— Теперь, второй вариант… Если мы решим сохранить брак, нам придётся пройти через ад. Восстановятся наши отношения или нет, я не знаю. Но я точно знаю — что я стану делать для того, чтобы попытаться их восстановить. И это будет тяжело. Нам обоим тяжело… Тебе придётся пройти через унижение, боль и обиду. Тебе придётся жить в постоянном стрессе год… А может два… А может дольше. Сама подумай — зачем тебе это? Что ты получишь взамен? А может…
Янка резко перебила:
— Взамен я получу тебя… Я готова на всё…
Она смотрела сквозь слёзы напряжённо и даже сердито.
— Ты не думай, что я какая-то… Я всё выдержу… Женя, послушай меня. Я люблю тебя. Я люблю тебя… Да, я ошиблась… Я сотворила смертельную глупость… Да… Я понимаю, что ты чувствуешь. Прощения мне нет. Я сама себя не прощаю. И никогда не прощу. Но я готова исправить ошибку… Говори — что делать, и я сделаю.
Гусаков вздохнул, как над поступком неразумного дитя.
— Ты не понимаешь ситуации. Того меня, которого ты любишь — уже нет. Ты любишь другого человека. Вот скажи мне — тот, которого ты любишь, мог бы тебя ударить, оскорбить, унизить? Нет, не мог. А я могу и хочу… Я изо всех сил сдерживаю желание навредить тебе.
— Ну, так ударь… Я же заработала.
— Ну, да! Нам только подраться не хватало… Достаточно и моей ободранной рожи.
— Женя, — плакала Янка, — ты прости меня за то что я тебя покарябала… Теперь шрам останется.
— Ничего… Шрамы мужика украшают. О чём я…
Сказать честно, мысли у него путались и он иногда терял «нить».
— Я, Яна, тоже люблю «ту» женщину. «Ту»… Тебя сегодняшнюю я презираю. Ты разбудила во мне чудовище. Я не рекомендую тебе жить с этим человеком. Ты пожалеешь… Ты просто, в один прекрасный момент, сильно пожалеешь, что вовремя не ушла… Я буду постоянно контролировать тебя. Ревновать. Я найму детективов, чтобы следили за тобой. Я потребую пароли от всех твоих аккаунтов. Тебе придётся свести все контакты с мужчинами до минимума — «здравствуй-прощай», и всё. Постоянная поверка телефона, карманов, сумки. Постоянная, полная и мелочная отчётность.
Женька пытливо смотрел жене в глаза.
— По другому я не смогу с тобой жить. Ты хорошо осознаёшь — на какие жертвы тебе придётся пойти?… Короче, сутки тебе на раздумье. Потом ты скажешь мне своё решение.
Янка встала, выпрямилась, как монумент. Как статуя свободы. Вытерла рукавом слёзы, строго и серьёзно объявила:
— Не нужны мне сутки. Над чем ты предлагаешь мне подумать? Как получше развестись? Ты что — дурак?… Какой, к чёрту, развод? Если есть хоть капля… Хоть полпроцента надежды… Пусть мне будет хреново и обидно, пусть даже я сдохну но… Я не отступлю. Ты мой. И я тебя никуда не отпущу. А если ты уйдёшь, я вены себе вскрою… Это, Женя, не шутка. Я это сделаю… Я тебя не шантажирую, я просто объясняю — насколько ты мне нужен… Без тебя я жить не хочу. И не буду… Надеюсь, Мэри ты не бросишь.
И она села, хмуро уставившись в тарелку с пельменями.
Ох, Янка! Вот она всегда так. Как упрётся рогом, хрен что докажешь.
Но всё же приятно, что она так любит его. Хоть и не понимает — в какую задницу засовывает голову.
* * *
— Ладно, следующее… Твоё желание остаться со мной, чем оно вызвано?… Извини, но в любовь, — Женя ткнул пальцем в куцые трубочки на столе, — я не верю… Вот мой вопрос — почему? Страх потерять семью, страх остаться одной, или, всё же, желание быть со мной. Конкретно со мной. Не из жалости или от привычки…
Внезапно за грудиной сдавило. Зажгло. Боль заставила его согнуться.
Янка подскочила:
— Женечка! Что?!
— Хреново моё дело, — шептал муж, — вызывай скорую.
А сам встал и, согнувшись, мотаясь как пьяный, держась за стенку, побрёл в зал, к тахте. Жена, продолжая разговаривать с диспетчером скорой по телефону, обхватила его за талию и потащила практически на себе.
Евгений, уже лежа, командовал:
— Яна, банковская карта в кошельке, кошелёк в барсетке. Код шестьдесят четыре восемнадцать. Запомнила — шестьдесят четыре восемнадцать. Если я умру — не раскисай. Сразу же, первым делом, сними наличку. Там немного — тысяч восемьдесят. Одна заначка знаешь где. В кресле. Там тоже немного, тысяч пятьсот. Основная наличка — в комоде, правый самый верхний ящик. Там двойное дно… Там много…
— Я знаю, Женя. Я знаю. Помолчи. Успокойся.
Он начал терять сознание.
— Там много… Там больше двух миллионов… Маму не бросай…
Вырубился.
Страшно закричала Машка. Янка побежала открывать приехавшим медикам.
Короче — инфаркт. Операция по стентированию, неделя в реанимации, две недели в общем отделении под наблюдением. Потом две недели в реабилитационном центре «Русь».
Яна привезла его домой — бледного, вялого, худого.
* * *
Она взяла отпуск, чтобы побыть с мужем в сложный период. Начальница вошла в её положение и добавила ещё десять дней без сохранения зарплаты.
Снова сидели на кухне и Женька настырно продолжал.
— Ладно, хорошо. Мы уже выгорели, успокоились… Давай продолжим разговор.
— Женя, тебе нельзя волноваться. Твой врач, Полина Сергеевна, мне сказала, что тебе ни в коем случае нельзя волноваться…. И больше двух килограмм поднимать нельзя.
— Ты думаешь, что если мы не решим наш вопрос, я буду спокоен? Понимаешь, пока я не разгребу это дерьмо, в котором мы оба сидим — я буду волноваться… Я буду сильно волноваться.
— Хорошо, — уступила Яна, — давай поговорим.
— Тогда вопрос, на который ты не смогла… Точнее не успела ответить. Почему ты хочешь сохранить наш брак?
— Женя, ну, дурацкий вопрос. Честно…
— Но ты не можешь на этот вопрос ответить? Да?
— Почему не могу?
Янка начала сердиться.
— Конечно, могу… Просто! Потому! Что я! Тебя! Люблю!… Так — понятно?
— Понятно. Успокойся… Теперь давай сделаем работу над ошибками…
Яна перебила:
— Знаешь, Жень… Пока ты лежал в больнице, я записалась к семейному психологу, и уже два раза с ней встречалась…
— А зачем?
— Я хочу понять, как нам всё исправить… Нам надо с тобой к ней сходить.
— Ты думаешь — она поможет?
— Ну, по крайней мере она дала мне несколько советов… Например — рассказать тебе всё, что ты хочешь узнать. Ничего не скрывать.
Женька заинтересовался.
— И что же ты мне можешь рассказать?
— Ну… Как всё произошло.
Он пожал плечами.
— Я знаю, как всё произошло… С тобой сначала подружились. Мужчина — «просто друг». Это льстит… Потом подсунули фото и видео. Потом пожалели, вошли в положение, посочувствовали…
— Женя, представляешь — когда я ревела над этими фотками, у него тоже слёзы на глазах. Я думала… Я даже представить не могла…
— Он просто хороший актёр. Всё это примитивный пикап. Знаешь — что это такое?
Она горько покивала.
— Вот… А все подробности — «где», «сколько раз», «в каких позах», «получала ли ты удовольствие»… Меня это не интересует. Тебя грубо, примитивно, как последнюю дуру обманули. Это всё, что я хочу знать.
— Жень, ну давай сходим к ней вместе. Вера Павловна, она умная женщина. Может она что-то подскажет.
— Хорошо-хорошо. Сходим. Теперь мы можем поговорить об ошибках?
— Да-да, — отвечала Яна с напускной готовностью и энтузиазмом, — конечно можем.
* * *
— Итак… Почему всё так получилось?
— Наверно потому, что я дура.
Гусаков поморщился. Что за мода у баб — находить примитивные, быстрые ответы.
— Хорошо, давай по-другому — почему ты не пришла ко мне с этой проблемой? Почему ты прыгнула в постель к этому мудаку?
— Женя… Я не знаю…
— Ну, Ян… Тебе же не пятнадцать лет. Думай… Что я делал не так, что ты поверила какому-то прохиндею… Почему ты побежала к нему, а не ко мне?
— Эдик, я…
Янка осеклась, поняв, чьим именем она сейчас назвала мужа. Она замерла с вытянувшимся лицом и с испугом смотрела не него, ожидая взрыва.
Евгений посидел, опустив голову, помолчал. Потом взял со стола хрустальную сахарницу, развернулся и метнул её в кафель. Осколки и сахар разлетелись по всей кухне. Хорошо, Мария в школе, и не увидела этого безобразия.
Женька замычал от злобы и долбанул кулаком по столу. Потом потянулся, накрутил на руку халат жены у неё на груди, потащил к себе через столешницу. Та даже не трепыхалась. Просто закрыла глаза, навалилась на стол, покорно ожидая чего угодно.
Гусаков ничего не соображал, ярость залила его глаза кровавым туманом. Он с трудом сдерживал себя, чтобы не ударить Янку кулаком в лицо. Со звериным рычанием выплюнул:
— Сука! Тварь!
Отбросил её обратно на диванчик, и ушёл в зал на свою тахту. Лег навзничь и уставился в потолок.
Всё напрасно… Ничего уже не исправить… Господи! За что?!… Надо уходить… Чтобы не видеть её… Так… Надо успокоиться… Чёрт, вроде начало всё нормализоваться, и вот… Надо успокоиться…
Мысли метались в голове, как перепуганные вороны. Он никак не мог сосредоточиться на чём-то важном. Крикнул:
— Яна! У нас корвалол есть?!… Накапай тридцать капель…
Жена принесла стаканчик. Она сдерживала рыдания, и тряслась.
Муж раздражённо попросил:
— Ты, это… За базаром следи… А то я тебя ненароком убью.
— Ж-женя, п-п-прости…
Женька сел, хлобызднул лекарство.
Ему уже до чёртиков надоело это «прости». Она повторяла его каждые пять минут.
— Значит так… Кончай посыпать голову пеплом… Больше я не хочу слышать от тебя о прощении. Поняла? Нам нужен реальный разговор. Конструктивный. Поняла?
— Д-д-да, Ж-ж-женя…
— Садись. Будем говорить дальше. И перестань трястись, твою мать! У нас нет времени на истерики…
Подождал, пока она не перестала всхлипывать.
— Ты, что — до сих пор с ним встречаешься?
— Нет… С т-т-того времени… Я его не в-в-видела…
— Тогда, почему?
— Что «почему»?
Гусаков не выдержал, рыкнул:
— Его имя почему?!
— Я всё время думаю об этом… Я всё время думаю, как всё исправить…
Он посидел, больными глазами глядя в сторону. Пробормотал:
— Господи, за что мне это?… Ладно…
Продолжил зло и настырно:
— Повторяю вопрос — почему ты, со своей проблемой, пошла к нему, а не ко мне?
— Я не знаю… Я не могу понять… Перемкнуло что-то.
— То есть — ты настолько мне не доверяешь?
— Доверяю… Я доверяю тебе…
— Дело в том, Ян, что когда случится ещё какая-нибудь херня, ты снова побежишь не ко мне, а от меня. И всё опять рухнет. И на кой хрен нам всё налаживать?… Я не понимаю, когда, в какой момент, потерял твоё доверие? Что я сделал не так? Какие мои ошибки? Думай, Яна, думай…
* * *
Долго молчали.
Потом Янка, всхлипывая, осторожно начала:
— Ты всё работаешь и работаешь… Придёшь домой… Тоже работаешь…
— Так… Понял… Тебе нужно больше внимания. Тебе его не хватало?
Нет, Жень. Не то, чтобы не хватало… Но хотелось бы… Хоть немного побольше…
Спохватилась:
— Но это никакого отношения к моему… К моей измене не имеет… Там совсем другое… Меня просто психически обработали…
— Понятно… Но если я буду больше посвящать времени тебе, то мне придётся меньше работать. Это означает — меньше денег. Я же вкалываю не ради удовольствия, а ради семьи. Чтобы у вас с Машкой всё было…
— Да куда нам столько. У нас уже всё есть. Тем более у тебя сердце… Жень, расслабься хоть немного… Поменьше себя нагружай… Нам и половины того, что ты зарабатываешь хватит вот так…
— Интересно, а почему ты раньше мне этого не говорила.
— Ну… Ты так увлечён своим делом…
— Ясно. Хорошо. Я постараюсь больше времени проводить с тобой и с дочкой. Теперь скажи мне — чего ты ждёшь от меня? Чего ты хочешь в жизни?…
— Я хочу, чтобы всё было как раньше… Я понимаю, что не будет. Но…
— Ладно… Есть у тебя мысли — как ты думаешь исправить ситуацию?
Яна снова надолго замолчала. Глядела в окно.
— Надо к Вере Павловне… К психологу идти.
— И всё?
— Больше ничего придумать не могу… Я думала — подать на Юрьева в суд… Только, что ему предъявлять? Он от всего откажется. Он же не силой меня тянул…
— Правильно мыслишь… Тут, пока я лежал в реабилитации, я набросал кое какие идеи. Упорядочил, так сказать. Где-то мой планшет. Вон он — у телевизора. Подай, пожалуйста.
Яна принесла планшет.
— Полистай.
* * *
Она долго читала. Перечитывала. Подняла глаза на мужа.
— Это всё делать обязательно?
— Почему «обязательно»? Нет, вовсе не «обязательно». Можно вообще ничего не делать, просто развестись и всё.
— Альтернативы нет?
Женька разозлился.
— Послушай… Послушай меня… Ты хочешь всё начать сначала и никакого наказания, и никаких усилий? Я, вот так, просто, должен сказать: — «Всё нормально, дорогая. Подумаешь, два мудака выебли тебя как последнюю шлюху. Что здесь такого. Пустяки, дело житейское…» Ты хочешь, чтобы всё прекрасно закончилось? И дальше только любовь и радость? И ты хочешь этого бесплатно?
Мужика трясло.
— Еще врала мне — «Я всё сделаю! Я на всё готова»! На что ты готова?!… Подмыться?!
— Женечка, успокойся. Я же понимаю, что что-то надо делать. Но это всё…
Женька начал звереть:
— Это? Это грязно и унизительно. Но это нужно для сохранения семьи! Я пытаюсь спасти семью! Ты пойми… У меня дыра в груди, размером с кастрюлю и она болит!… Короче — всё! Всё это бесполезно! Говорить не о чем!
Янка снова испугалась. Перебила:
— Женя, я все сделаю. Я на всё согласна. Ты только не волнуйся…
— Тогда не говори глупостей. Если не согласна, давай не будем мучить друг-друга. Разбежимся как люди. Я же объяснял, что будет очень, очень хреново. Ты решила не разводиться. И что?…
— Женя, — плакала Янка, — я же говорю, я согласна.
— Да нихрена ты не согласна!
Он пораздувал ноздри. Потом попытался встать и уйти, только Янка не дала. Вцепилась в руку:
— Женя, сядь… Прошу тебя — сядь… Я всё сделаю…. Сядь пожалуйста… Давай говорить…
Женька сел со психом. Дернул рукой.
— Отпусти!
Яна отдёрнулась от него, как обожглась.
Он посидел скривившись:
— Твою мать… Ладно. Давай тогда обсуждать по пунктам. Сосредоточься…
Посмотрел на зарёванную жену.
— Может, перенесём на завтра?
Янка пыталась взять себя в руки, судорожно всхлипывала.
— Нет уж… Давай сейчас… Чего тянуть… Давай сразу всё решим.
— Хорошо. Давай тоже корвалолчику хлобыздни. Нам надо спокойно поговорить.
Супруга выпила лекарство, посидели.
— Я Женя… Я спросить хочу.
— Ну?
Помолчала.
— А почему ты не набил им рожы. Там, в сауне. Это был бы поступок мужчины.
— Это был бы поступок долбодятла… Знаешь, у меня с собой был ствол. Ты думаешь — я должен был пристрелить этих уродов? Сесть в тюрягу. Потерять всё. Ты меня что — за дурака принимаешь?
— Нет-нет-нет. Я поняла, Женя. Я глупость брякнула. Нет, конечно, ты всё правильно сделал.
— Ну, слава Богу, хоть в этом согласна. Раз пошла такая тема, тогда ты скажи мне — чего ты от меня ждешь? Чего ты вообще от жизни ждёшь?
— От тебя?… Что бы ты выздоровел… Я поняла-поняла, это не то. Я хочу от тебя… Любви, Женя, я хочу от тебя. Я хочу, чтобы ты перестал меня ненавидеть. Я тебе честно скажу, я иногда удивляюсь, глядя на тебя… И горжусь тобой… Да-да. Не усмехайся. Другой бы давно ушёл, запил, загулял, оскорблял бы и дрался… А ты бьёшься за семью… Я только сейчас поняла — как мне повезло с мужем. Ты не думай — я это от всего сердца… Вот у Светки муж. Ушел к другой. Зарплату от алиментов прячет. Он прячет деньги от своих детей! Я представила и поняла — ты бы так никогда не сделал. Никогда…
Она опустила голову, закрыла глаза, помолчала,
— Я хочу… Вернуть тебя. Потому, что ты сейчас не со мной. И я все сделаю. Всё, что ты тут написал. Если это поможет тебе вернуться… Женя, я готова себе ногу отпилить, если это вернёт тебя…
— Ну-ну. Ногу-то зачем? Ты как скажешь… Давай по порядку. Обсудим каждую строку.
* * *
— Хорошо,. .. — Янка прочитала, — первое — тест ДНК на отцовство.
Женщина грустно усмехнулась:
— Да ты просто подойди с Машкой к зеркалу и всё станет ясно.
Она выставила ладошки:
— Нет-нет. Тест, так тест. Я не против. Ты же не сомневаешься в том, что Мэри твоя дочь. Ты же просто… Инстинкт, короче у тебя срабатывает.
— Да. Ты правильно поняла. Надо найти, где делают такой тест.
— Ладно. Дальше. По венерическим… Я не знаю, Женя. Они же были в презервативах.
Женка посерел.
— Спасибо, что уточнила детали. Не даёшь мне забыть. ..
— Жень, ну прости дуру.
Он снова рассердился:
— Блин, достало уже!… Ещё раз ты произнесёшь это слово — «прости», и ничего не будет! Я с тобой больше не стану говорить!
— Всё. Я больше не буду.
Он снова посопел, сжав губы.
— Ты хорошо помнишь всё, что там было?
— Ну… До определённого момента… Пока на вырубилась…
— А тогда какого хрена ты утверждаешь?!…
— Женя… Прос… Чёрт. Я поняла. Без вопросов. Конечно, я сдам анализы.
— Ладно… Какой там третий пункт?
— Я не беременная, — сразу опровергла Яна.
— Откуда информация.
— У меня две недели назад были месячные.
— Мне нужно знать, что ты не сделала втихую аборт.
— Я не знаю — как это доказать. Впрочем… Аборт дело не быстрое, там кучу времени надо потратить… Часами в очередях стоять… А я всё время на работе, или у тебя в клинике, или с Машкой. У меня времени не было, чтобы лечь на прерывание.
— Медикаментозный?
— Я не знаю, как это доказывать.
— Да твою же мать! Мне что теперь этим вопросом всю жизнь мучиться?… То есть — ты не забеременела? Нет?… Ччччёрт! Как это проверить?
— Жень, я поспрашиваю у наших баб. Может, кто, что-то и подскажет.
— Ладно… Теперь следующее… Ты должна привыкнуть, в случае чего, бежать не от меня, а ко мне. Что-то стряслось, пусть даже самое ужасное, ты идёшь ко мне, мы садимся и разговариваем. И уже вместе предпринимаем что-то. В особо сложных случаях — банально прятаться за мою спину. Я буду разбираться сам.
— Я поняла… Я согласна…
— Вот, если бы ты, с этими грёбаными фотографиями, сразу пришла ко мне, и мы бы сели разговаривать, и выяснять отношения… Что бы дальше было? Ну?…
— Ничего бы не было. Ты бы просто мне объяснил — что к чему, и всё. Просто — ничего бы не было.
— Вот именно! Значит, тебя надо дрессировать. Выработать у тебя условный рефлекс. Чтобы в будущем не происходило такого говна. Впрочем, и это не полная гарантия…
— А как это будет?… Ну… Происходить?
— Это будет происходить неожиданно. Именно в этом весь эффект.
— Да. Конечно, я согласна… Куда я денусь.
* * *
Тут пришла Маша:
— Па, ну что вы решили?
— Мы ещё обсуждаем, солнышко. Но кое-что уже решили.
— Вы не расходитесь? — нахмурился ребёнок.
— Нет, солнышко, не расходимся.
Яна добавила:
— Мы ищем выход. Мы его обязательно найдём.
Мария с подозрением посмотрела на отца. Потом на мать.
— Родители! Я на вас надеюсь…
У Яны снова слёзы. Она обняла дочку.
— Сокровище моё… Мы ради тебя всё сделаем… Всё…
— Мам, можно я пойду на улицу. Танюха звонила, она на детской площадке меня ждёт.
— Только недолго. На улице холодно. Немного погуляете, и домой. К нам, или к Тане.
— Хорошо!
И дочка упрыгала на улицу.
* * *
Женька снова взялся за дело.
— Хорошо. Теперь вернёмся к нашим баранам. Тащи ноутбук.
Гусаков скачал файл со своего телефона на «ноут» и включил просмотр.
В том месте, где Янка, пьяная, голая и расхристанная, сидела бесстыдно расшеперившись меж двух мужиков, Женька остановил просмотр.
— Так… Кто из них — кто?
Янка, красная от стыда, пояснила:
— Вот этот, справа от меня, это Юрьев. А второй, тот, что слева, это Коля.
— Что за «Коля».
— Не знаю, Жень. Он у Эдика на побегушках.
Она, смущаясь и пряча глаза, выдавила:
— Женя, это опасные люди. Они готовы на любую подлость. Подумай, — стоит ли с ними связываться?
Женька зло усмехнулся:
— Я сам — опасный человек. И я готов на страшную и изощренную подлость. И это, именно им, не стоило связываться со мной. Вся их жизнь уже пошла под откос. Они уже сдохли, хоть ещё не догадываются об этом.
Янка, как-то с испугом посмотрела на мужа.
— Жень… Ты как-то нехорошо это сказал…
— Естественно. А ты ждала, что я испугаюсь? Или перекрещусь на восток и прощу им всё? Или что?
Янка промолчала. Ничего не ответила. Только спросила:
— А мне что делать?
— Иди, садись за дочкин компьютер, посмотри сайты администрации города и департаментов. Надо найти — что это за «Коля». А я пока простучу Юрьева. Как его полностью кличут?
— Эдуард Николаевич.
— Ага. Поехали.
Через полчаса, Женька нашёл и просмотрел все «аккаунты» Юрьева. Общительный, оказался, мужик. И в «Одноклассниках», и «В контакте», и в «Твиттере».
В «Инстграме», правда — нет.
Жена. Трое детей.
Семьсот тринадцать фотографий только в ОК!
Он с детьми. Жена с детьми. Он с женой. Он с женой и с детьми. И везде безмятежно и белозубо улыбаются. Весёлые и радостные. Счастливая семья.
Суки.
Пришла Яна.
Выяснила, кто второй половой гигант — Николай Александрович Кузнецов. Энергетик в департаменте. Молодой совсем. Двадцать шесть, всего. Молодой, но ранний.
Женька показал аккаунты Юрьева.
— Как думаешь, — он высоко ценит свою семью?
— Конечно! Вон, какой улыбающийся. Детей обнимает.
— То есть, даже той съёмки, что в сауне, хватит, чтобы развалить его благополучие?
— Не знаю, Жень. Он большой артист. Я убедилась…
Помялась:
— И я бы не хотела, чтобы та съёмка выплыла.
— Может случиться так, что она и не понадобится…
— А если всё же понадобится — ты её используешь?
— Да, Яна. Да. Для того, чтобы уничтожить эту тварь, я могу пойти на многое.
Яна посерела лицом, констатировала:
— Ты меня не любишь…
— А я и не отрицаю. Иногда, я тебя ненавижу… Подумай — может всё же лучше разойтись?
— Да пошёл ты!… — Яна психанула. — Что ты всё к разводу подталкиваешь?! Что ты меня им всё время тыкаешь?! Ну, иди — подавай на развод!…
— Отлично. Тогда всё прекращаем, и я пишу исковое…
— Постой, Женя, — опомнилась Янка, — ну ты что — как этот? Если уж я тебе безразлична, ты о Мэри подумай. Давай успокоимся и будем думать дальше…
— А я спокоен, — пожал плечами Евгений. — Это ты психуешь… Сразу прими факт, что кино в сауне использовать придётся. Никуда не денешься… Пошли, покажи мне этого Кузнецова.
Второй — тоже молодец.
Во всех социальных сетях тусуется. Стихи пишет. Складные, кстати стихи.
Фотографии выставляет. В основном, природа. Утверждает, что это он автор. Красивые, кстати, фотографии.
Короткометражки свои демонстрирует. Интересные такие фильмы.
Талантливый, короче мужичок.
— Вот с него и начнём, — объявил муж.
— А почему именно с него? Что в нём такого? Мне кажется — главный там Юрьев. А Кузнецов так… На подхвате.
Евгений почесал переносицу:
— Ты знаешь… Я плохо себе представляю человека, заместителя главы департамента, с женой и тремя детьми… Который бы сидел и скачивал фильмы с порносайтов. А потом ещё и обрабатывал их в редакторе… Это — Кузнецов. Это его работа.
Посмотрел строго на Янку:
— А теперь у него компромат на тебя. Он же снимал твои порнографические кувыркания в гостинице?
— Я не знаю.
— А я знаю. Не мог он не снимать. Уж больно благодатный материал…
Яна поморщила носик.
— У него что — ни жены, ни детей? На фотках одна природа…
— Адрес этого Николая «святого угодника» нашла?
— Нет, — огорчилась Янка.
— Нам нужно больше информации. Ты можешь в своём отделе кадров посмотреть досье на этих ребят.
— Могу. Съезжу в офис…
— Янка, я… Точнее — мы… Мы собираемся провернуть дела, очень близкие к криминалу. Поэтому… Ты меня слушаешь?
— Да-да, Женечка.
— Всегда думай о том, чтобы оставлять как можно меньше следов. Продумывай мелочи. И ничего без моего разрешения. Ничего! Знаешь, сколько людей прокололось на пустяках? Очень многие мои клиенты вели себе чересчур самонадеянно. И поплатились. Нам таких промахов допускать нельзя…
Задумался.
— А знаешь что — позвони твоей Насте. Пусть соберёт на них информацию. Вечером за ней съездишь, привезёшь сюда, в гости. А потом отвезёшь домой.
* * *
— Я тут ещё вот что подумал… Тебе наверно тяжело водить мой «Пилот».
— Конечно тяжело. Такая махина. Я постоянно в напряжении. Порулю часок, потом спина болит…
— Давай купим тебе что-нибудь маленькое и удобное.
И они тут же собрались, поехали в автосалон и купили маленький автомобиль — «хонду джаз». Янке она очень понравилась. Отстегнули сразу наличкой восемьсот пятьдесят тысяч.
Потом Женька созвонился со своим знакомым гибэдэдэшником, с просьбой оформить документы, и выдать номера. Буквально на следующий день всё оформили и получили.
Янка катила на своём личном автомобильчике следом за Женькиным внедорожником и сияла.
Дома она рассказывала, взахлёб, о том, какая удобная и легкая в управлении её новая машинка.
* * *
Потом она созвонилась со своей подружкой, Настей Губиной, и попросила об одолжении — распечатать втихую досье на двух работников администрации.
Вечером на новой машине забрала её из мэрии и привезла домой. Накрыли заранее богатый стол.
Настя удивилась:
— Что празднуем?
— Новую хонду обмываем.
— Счастливая ты Янка… — шептала Настя, — Мне бы такого мужика… Ты вон с Юрьевым… А он тебе в подарок машину…
— Тихо, Настенька, тихо. Не расстраивай мне мужа, ему нельзя.
Евгений, слышавший всё это, только поморщился и тяжело вздохнул.
Когда сели за стол, Анастасия поинтересовалась:
— Жень! А что у тебя с лицом?
— Подрались с Янкой, — отмахнулся тот.
Настя округлила глаза и уставилась на Янку.
— А чего не поделили?
Евгений неопределённо пояснил:
— Она не хотела…
Яна судорожно вздохнула и ничего не добавила.
Гульнули лихо. Женька-то непьющий, а «дамы» ухрюкались. Так повеселились, что Настя не смогла стоять на ногах. Осталась ночевать у Гусаковых. Хорошо, что девица незамужняя, может себе позволить.
А Мария сердилась на мать. Выговаривала:
— Мам! Ты, что — меры не знаешь? Помнишь, где ты оказалась последний раз, когда напилась? А?
Янка пустила слезу:
— Дочь, прости меня. Прости меня, дуру. Мне тяжело. Я пытаюсь забыть…
— Знаешь, мама… Папке, думаю, не легче. Но он же — как стёклышко…
Яна плакала и лезла к мужу целоваться.
Он подумал: — Надо в будущем запретить ей алкоголь. Совершенно не чувствует края… Сегодня-то — ладно. Сегодня — для дела… В случае чего, Настя скажет, что машину обмывали, а не документы привозила.
* * *
На следующий день, после завтрака, Гусаков отвёз Марию в школу, Настю на работу, а с Янкой поехал на левый берег, к семейному психологу. Женька считал эту затею бесполезной, но жена настояла.
Кабинет психолога выглядел уютно.
Всё было достаточно продуманно. Два кресла в теплых тонах стояли рядом. Видимо для семейной пары. Стол, компьютер, мягкие плотные шторы. Весь вид помещения навевал спокойствие.
Психолог — молодая женщина, лет тридцати, не более. Довольно симпатичная брюнетка. Складывалось впечатление, что очки на ней сидели исключительно для солидности.
Она поздоровалась, каким-то домашним голосом с материнскими интонациями:
— Присаживайтесь.
Указала на кресла.
— С Яной Глебовной мы уже знакомы. А вы, полагаю, её муж, Евгений Владимирович?… Я уже несколько знакома с вашей проблемой…
Женька перебил:
— Я хотел бы, Вера Павловна, чтобы всё сказанное здесь осталось между нами…
— Это само собой разумеется. Не волнуйтесь, всё будет строго конфиденциально.
Нет, — подумал Женька, — не сможет она ничем помочь…
Психолог начала:
— Насколько я понимаю в вашей семье кризисная ситуация. Я полагаю, что главная ваша проблема — утрата доверия… Доверие, это одно из сильнейших и важных чувств, которое можно очень легко утратить. Но, если во взаимоотношениях между супругами есть доверие, им не страшны сплетни и языки недоброжелателей…
— Подождите, остановил её Евгений. Нам не нужно рассказывать о том, как важно доверие… Есть факт — доверие утеряно. Мне лично не нужны лекции о морали, о нравственности или о христианском всепрощении. Я говорю о физиологии. Мне нужны методы и приёмы. Если они у вас есть — помогите. Если их нет, — ну, на нет и суда нет.
— Но, мы сначала должны разобраться в вашей ситуации.
— Яна, — удивился Женька, — ты что, не рассказала?
Яна заторопилась:
— Нет, я всё рассказала. Я все вам рассказала, Вера Павловна.
— Я знаю последовательность событий. Но я не знаю что вы, Евгений, чувствуете, и как вы к этому относитесь.
— Как я отношусь к этому? — усмехнулся Женя, — Как обыкновенный рогатый муж… А что я чувствую?…
Он долго хмуро думал, потом, неожиданно для себя самого, разоткровенничался:
* * *
— Я искалечен… Я растоптан как личность и уничтожен как мужчина. Я изо всех сил пытаюсь сохранить семью. Но мне каждую ночь снится этот кошмар — моя голая жена в окружении голых мужиков. Я очень давно нормально не спал…
Женьку понесло:
— Я раньше был счастлив, как…
Он повернулся и начал рассказывать уже не психологу, а жене:
— У меня была любимая женщина. Она родила мне мою девочку. Моё солнышко. Моё «всё»… Я ведь,. .. — дыхание у него перехватило, — Яна, помнишь — как я ласкал твои губы, твои сосочки. Как я целовал твою… Я наслаждался этим. Как часто я это делал? Скажи…
Янка капала слезами:
— Да каждый вечер…
— А почему я так делал?
Жена смотрела на него с тоской и надеждой. Он продолжил:
— Потому, что я любил тебя. Я без ума любил тебя. Твоё тело, твои губы, твои груди, твою… Теперь они обмусолены чужими слюнявыми ртами… Когда я начинаю думать о… О близости с тобой… И сразу перед глазами картина — ты сидишь на этом проклятом диване и у тебя из… Из тебя вытекает сперма какого-то мудака… Ты испортила мои любимые игрушки. Их надо ремонтировать, а я не знаю — как. Волшебство исчезло… Мне часть души ампутировали.
У Женьки у самого от таких откровенностей навернулись слёзы. Он горько выговаривал супруге:
— Яна, я пережил такой позор… Жена, пьяная и голая. Я тащу её домой, а она упирается и оскорбляет меня. Народ вышел из номеров, смотрят, смеются… Как ты это исправишь? Чем компенсируешь это унижение? Мы же с этими людьми в городе сталкиваемся. В меня пальцем будут тыкать. Это унизительно…
Он задохнулся от наплыва эмоций.
— Ещё и рожу мне ободрала! Ну, ладно, другим я скажу, что кошка там… Или ещё что. А как я сам с этим вечным напоминанием буду жить. Каждое утро я бреюсь и вижу в зеркале омерзительно обманутого мужа.
Евгений горестно замолчал. В кабинете настала долгая тишина. Наконец он продолжил:
— Я понимаю — у тебя крышу сорвало от расстройства и ты… А мне-то что теперь делать? А? Моя любовь умерла. Как её реанимировать, я не знаю. Моя жизнь закончена. Впереди унылое, безрадостное существование с постылой супругой… Скажу честно — я хочу тебя убить и закопать где-нибудь в лесу…
Яна, белая как мел, прижала ладошки к щекам, шептала:
— Женя… Прости… Боже… Что я наделала… Что я с тобой сделала… Прости, Женя…
— Яна, мне больно. Душа болит. Мне так больно. Эта боль так невыносима, что иногда я думаю о том, чтобы убить себя. Чтобы не мучиться и тебя не мучить. Терпеть эту боль иногда…
— Женя, прости… Я не думала, что всё так…
Вера перебила её:
— Яна Глебовна, вам надо выслушать его до конца. Выслушать и постараться понять.
А Гусаков огорчённо выговаривал:
— Да что ты всё — «прости». Если бы тебе показали эти сраные фотки и дали бы пистолет, ты бы меня убила? Скажи честно? Убила бы?
Янка сидела, закрыв глаза, и капала слезами.
— И в какую задницу тогда бы засовывать твоё «прости». Так вот — ты убила меня. А покойникам насрать на «прости» от убийцы.
Вера сняла и спокойно протёрла очки.
— Я вас поняла, Евгений. Но, в отличие от других подобных случаев, в вашем деле есть и положительные моменты.
Женя, в ожидании, поднял брови.
— Смотрите, — продолжила психолог, — вашу жену не изнасиловали. Если бы в её измене был элемент насилия, то Яна Глебовна, как это часто бывает, потеряла бы интерес к сексу, и тогда было бы вообще сомнительно восстановление вашей семейной жизни.
Она обратилась к Яне:
— Или я ошибаюсь? Насилие всё же имело место.
— Не знаю, — растерялась Яна, — я пьяная была.
— То есть сам момент совокупления вы просто не помните?
— Ну, почему не помню… Помню.
— Но, в любом случае, психическая травма от насилия вам не нанесена?
Яна в сомнении пожала плечами:
— Да вроде — нет.
— Ладно. Хорошо. Отойдём от этого вопроса. Второй положительный элемент, Евгений, — жена вас любит. Искренне и всей душой любит. Бескорыстно и отчаянно. Я в этом деле разбираюсь. Повидала…
Третий положительный факт — она искренне раскаялась, и, я думаю, впредь такого не повторится.
Женька уже успокоился.
— Я это прекрасно вижу. И я это ценю.
Вера слегка подалась вперёд.
— И главное — вы, Евгений, хотите сохранить семью. Это очень важно.
Гусаков горько выдохнул.
— А делать-то что?
— Я бы хотела, чтобы вы выслушали вашу жену.
Евгений и психолог выжидательно уставились на Янку.
* * *
— Я не знаю, что сказать…
— Расскажите, что вы чувствуете в этой ситуации. Не для меня — для мужа.
Яна надолго задумалась. Наконец подняла взгляд.
— Мне плохо… Мне страшно… И обидно…
Она горестно пожала плечами.
— Я не могу говорить так, как ты, Женя. Но мне очень плохо…
— Чего вы боитесь? — задала наводящий вопрос Вера.
— Я боюсь, что муж от меня уйдёт. И… Для меня это катастрофа. Я не могу нормально спать. Я не могу нормально есть.
Она судорожно вздохнула, достала из сумочки салфетку и вытерла глаза.
— Я в растерянности. Ведь я не сделала ничего плохого. Никому. За что они со мной так? Вы можете мне объяснить — почему со мной так поступили?
Вера Павловна слега покивала:
— Зависть, Яна Глебовна. Зависть страшное и разрушительное чувство. Чужое счастье у многих окружающих вызывает «жабу». Слышали такое выражение — «жаба душит»? Видимо вы были слишком демонстративно счастливы, чтобы вас не попытались… Я бы сказала — осквернить.
— Женя, — обратилась Яна, — я не понимаю, как нам теперь со всем этим жить. Я тоже иногда думаю о суициде. Но Мэри… Я не понимаю — как так можно? Просто, мимоходом сломать чужую жизнь… Что это за люди такие?
Женька смотрел на жену, и сердце переполнялось жалостью.
— Это, Яночка, обычные люди. Это наше окружение. Особенно во власти. Там таких большинство… Люди, облечённые властью, с повадками и идеологией гопников.
Он подвинулся к жене и обнял её. Вера Павловна тактично молчала.
— Женечка, ты прости меня. Я ведь не со зла…
* * *
Даже психолог расстроилась от таких откровенностей. Покрутила огорчённо головой:
— Мда, Яна Глебовна… Ваш дом разрушен. Извинениями и просьбами о прощении его не восстановить. Его надо строить заново…
И Женьке:
— Евгений Владимирович, мне кажется — вам надо спокойно переждать. Лучше это делать в одиночестве. Со временем всё проходит. Пройдёт и эта боль. Надо думать о хорошем. Вспоминать счастливые моменты вашей семейной жизни и постараться забыть…
Но Гусаков её перебил:
— Как? Как забыть? Вырезать ту часть мозга, где хранится информация? Подскажите мне методику забывания.
— Есть такая методика. Называется «Горящее письмо». Вы записываете все ваши воспоминания на листке и потом сжигаете его…
— Господи! Я же не деревенская барышня, гадающая на жениха… Это уже для совершенно тупых. Вы бы ещё к гадалке предложили сходить… Какое отношение горящий лист имеет к нервным процессам в мозгу. Я понимаю… Сейчас вы попробуете меня переубедить. Я, возможно, пойду у вас на поводу и проделаю этот глупый фокус. И ничего не получится… Что дальше?
— Повторяю, — нужно время. Со временем боль утихает, неприятности забываются.
Женька покривился, покрутил головой.
— Тогда банально. Вопрос примитивной физиологии. Сейчас о сексе с женой не может быть и речи. Сколько времени мне понадобится, чтобы «забыть»? Сколько лет мне жить евнухом? Десять лет? Двадцать?… Сколько ещё инфарктов надо пережить. Что ещё «хорошего» у меня впереди — инсульт, рак простаты, психушка… Простите, Вера Павловна, но боюсь, вы мне ничем помочь не сможете… Яне — сможете. Мне — нет.
Вера Павловна посмотрела на него над очками и спросила:
— А вообще, вот так, чисто по-человечески — чего вы хотите?
— Я хочу уйти и больше не видеть эту женщину, не слышать её голоса. Она меня раздражает. Я хочу спокойно ложиться спать и спокойно просыпаться. Один… Я хочу просто выспаться, в конце концов, не вскакивая от кошмаров.
— Ну, так разойдитесь, и всё. Поживите некоторое время по раздельности.
Евгений удивился:
— А вы точно — семейный психолог?
Вера обиделась:
— Не надо сомневаться в моём профессионализме… Встречаются случаи, которые безнадёжны. Я думаю вам надо уйти и пожить одному. Временно, конечно…
— Женя, — затревожилась Янка, — не надо. Не слушай её.
Женя объяснял психологу, как ребёнку:
— Видите ли. Кроме моих желаний, есть ещё чувство ответственности. Перед моим ребёнком. Прежде всего — перед ребёнком. И перед супругой. Она же у меня не шлюха, и у неё неприятности. А в ближайшем будущем у неё ещё большие неприятности… Есть такое слово — «надо»… Поэтому…
Он вздохнул:
— Я понимаю, что вероятность восстановления семьи ничтожно мала. Но я испробую все средства, которые мне доступны, и которые придут мне в голову. А уж если не получится, то…
С минуту длилось молчание.
Гусаков успокоился.
— Ладно, Яна, пошли. Или ты ещё поговоришь?… Ну, тогда я жду тебя в машине.