лиз помогли им принять ванну, почитали сказки на ночь и уложили их в постель, слушая их возбужденную болтовню о костюмах на Хэллоуин. Все было как обычно.
Но стоило им заснуть, как всё смятение и боль Лиз моментально вырвались наружу. Не думаю, что она осознавала, насколько внимательно я наблюдал за ней. Она просто не могла усидеть на одном месте: включала и выключала телевизор, бесцельно щелкая каналами, пыталась прочитать несколько страниц своей настольной книги и, наконец, сдалась, просто выскочив из дома. Немного погодя, я поднялся в нашу спальню. Вскоре Лиз вернулась домой, и мне пришлось долго слушать, как она металась по кухне, разбирая наш домашний беспорядок или разгружая посудомоечную машину. Наконец она поднялась наверх, и вошла в комнату, уставшая и расстроенная.
— Дорогая, с тобой все в порядке? — стараясь быть искренне обеспокоенным, спросил я.
Вам, наверное, это покажется чертовски странным, но я не собирался говорить ей о том, что знал о ней и Ричарде Гронье, как и о том, что сделал в тот день. Но и проигнорировать ее беспокойство я не мог, это могло бы показаться ей странным.
— Да, не обращай внимание, — ответила она, направляясь в ванную в своей ночной рубашке — Просто небольшие неприятности на работе.
Я не стал давить на неё. Мы выключили свет, и она быстро поцеловала меня, поворачиваясь ко мне спиной. Я задавался вопросом, кому из нас будет труднее заснуть той ночью. Проходили минуты или часы — я не знаю — но ее дыхание оставалось прерывистым. Видимо, она не могла перестать думать о своём любовнике. Не знаю, когда я заснул, возможно уже под утро.
В течение нескольких следующих недель я внимательно наблюдал за Лиз. Я хотел, чтобы она вернулась ко мне. Я хотел, чтобы она вспомнила обо всём, что у нее было — со мной и девочками — чтобы понять, какую ужасную ошибку она совершила, и как ей повезло, что наш брак не был разрушен. Я хотел, чтобы она снова полюбила меня — так, как любила до Гронье, до лейкемии Карли, до того, как наши жизни начали разваливаться.
Само собой, я не мог знать, что получу в итоге.
Несмотря на все мои наблюдения, первое время почти ничего не происходило. Лиз не менялась. Многие дни она вела себя отрешенно, по-прежнему проводя вечера у окна и бесцельно глядя на улицу. Порой мне казалось, что она просто излучала чувство боли и утраты, хотя она всегда отмахивалась от меня, если я спрашивал об этом.
В первую неделю мы занимались любовью пару раз, и я заметил некоторые странности в ее поведении. Когда мы оказались в миссионерской позе, Лиз ни разу не открыла глаза и не посмотрела на меня — она даже не улыбалась мне, как обычно. Возможно она боялась, что ее взгляд что-то выдаст, или же просто хотела думать, что я — Ричард Гронье.
В пятницу, через девять дней после моего визита в Гронье, наступил Хэллоуин, и девочки были в восторге. Едва мы успели поужинать, как они обе вытащили меня на улицу. Как всегда, я пошел вместе с ними, а Лиз раздавала конфеты детишкам у нас дома.
Из-за праздничного настроения и всех тех сладостей, который они потребляли, девочки не спали почти до 11 часов вечера — слава богу, что это были выходные. Мы с Лиз улыбнулись друг другу, когда, наконец, уложили их в постель.
Я решил немного почитать перед сном, а спустя некоторое время она вошла и села рядом со мной. Перед тем как выключить выключил свет, она сказала:
— Алан? Я не в настроении заниматься сексом сегодня вечером, но можем ли мы просто… прижаться друг к другу?
— Конечно, — мягко ответил я, и она прижалась ко мне, уткнувшись лицом в мою шею.
Долгое время мы просто спокойно лежали в объятиях друг друга. Я уже подумал, что она, возможно, захочет так заснуть, но внезапно Лиз подняла голову и тихо сказала:
— Алан, мне очень жаль.
— За что? — ответил я немного удивленно.
— Я не знаю… за всё. Но особенно за то, что мы были такими… отстраненными друг от друга последние пару месяцев. Я знаю, что после всего этого кошмара с лейкемией Карли мы все были просто истощены. Но потом… я… я знаю, что в последнее время я сильно отдалилась от тебя. И мне очень жаль.
Я просто молчал, принимая это слишком запоздалое извинение. Я знал Лиз и знал, что она имела в виду именно это. Но я знал и о том, что о причине, по которой она так отдалилась от меня, она никогда не скажет: о ее романе с Гронье.
— Спасибо, Лиз, — наконец сказал я — Знаешь, я скучал по тебе. И много раз спрашивал себя, есть в этом моя вина…
— Нет нет! — воскликнула она, прерывая и прижимая меня к себе — Ты всегда был прекрасен. Твое терпение, твоя доброта, твоя поддержка… Ты заслуживаешь лучшего, дорогой. И я собираюсь давать тебе это до конца наших дней.
Мне было невероятно больно. По правде говоря, каждый момент близости с Лиз был для меня серьезным испытанием: дать ли выход своему гневу, своему унижению и страданиям, или, стиснув зубы, остаться на пути, который я с таким рвением воплощал в жизнь? Я знал, что должен стараться — ведь это была единственная альтернатива расторжению брака. Было чертовски тяжело, но я справился.
— Звучит неплохо, — ответил я и нашел ее губы своими в темноте. Больше я не смог выдавить ни слова.
Следующей ночью мы вновь занимались любовью. На этот раз всё было мило, но странно и неуверенно — совсем не так, как было в течение нескольких месяцев. Причем именно Лиз казалась неуверенной в себе — как будто ей хотелось доставить мне удовольствие, но в то же время она была напугана. У меня возникло стойкое ощущение, что мы мало знаем друг друга и боимся всё испортить.
Однако, шли дни, и Лиз постепенно всё больше расслаблялась и приходила в норму. Юмор, который всегда оставался одним из самых ярких моментов наших отношений — шутки и нежные поддразнивания были способом нашего с женой общения с тех пор, как мы начали встречаться, — снова начал проявляться. И через две недели после Хэллоуина у нас был самый горячий секс за последние два года.
В тот вечер я немного устал после уборки листьев во дворе, поэтому, когда девочки заснули, я с наслаждением прыгнул в душ. К моему удивлению, Лиз немедленно присоединилась ко мне. Она нежно вымыла меня, а затем упала на колени и сделала мне фантастический минет прямо в душе, глядя мне в глаза, когда глотала мою сперму. Честно говоря, она не делала ничего подобного с первых лет нашего брака — и это было потрясающе.
После этого мы выскочили из душа и продолжили наши игры в спальне. Для начала я устроился у нее между ног, заставляя ее извиваться и хныкать от страсти, с которой поедал ее киску. Затем она втянула меня в позицию 69, и когда мой член снова стал жестким, она начала кататься на мне в стиле наездницы, пока не кончила несколько раз сама и не заставила меня взорваться в ней, задыхаясь от удовольствия.
Прошло несколько месяцев. В течение этого времени разные аспекты наших отношений нормализовались с разной скоростью. В первую очередь мы оба вернулись к тому, чтобы быть счастливыми родителями. Хотя могу сказать, что даже в разгар ее романа, когда Лиз была отстраненной и рассеянной со мной, она все равно оставалась лучшей матерью на свете — возможно, даже немного больше, как если бы искупала вину за то, что делала.
Вторым признаком того, что наши отношения понемногу возвращались к прежнему состоянию, были изменения в нашей сексуальной жизни. Во время ее романа частота наших занятий сексом не сильно снизилась — без сомнения, Лиз очень внимательно следила за тем, чтобы этого не произошло — но ее интерес и увлечение нашими занятиями любовью явно угасли. Да, она редко отказывала мне, а временами даже сама проявляла инициативу и тянулась ко мне в постели.
Однако мне, первое время подозревающему, а затем и узнавшему о том, что она делала с Гронье, было легко увидеть, что её эмоциональная вовлеченность в наш секс резко упала. Это не было похоже на занятия любовью, на интимную связь между нами, которую я так ценил. Скорее, это был случайный секс, в котором оргазмы Лиз были преувеличены, если не симулированы. Она делала меня счастливым, но похоже не получала от секса со мной особого удовольствия.
После Хэллоуина всё изменилось — наше желание заниматься любовью вновь стало обоюдным. Если поначалу это были просто попытки «примирения», то постепенно стало ясно, что Лиз испытывает такую же эмоциональную привязанность в занятиях любовью, что и прежде. Прежде всего, она стала больше брать инициативу на себя. Мне кажется, дело в том, что моя жена стремилась вернуться к тем диким раундам секса, которые мы устраивали в первые годы нашей совместной жизни. При этом она не просто устраивала шоу, чтобы доставить мне удовольствие — она стала активной и страстной, и ее возбуждение было настоящим, а не фальшивым.
В период с ноября по февраль мы, вероятно, занимались сексом три или даже четыре раза в неделю. Конечно, позже он постепенно уменьшился до двух раз в неделю, вернувшись в нашей привычной норме. Но — слава Богу! — чувства были настоящими. Лиз была полностью со мной в постели, отдавая мне себя так же полно, как и всегда. Я не был до конца уверен, что мы когда-нибудь сможем вернуться к прошлому, но похоже мы это сделали.
Интересно, что наша повседневная близость, как мужа и жены, полностью восстановилась немного позже, чем занятия любовью.
Без сомнения, это больше касалось меня — моего гнева, обиды и сомнений — чем Лиз. Но с каждым днём моя уверенность в том, что ее роман с Гронье благополучно остался в прошлом, росла, как и вера в то, что наш брак удастся сохранить. И она снова смогла стать моей женой, а я — ее мужем, как раньше.
Однако даже когда мы практически «вернулись» — наверное, месяцев через шесть-восемь после окончания ее романа — я все еще почти ежедневно боролся со своей яростью и унижением, своей болью и даже ненавистью. Я могу припомнить лишь считанные дни, когда у меня не было желания убить ее — просто схватить пальцами ее изменчивое, лживое горло и выжать из нее жизнь.
Как она могла отдаваться этому ублюдку — не один раз, а снова и снова — в течение нескольких недель? Как она могла трахаться с ним на смятых, влажных простынях, а затем, придя домой, улыбнуться, поцеловать и трахнуть меня, как любящая жена, которой она только притворялась? Как она могла лгать, лгать и лгать? Как могла так легко предать наши брачные клятвы? Подобных мыслей и вопросов было множество, и я никогда не мог найти на них ответа.
Но даже учитывая все эти факты, я сделал свой выбор. Я знал, чего хочу, и верил, что выбранный мной курс был моим лучшим шансом на будущее. Так что мне просто пришлось проглотить это — и пусть иногда я плакал в душе, но продолжал свою жизнь.
И я хочу быть честным в отношении Лиз: постепенно стало лучше. Моя любимая жена вернулась ко мне задолго до того, как я начал верить, что она действительно ВЕРНУЛАСЬ — просто в конце концов мои чувства совпали с реальностью. Я знал, что она любит меня, знал, что она хочет быть со мной, знал, что ее сексуальное желание меня были реальным.
Примерно через восемь месяцев после моей встречи с Гронье, мы вновь казались той любящей парой, которой были много лет назад — до рака Карли, до романа Лиз. А примерно через два года или около того, однажды утром я проснулся и понял, что счастлив. Что я снова верю в наш брак.
Так что на это ушло много времени; и это было не очень весело. Но, похоже, я получил то, что хотел.
****************
УНИЧТОЖЕНИЕ РИЧАРДА ГРОНЬЕ.
Было теплое апрельское воскресенье. Я лениво перелистывал страницы раздела «Стиль» в «Цинциннати Энквайр», когда увидел заголовок одной интересной для меня статьи. «Местный юрист будет назван «Человеком года»». Будь я проклят, если бы это не была фотография Ричарда Гронье.
Лиз играла в саду с девочками, так что у меня было время внимательно прочитать статью. Фонд Джейси собирался чествовать Гронье за его многочисленные пожертвования в благотворительные организации в районе Цинциннати. В конце мая в его честь должен был состояться ужин по сбору средств на сумму 250 долларов на человека, выручка от которого пойдёт в местный детский клуб, одно из явных благотворительных интересов Гронье.
Долгое время я старался не задумывался об этом подонке, но моя реакция на статью ясно дала мне понять, что я с ним еще не закончил. Я выбросил газету в мусорную корзину — нечего позволять Лиз просматривать статью — и сделал себе пометку, позвонить Эрни Маттазолло.
— Я не понимаю, мистер Х., — помолчав, спросил он — У вас есть все нужные вам фотографии этого парня с вашей женой. Зачем вам тратить деньги на то, чтобы получить доказательства его новых похождений?
— Потому что, Эрни, я собираюсь взорвать жизнь этого парня раз и навсегда. Я хочу отправить фотографии и аудиозаписи его жене, в его юридическую фирму. Будет большой публичный скандал, если повезет, а я не хочу, чтобы имя моей жены было хоть как-то с этим связано.
— Что ж, мистер Х., я счастлив забрать ваши деньги, но я думаю, что вы чокнутый, — вздохнул Эрни.
На сбор новых улик у него ушло меньше трех недель. Он сделал несколько изумительных снимков Гронье в постели с миссис Афиной Уоллес, красавицей-женой сорокалетнего члена городского совета Бернарда Уоллеса. Дополнительная пикантная деталь заключалась в том, что они встретились, когда фирма Гронье представляла Уоллесов в судебном процессе, связанном с коммерческой собственностью, которой они владели, поэтому Гронье нарушилеще и юридическую этику, трахнув ее.
Никогда в жизни я не был так счастлив, что потратил 6000 долларов. Я попросил Эрни отослать эти фотографии и аудиозаписи тяжеловесной миссис Гронье, мистеру Уоллесу, управляющему партнеру юридической фирмы Гронье, и, наконец, «Цинциннати Энквайр». Результаты превзошли все мои ожидания.
****************
«Цинциннати Энквайр», 5 мая: «Благотворительный сбор средств отменен». По причинам, не упомянутым в статье, Фонд Джейси отменил торжественный ужин Гронье.
«Цинциннати Энквайр», 11 мая: «Известной фирме в Цинциннати предъявлен иск». Г-н Бернард Уоллес, член городского совета Цинциннати, подал иск о недостойном правовом поведении против фирмы Паркер &аmp; Медофф. Никаких подробностей не сообщается, в компании отказались от комментариев.
«Цинциннати Энквайр», 18 августа: «Член городского совета Уоллес добивается развода: цитируется местный адвокат». Бернард Уоллес разводился со своей женой, и угадайте, какой видный местный юрист упоминался в статье как ее предполагаемый любовник?
«Цинциннати Энквайр», 10 сентября: «Гронье уволен из фирмы». Паркер &аmp; Медофф объявили об увольнении Ричарда Гронье, сославшись на «ненадлежащее поведение». Никаких дополнительных подробностей не сообщается. Связаться с Гронье для комментариев не удалось.
«Цинциннати Энквайр», 11 ноября: «Член совета улаживает спор с юридической фирмой». Паркер &аmp; Медофф достигли финансового урегулирования с Бернардом Уоллесом в судебном иске против фирмы. Ни одна из сторон не раскрыла никаких деталей, но анонимный источник предположил, что сумма выплаты Уоллесу превышала 2, 4 миллиона долларов.
«Цинциннати Энквайр», 2 декабря: «Городской совет запрещает фирме заключать контракты». Законопроект, внесенный членом совета Бернардом Уоллесом, был принят Советом единогласно; он запретил юридической фирме Паркер &аmp; Медофф выполнять любую работу для города в течение пяти лет. Предполагаемое неправомерное поведение Гронье упоминается в третьем абзаце.
«Цинциннати Энквайр», 29 декабря: «Адвокат покидает город: кто был замешан в скандале Паркер &аmp; Медофф?». Анонимные источники сообщили, что Ричард Гронье, которому грозит дисциплинарное слушание и возможное лишение права адвокатского статуса, переезжает в Калифорнию. В статье упоминается его недавно заключенный развод с миссис Элизабет Гронье, наследницей богатой семьи Вандербильтов.
****************
Я много раз сопротивлялся искушению оставить газеты на кухонном столе, открытые на любой из этих статей. В отличие от меня, Лиз не читала газеты каждый день, но, главное, что дело было не в этом. Моя цель не была в том, чтобы ткнуть ее носом в интрижки бывшего любовника — я должен был уничтожить сукиного сына, соблазнившего ее. Я думаю, она слышала или читала что-то о нём, потому что ряд подобных статей были на первых полосах многих газет, но ни она, ни я никогда не говорили об этом друг с другом.
А после заключительной статьи о Ричарде Гронье больше не было новостей. Я отомстил, и это было чертовски приятно.
Наш брак переживал возрождение, наши девочки были здоровы и счастливы, и даже наши карьеры пошли на взлёт — жизнь никогда еще не казалась такой прекрасной.
Но… у судьбы всегда есть свои прихоти, не так ли?
