Я смотрел на стройный силуэт жены, прорисовывающийся на фоне окна. В комнате было темно, подробности размазывались неаккуратной краской глубокого вечера.
Татьяна стояла спиной, потягиваясь: стройная спина с тонкой талией совсем юной девицы – что не соответствовало реальности – нам обоим перевалило хорошо за тридцать – и поджарая попочка напоминали самое примитивное из сравнений – гитарный стан. Она была обнажена… Почти… Сомнительный топик, свободно висящий на груди, что если заглядывать снизу вверх, с кровати, вполне можно было разглядеть замечательный второй размер.
— Ты бы трусики одела, — буркнул, чувствуя, что похоть не проснулась, но томление в теле заявило о себе. Рефлекторно потянулся рукой к своему станку, и начал ласкать, чтоб он легко, как первогодок по команде, подскочил, принимая боевое положение. И отработал не как призывник, а опытнейший контрактник.
— Зачем? – легкомысленно ответила Танька, поворачиваясь и руками беря себя за грудь, слегка сжала, чтоб на фоне полупрозрачной, но не различимой в темноте – просто я знал об этом – ткани, прорисовались напряженные сосочки. Уличное освещение, приглушенное: свет рассыпался прахом, ударяясь о густую листву многолетнего клена, создавало удивительную атмосферу, способную пустить воображение вскачь в любую сторону. – Я так в полной безопасности. Ты предпочитаешь брать меня, когда я в белье.
— А одеться не хочешь?
— Не-а… Трусики могут и не понадобиться – мы же на море? На всякий случай, я и купальник положила в сумочку.
— Думаешь, не понадобится?
— Как знать.
Разговоры завели меня больше, и член стоял уже несгибаемым бойцом.
— Тебе не кажется, что ты много говоришь?
— Эт намек взять в ротик? – догадливо протянула Татьяна.
Я неопределенно промычал.
— Нет, не буду! – решительно заявила жена. – Лучше смотри на меня.
Она присела на подоконник, спиной облокачиваясь на стекло. Раздвинула ноги, чтоб в падающим по сторонам от нее свете я мог разглядеть загадки женских прелестей. Одной рукой продолжила ласкать сисечки, а вторая опустилась к киске. Чтоб мне было интереснее смотреть немое черно-белое кино на фоне уличных фонарей, принялась озвучивать.
— Знаешь, а пальчики уже намокли… Я только прикоснулась к губкам, они сразу стали влажными… И дырочка тугенькая… Один пальчик входит легко, — она засунула его глубоко, на мгновение замолкая, закатывая глаза и тихонечко постанывая, глубоко вздохнула, что надо отвлекаться и продолжать рассказ, — а два уже – с трудом. Как раз готова для твоего члена… Трахнешь меня? Или вылижешь?
Я, признаться, не в восторге от куниллингуса, но, Танька, как и большинство женщин, его обожает. А еще утверждает, что я прекрасно его делаю. Не врет, развратная сучка, это я умею, даже если и не хочу – это мне говорили и другие девушки.
— Я подумаю… — неопределенно ответил, что, скорее, означало «нет», чем «да».
— Фи, какой ты… эгоист.
— Ты не знала?
— Знала, но все равно выходила замуж… Знаешь, а может, мне ничего не одевать? – перевела разговор Татьяна.
— Как так?
— Ну, не совсем ничего… Босоножки-то я обязательно одену!
Я задумчиво пожевал губу.
— Думаю, не стоит…
— Чего? – притворно удивилась Танька, готовая к любому разврату, кроме мужского гомосексуализма.
— Соседи считают нас более-менее приличной семьей.
— Ну, пусть считают менее.
— Пусть лучше более, — пошел на попятную я. Все-таки дети еще по улицам шатаются, а какую бабулю и инфаркт хватить может.
— Ладно, — помолчав, согласилась жена. – Рано еще. Половина окон светится, кто-нибудь точно заметит. – Она притворно вздохнула. – Придется одевать трусики. Какие ты бы предпочел: стринги или шортики?
— Я? Обычные, собственные.
Танька сразу не сообразила, корча удивленную физиономию, а потом скривилась.
— Тю, дурак! Я про свои…
— Что-нибудь легкое и прозрачное.
— Как топик?
— Как топик. Чтоб открывали больше, чем закрывали…
— А ты знаток женской моды, — она гибко извернулась, опять становясь спиной, а скорее, попкой: выгнулась чуток, раздвигая ножки, чтоб я, хоть и не увидел в темноте возбужденную киску, но понял, что она «готова к употреблению». – Схожу, пороюсь в шкафу, подберу что-нибудь.
Через минуту вернулась, зажимая в руке невесомую ткань и, чтоб я видел, как она одевается, стала напротив окна. Медленно натянула трусики: строгие, закрывающие и попку, и лобок, если б не одно но: они были насквозь прозрачны, телесного цвета, потому, все прятали, но ничего не скрывали.
Я медленно и лениво приподнялся на локтях.
— Наверное, я воспользуюсь твоим предложением.
— Каким это?
— Взять тебя.
— Я разве себя предлагала? Предлагала полизать – помню, взять – не помню.
— Вот за это я тебя и трахну – за плохую память! – искрутился я, собираясь «вставить» жене.
— Не получится, — прицокнула языком Танька, — с памятью у меня в порядке. Кроме куниллингуса ничего не предлагала.
— Ой, много говоришь! Может, тебе рот чем-нибудь занять?
— Так сильно хочется? – притворно удивилась она. – Ладно, — снизошла до простых смертных, — отдамся тебе. Если обещаешь на море не халтурить.
— Что значит не халтурить?
— Не халтурить – значит, еще раз за меня взяться. Чтоб, так сказать, провести слияние не только с тобой, но и природой.
— Танька, ты случаем не филолог?
— Психолог.
— Оно и видно, совсем голову задурила. Я уже и забыл, куда тебя трахать!
— Куда душа пожелает, точнее, острие мужской души… Но, — жена положила ладонь на киску, прикрытую невесомой тканью, — я бы предпочла детородные органы, а то трусики от таких разговоров намокли. Проверь, — она призывно протянула руки, приглашая прикоснуться к «сладким» местам. И присела на подоконник, широко разводя ноги в сторону.
Влага появилась на пальцах, едва я прикоснулся к полоске трусиков, прикрывающих губки и дырочку. Они пропитались от возбуждения, а бутончик набух и раскрылся, готовый принимать. Я начал легонько массировать вход в дырочку, и Танька прикусила губу от удовольствия, но не издала ни звука. Запрокинула голову, что я поцеловал открытую шею. Коснулся языком упругой кожи, провел от плеча до уха.
Палец, растягивая ткань, неглубоко проник во влагалище и в этом месте трусики совсем растеклись, а когда я начал двигать туда – сюда, писечка жены захлюпала. Короткие возбужденные вздохи ласкали слух – Танька поплыла, упираясь руками в подоконник и спиной в оконное стекло, начала медленно, ловя мой такт, двигать бедрами, увеличивая ощущение проникновения.
Я любил ласкать ее руками, стараясь довести до оргазма: раздразнив дырочку, поднимался к клитору, и, найдя бусинку у основания губок, начинал легко касаться пальцами, скользя в горячей смазке.
— Не надо, — она остановила руку, цепко перехватывая гибкими тонкими пальцами.
Соскочила с подоконника, оборачиваясь спиной и упираясь ладонями с широко растопыренными пальцами в оконное стекло, ставшее горячее летней крымской ночи от ее обжигающего дыхания, нагнулась рачком.
— Войди, — сказала просяще – требовательно.
Дважды просить не пришлось – я и сам того желал, Танька только подтолкнула, беря действо в собственные руки. Если выражение, пардон, подходит.
Обнял сзади, плотно прижимаясь к попке разгоряченным членом, начал водить по ткани трусиков, чувствуя шероховатость «сеточки». Она подалась вперед, стараясь усилить контакт, я почувствовал себя основательно зажатым, член с трудом елозился между разгоряченных тел. Руки взялись за грудь, водя ладонями нежно и неторопливо, и сжимая сисечки грубовато, по-хозяйски, чтоб стало немного больно, но, Таньке иногда это нравилось. Я мял через ткань, не собираясь залазить под топик. Тончайшая преграда дополнительно возбуждала. Губы прикоснулись к шее, кончик языка бродил от плеча до уха, иногда покусывая мочку. Благодарный стон был наградой за нежность. В паху свербело, разгоряченное орудие просилось в бой, но, я дразнил и ее, и себя, оттягивая удовольствие.
— Ну, трахни меня! – приказала жена, теряя терпение, и, отпихивая попку назад, желая насадиться на член.
— Не спеши, — прошептал на ушко, опускаясь руками к ее бедрам. Поднялся на талию, пальцами массируя плоский животик, и едва касаясь верхней резинки трусиков. Опустился вниз, минуя писечку, на внутреннюю часть бедер и начал гладить между, по-прежнему игнорируя разгоряченную киску. Танька подалась на меня, массируя член попкой, что захотелось войти между ягодиц, но жена поняла желание.
— Не сейчас, я не готова…
— Очень жаль…
— Знаю… Не останавливайся.
Наконец, пальцы добрались до киски: вернувшись на живот, вдосталь нагулялись, скользнули под трусики, через верхнюю резинку, чувствуя под кожей узенькую полосочку коротеньких волосиков. Недолго забавлялись, а едва пошли вниз, к половым губкам, Танька раздвинула ножки, облегчая доступ.
Я запустил всю ладонь, чувствуя горячую влагу: бутончик раскрылся, источая сок желания. Стянул трусики до середины бедра, и, властно наклоняя жену рачком, заставил оттопырить зад, чтоб член уперся в писечку, касаясь дырочки. И снова дразнил – не вошел, а прикоснулся к влажной киске, упираясь в щелку, едва надавливал, и тут же отпускал. Танька заводилась все больше, стараясь насадиться на член, но я придерживал ее руками. Входя едва ли на длину головки, доводил ее до исступления, и, когда жена начала стонать и тихонечко поскуливать, резко вошел, стараясь пронзить насквозь. Она вскрикнула и вздрогнула, а после я уже двигался в ней, насаживая на член резко, сильно, но редко. Головка упиралась в шейку матки, отчего я чувствовал массирующие прикосновения. Танька задвигалась навстречу, стараясь усилить контакт – возбужденная до нельзя, она хотела получить долгожданный оргазм. А я, напротив, постарался замедлиться, а потом остановиться: когда она рачком, я кончаю быстро, не успевая зачастую довести ее до конца.
Танька недовольно замурчала, и, чтоб я мог глубже входить, закинула колено на подоконник, открывая больший простор моим движениям, и выгибая спину сильнее.
Я глубоко вздохнул, восстанавливая дыхание и оттягивая свой оргазм, вышел из жены. Не останавливая ласк руками по вспотевшему от секса телу, принялся языком и губами массировать шею. Она подалась, прижимаясь плотнее, рукой нащупывая член, измазанный ее соком. Ухватила и стала мастурбировать, пальчиками поглаживая головку.
— Продолжай, — прошептала, целясь инструментом в киску.
Я не стал дразниться – хватит уже – и спокойно, уверенно, чувствуя силу в члене, вошел в писечку жены. Максимально. Она ахнула, и закрутилась на члене, стараясь маткой угодить на головку. Я долбал ее с силой, но стараясь сдержать порыв, не кончить раньше времени. Потому движения оставались неторопливыми, хотя Танька извелась, желая вспыхнуть оргазмом.
Повернулась, залезла задом на подоконник, чтоб я мог входить спереди.
Мы слились в поцелуе, губами и языками лаская друг друга, я крепко сжал сисечки, что она вскрикнула от боли. Я снова вошел в раскрытую киску, влажную и желанную. Она обхватила меня ногами, не просто предоставляя писечку в интимное использование, но и упорно настаивая на нем, на максимально глубокое проникновение. Я долбал ее сильно, страстно, но не долго.
Очень скоро дошел до верха вожделения, и сильная струя ударила во влагалище жены. Танька пронзительно застонала, впиваясь зубами мне в плечо, довольно больно, скажу я вам, и крепко прижимаясь ко мне.
Мы замерли на мгновения, каждый прислушиваясь к собственным ощущениям…
— Ты кончила? – задал я извечный и глупый мужской вопрос.
— Кончила.
— Врешь?
— Как знать, — проворно соскочила с подоконника, и, прижимая ладонь к писечке, чтоб вязкие белый капли не пролились на ковер, побежала в ванную.
— Стой, — я схватил ее за руку. – Ты куда? – вопрос идиотский, но такие мне нравятся.
Она пожала плечами, показывая отношение к вопросу вообще, и к задающему в частности.
— Подмыться.
— А может мне хочется тебя на море по уже смазанной писечке…
— Придется третий раз потрудиться.
— Я уже старый для третьего раза. Почти два раза по двадцать.
Она снова пожала плечами.
— Тогда третьего раза не будет, — задумчиво закатила взор к потолку, — придется догоняться вибратором.
— Вот сучка! – я шлепнул ее по попке, но она проворно уклонилась, шлепок получился смазанный: глухой, кончиками пальцев.
— Фи, грубиян!
— Одевайся! – услышал я требовательный окрик из ванной.
— Мы опаздываем?!
— С тобой всегда легко опоздать!
Это была откровенная чушь, и я уж было открыл рот поспорить, но… замолчал. Какой смысл? Это мы когда ругаемся, как черти осоловелые, замещая, как утверждал Фрейд, нормальный половой акт на извращенную копию, я не могу остановиться. А после восхитительного, хоть относительно короткого секса с женой, пусть без излишних шалостей и допустимый и недопустимых извращений, мне было лениво… Хотелось растянуться на кровати и уже никуда не ехать.
— Эй, лежебока, вставай, — она совсем не ласково пнула меня под бок. – Едим или нет.
— Нет… Ой! – еще один чувствительный пинок. – Едим – едим! Разве не так сказал?
— Если так, то вставай.
— А ты подыми меня.
Она удрученно покачала головой.
— Нет, милый, сосать я буду на море. На крайний случай, в машине.
— Жалко…
— Жалко, — согласилась Таня. – Но, такова жизнь.
— Я должен был попробовать, — с кряхтением и стоном поднялся, изображая откровенного, разбитого жизнью старика. – Могла бы и дотащить меня до машины на ручках. А то только член в руки и берешь, нет, чтоб всего целиком.
— Могла бы, но не буду. Могу за член оттащить.
— Нет, — я отказался от сомнительной перспективы, прокрутив в мозгу видимость варианта. – Лучше сам.
— Сам так сам.
— Ты еще сама не одета! – через полуприкрытый глаз разглядывал полуголую жену.
— Милый, сейчас лето, платье накинуть – и готово!
— Так накинь!
— Не ерничай, — строже сказала она, и я понял, что время ребячества и шуток закончилось.
Началась суровая подготовка к ночной поездке на море ради ночного секса в теплых волнах Азовского моря. Или, Черного. В зависимости оттого, куда я захочу свернуть на выезде из дворов.
