Учителям стоило немалых усилий, чтобы каждую минуту возвращать мое внимание к наукам. Мысли, новые и незнакомые для меня, так и лезли со всех сторон, окружали меня, требовали почтения к себе. Разумеется, я вспоминала то отвратительное происшествие на стоянке. Странно, в глубине души я не считаю это мерзким, хоть и морщусь, снова и снова прокручивая в голове кадры в машине Аркадия. Раз за разом я вспоминаю это и соглашаюсь, что он — скорее жертва собственной распущенности, чем извращенец.
Приходится постараться, чтобы прогнать неприличные соображения на этот счет и сосредоточиться на уроке. Если бы учитель геометрии не тараторил так скучно и монотонно, если бы его слова не тянулись сплошным потоком, наверно было легче его воспринимать и мне и остальным одноклассникам, небрежно рассевшимся за одноместными партами. Только отличница Пятаева успешно делает вид, что слушает его, ловит каждый взмах руки, выводящей маркером на стеклянной доске углы и пересечения. Это действительно скучно.
Стоило звонку выдать свою первую трель, ребята, как сжатая пружина, только и дожидающаяся своего часа, подскочили и класс мигом опустел. Не стоит думать, что я заторможенная или больше других уважаю нашего учителя — худощавого молодого мужчину с угристым лицом и в очках на большом горбатом носу. Я неспешно собираю вещи в рюкзак и выхожу. Прощаюсь, учитель даже не отрывает взгляда от журнала, подперев руками обе щеки.
— Вика, ну ты чего так долго? — высунулась из двери Анька.
Аня — моя подруга, с первого класса мы сидели за одной партой, много вместе пережили. Правда, последнее время мы уже не так близки. Она все чаще пропадает в кампании мальчишек, а мне просто не хочется никого видеть. Она — не плохая девчонка, но слишком легкомысленная — лично я бы не позволила никому из парней так просто себя затискать или шлепать по заду.
— Вика-а-а, нам надо срочно поговорить, — заговорщическим, многообещающим тоном проговорила Аня, — пойдем в раздевалку у спортзала, там никого.
Я пошла за подругой; какая она всегда неспокойная, не может просто идти, обязательно будет переминаться от нетерпения или бежать, подхлестываемая любопытством. Вот и сейчас она то и дело разворачивается, разражаясь моей медленной походкой, возвращается, хватает меня за руку и тащит. Вы можете решить, что у нее есть какое-то важное дельце, даже важнее моей последней встречи с Аркадием, но нет, это ее обычное поведение. Ни о чем важном, даже сколько-нибудь интересном разговора, скорее всего, не будет. Она просто расскажет о своем новом знакомом, о ком-нибудь, кто покатал ее на девятке и угостил рафаэло.
Мы зашли в раздевалку для девочек перед спортзалом. Действительно, никого. Вешалки на стене уныло пустуют, а на широкой лавочке пара скомканных записочек на тетрадной бумаге. Я присела рядом с подругой и, как того требует мое представление о вежливости, приняла вдумчивый вид, глядя на собеседницу. Аня не высидела и минуты, она подскочила, обошла лавку и вдруг юркнула в дверь, оставив меня один на один с собственным недоумением.
Вдруг в распахнутую дверь ввалились мальчики, большинство из них с моего класса. Они обступили меня со всех сторон и сделалось так страшно, что я прижала к груди свой рюкзак и сжалась в комок. Не знаю, сколько их было, сколько их еще стояло сзади, несколько — у двери, придерживая ее за ручку. Они смотрели на меня, как на пойманную в силки птичку, хищными и голодными глазами. Артур — безусловный лидер, его побаиваются не только в нашем классе. Он стоит прямо передо мной, темный безотчетный страх овладел мной.
— Виктория, как вас занесло в эти края? — издевательски вежливо начал он, будто женская раздевалка больше подходила для их времяпрепровождения.
Я молчала, испуганно глядя на обступивших меня одержимых одноклассников. Подумать только, каждого из них я знала с первого класса, теперь они сильно изменились. Не думаю, что они сделают мне что-то плохое, но их пожирающие взгляды заставляют меня содрогнуться.
— Вика, тебе говорили, что ты очень красивая? — продолжил свою заготовленную речь Артур.
Остальные молчали и токсично лыбились, не смея перебивать самого наглого и крупного самца стаи. Даже если предположить, что мое положение беспомощной добычи вызовет у одно из них сочувствие, он вряд ли решится перечить Артуру.
— Понимаешь, такая красивая девчонка, как ты не должна так себя вести…
— Как так? — я осмелела от делового тона Артура, способного урезонить толпу сверстников.
— Как целка! — он вернул меня на землю, — будь как все, общайся с одноклассниками, туси, гуляй.
Я промолчала, на язык просился сарказм о моих легкодоступных одноклассницах, в чьем понимании тусить с парнями заключалось позволять им многое из того, о чем приличной девушке следовало бы умолчать.
— Если не захочешь по-хорошему… — Артур играл желваками, — будет как с Пятаевой…
Ребята поддержали оратора дружным смехом. Страшно подумать, что он имеет в виду. Неужели они также зажали здесь нашу пышку-отличницу?
— Что вы хотите? — мой голос предательски дрожал, несмотря на все усилия во что бы то ни стало сохранить присутствие духа.
— Викуля, будь хорошей девочкой, — Артур снова ввернул елейным голоском, неуклонно добиваясь своей цели, — просто возьми в ротик…
Это было немыслимое предложение, я закипела от негодования, никогда этого не будет!
— Я так и знал, — Артур сохранил спокойствие в голосе, несмотря на мое гордое молчание, — пацаны, держите ее.
Вдруг цепкие руки схватили меня сзади, пальцы впились в плечи, шею, руки. Они крепко держали меня, когда Артур демонстративно расстегнул джинсы, спустил синие трусы с белой широкой резинкой и перед моим лицом оказался его орган. Мошонка все еще оставалась в трусах, но судя по размерам ствола, она, должна быть, тоже не малых размеров.
— Вика, рот открой, лучше по-хорошему.
Я сжала губы и старалась не смотреть; зажмурилась, хотела прижаться грудью к коленям. Чья-то рука сзади вцепилась мне в волосы и потянула назад. Я почувствовала шлепок по лицу к великому удовольствию ликующей гурьбы. Это упругий член ударил по моей щеке.
— Все, отпустите, — спасительное добренькое выражение вернулось на лицо Артура, — Вика, совсем не хочешь?
Я помотала головой, не разжимая губ.
— Тогда у меня есть для тебя предложение. Пятаева тоже не открывала рот, — продолжил Артур, — и знаешь, что мы сделали?
Я смотрела на него снизу, вопросительно глядя. Он наклонился, уперся ладонями в колени, но не спрятал член в брюки.
— Мы просто подрочили ей на лицо и отпустили, — с язвительным смешком ответил он, не дожидаясь моего вопроса.
Я пришла в ужас, не хотелось даже представлять этой картины — по части уговоров ему не было равных.
— Вика, мне тебя жалко, правда, жалко, — продолжал Артур, — хочешь, я всех их прогоню?
— Хочу, — жалобно я ответила, обратив вверх умоляющий взгляд.
От моего мучителя сейчас многое зависело. Я представила себе лицо Пятаевой и содрогнулась. Сперма, вязкая как у Аркадия в машине, покрывала ее лицо. Меня чуть не стошнило — это самая страшная участь, что я могла себе представить.
— Вика, они все уйдут, а ты за это мне просто подрочишь.
Я невольно кивнула, не совсем четко представляя себе, что он от меня хочет. По крайней мере, если делать то, что делал Аркадий в машине, да еще без свидетелей, альтернатива не худшая. Я кивнула, слабо и едва заметно, но этого сигнала моей доброй воли было достаточно, чтобы народ начал покидать раздевалку. Глазами, затуманенными от слез, я не видела, но прекрасно ощущала их разочарование и печально опущенные плечи.
— Подежурь снаружи, — с жульническим прищуром сказал Артур одному из них, когда все вышли.
Он переступил одной ногой лавку и сел справа от меня, широко улыбаясь. Его лицо располагало к сотрудничеству, говорило о неизбежной, но необходимой жертве, что пойдет мне скорее на пользу и избавит от большей потери. Как будто, эта жертва — не его рук дело! Артур взглядом показывал на свою расстёгнутую ширинку. Член торчал, касаясь нежной белой кожей медных зубчиков молнии. Он оттянул край и не без труда извлек яички наружу.
— Давай, — сказал Артур и откинулся назад, уперевшись ладонями в поверхность деревянной лавочки.
Я с трудом представляла себе, что нужно давать. Робко я отложила рюкзак и протянула руку, вспоминая животные движения Аркадия. Невольно я зажмурилась, пальцы прикоснулись к члену. Я отдернула руку, но Артур вдруг стиснул пальцы на моем запястье и потащил ее. Ладонь невольно легла на его теплый, мягкий, бархатистый, но с упругим стрежнем пенис. На самом деле, это не страшно и не противно. Я сжала пальцы вокруг ствола, понадобилось время, чтобы примириться и открыть глаза.
Он доволен моими успехами. Под подушечками пальцев пульсировало, чувствовалась бегущая по вздувшимся венам кровь; она бурлит, накатывает волнами, клокочет. Это не больно, это не страшно, это даже не унизительно. Я сдвинула руку ниже к основанию, кожица натянулась вслед за пальцами и высвободила сливовидную головку. На кончике сочилась крупная прозрачная капля.
— Вик, ты уже дрочила кому-нибудь? — с удивительным простодушием спросил одноклассник, — у тебя хорошо получается, только не сжимай так сильно…
Я ослабила хватку, не прекращая двигать рукой. Когда большой палец касался суставом края головки, Артур вздрагивал сильнее. Зачарованно я смотрела на его член, на его блаженное лицо и мягко работала рукой.
— Хорошо, куколка, — слабо произнес парень, — не останавливайся…
Я и не думала останавливаться. Не могу сказать, что мне это нравится, но уж точно это не так противно, как казалось раньше. Не понимаю, какого рода удовольствие доставляют эти незамысловатые движения, но что-то в моей душе шевельнулось. Мне кажется, я стала понимать парней, их поведение, их мотивы.
— Вика, ты первый раз дрочишь?
Я кивнула. Его ноздри раздувались от глубоких вдохов и выдохов, лицо покраснело, дрожь била все тело. Вдруг он отстранил мою руку, перекинул ногу и встал у стены. Оперевшись спиной, он сам водил рукой вдоль члена. Сначала смотрел на меня из-под приоткрытых век, потом запрокинул голову и стон стал непрерывным.
— Не молчи… я близко, — сопел он сквозь зубы, — расскажи, ты трогаешь себя?
— Нет.
— Что совсем нет? А кто-нибудь трогал тебя?
— Нет.
— Может быть, видел тебя голой? — Артур искал весомые доводы моей распутности в угоду быстрому финалу.
— Видел… — неожиданно для себя я выдала тайну, — только грудь…
Хотелось, чтобы он потребовал от меня оголить грудь. Пусть он хотя бы уговаривает, просит, намекает, как Аркадий. Коленки одноклассника подкашивались, он хрипел, ускорял движение ладони и вдруг мутная струя брызнула на лавочку, оставив за собой дорожку, как хвост кометы. Новый залп оказался слабее, несколько капель долетели до лакированной поверхности, остальные упали на пол. Я, будучи невольной участницей этой сцены, чувствовала, как горят мои щеки и лоб. Казалось, след от шлепка его члена еще не сошел с моей кожи и светится фосфорным отпечатком. Ничто не способно было так увлечь мое внимание, как корчившийся от удовольствия паренек, который только что вознаградил себя за потерянное со мной время.
— Платок есть?
Я достала из кармана платочек и протянула Артуру. Это одновременно унизительно и возбуждающе, настолько, что мои соски сделались чувствительными к прикосновениям лифчика. Хотелось просунуть под чашечки свои пальцы и сжать их. На моих глазах Артур обтер моим платочком свой опадающий фаллос и не глядя, протянул мне его грязный и скомканный. Я взяла его, зачем-то поднесла к лицу и глубоко втянула воздух. Новый, незнакомый аромат ударил в нос, этот запах я запомню на всю жизнь.