— Ilsa, guten Abend Frau…
(- Ильза, добрый вечер фрау…)
— кое как поприветствовал я девушку, вспомнив азы немецкого из школьной программы.
— Komm schon, schneller…
(- Пошли, быстрее… )
— сказала мне немка и потянула к дверям клуба. В которые то и дело входили и выходили поддатые мадьяры. Уводя с собой местных локотских шалав. Девушек в клубе было много, и среди них были как и красивые, и откровенные дурнушки. Но на это никто не обращал внимание. Солдату все едино, с кем ему переспать может в последний раз в своей жизни. Ведь завтра его пошлют на передовую где он поймает русскую пулю.
— Вот Коста, Ханна… — залепетала немка по русски, ужасно картавя слова, суя что-то мне в руку. Это был небольшой бумажный свёрток и как я понял он был от её подруги Ханны. Я не стал его рассматривать, и сунул свёрток в карман солдатских брюк одетых на мне. Так как в темноте всё равно ничего не увидеть.
— А где сама Ханна, почему она не пришла с тобой Ильза…?
— спросил я у девушки, отходя с ней чуть подальше от клуба в алею парка, окружавшего со всех сторон здание в котором ярко горел свет и играла музыка.
— «Hannah ist schon in Deutschland… »
(- Ханна уже в Германии. ) — ответила Ильза, и неожиданно для меня потянулась ко мне с поцелуем. А я не стал этому противиться, по причине того, что немка мне нравилась, да и Ильза была скорее всего в курсе моих отношений с Ханной. Наверняка бравая гауптман, поделилась с подругой перед тем как улететь в Германию, о том, что трахалась с русским парнем.
— Ильза, хорошо, хорошо милая. Ты мне нравишься. Но у нас мало времени, я не один в клубе. Я завтра ухожу к себе домой. Если хочешь пойдем со мной… — сказал я девушке впиваясь в её губы страстным поцелуем. От волос немки пахло неизвестными мне духами, а от лётного кителя одетого на ней, ощущался слабый запах авиационного бензина, машинного масла и пороха. Ильза была боевой лётчицей и возможно сегодня перед тем как придти в офицерский клуб в Локте, она вернулась с фронта, а он был не так далеко от сюда. Нескончаемая кононада далёких боёв, доноисилась с севера и юго-востока. Где-то там вдали вели наступление советские войска, а части Вермахта и русская дивизия СС, их пока сдерживали.
— Kostja, ich kann nicht.
(- Костя, я не могу, нет.) — залепетала немка, очевидно поняв мои слова. Ильза потянула меня с алеи в ближайшее кусты и как оказалось вовремя. Мимо нас прошла группа пьяных мадьяр, они горланили песни на своем языке и встреча с ними в тёмной алее парка, была бы нежелательной. Венгры пьяные и вероятно стали задирать Ильзу, а у меня из оружия только наган, который мне отдала Тонька. Возможно немка тоже была вооружена, так как у лётчиц «люфтваффе» был всегда при себе карманный «вальтер». Но лучше было избежать разборок с пьянымм мадьярами, что благоразумно сделала Ильза. Опытная немка, вовремя потянула меня в кусты и мы легли с ней на траву, невидимые со стороны. Впрочем кое-где в парке из кустов слышались стоны, охи, и пьяный женский смех. Не только мы с Ильзой прилегли на траву в темноте ночи, но и другие девушки из клуба, которых время от времени уводили в парк мадьяры и немецкие офицеры. Возможно где-то недалеко в парке сейчас ебли Тоньку, двое венгров из штаба. Не поведут же они её в город на квартиру? Да и девушка сама сказала, что она быстро обернётся.
— Коста, Коста, как хорошо что я тебя встретила. Давай не будем терять время, ты мне нравишься, очень… — говорила по русски Ильза, стягивая в темноте у себя под юбкой трусы. Немка порой переходила на русскую речь, и так же говорила по немецки. Но мы с ней прекрасно понимали друг друга. Да и слова по большей части были и не нужны, Ильза конкретно пригласила меня в парк потрахаться, а не только передать послание от подруги. Сделать это она могла и в клубе не выходя из него, и вернуться за стол к офицерам люфтваффе, с которыми она и пришла.
— Ильза, милая моя. Спасибо тебе за то, что ты нас спасла вчера… — говорил я немке ложась на неё сверху, полностью раздеваться ни я ни она не стали. Лётчица только сняла трусы и задрала юбку кверху, а я спустил штаны и лег на неё, гауптман обхватила мой член своей на удивление нежной рукой, ощупала его и направила по назначению в щелку.
— Oh, gut, gut Kostja.
(- Ох, хорошо, хорошо Костя.) — залепетала подо мной немка, когда я всунул ей член в влагалище и стал её размеренно ебать. В отличии от стройной и безсисечной Ханны, её подруга Ильза имела неплохие формы, и груди у лётчицы были в несколько раз больше в размере чем у белокурой валькирии Ханны. А вот пизда у темноволосой гауптман, была порядком разъебана, и член ходил в ней слегка похлюпывая. И это было немудрено, ведь немки и в мирной жизни не отличались целомудрием, а на войне и подавно. Скорее всего, отважная валькирия спустившись с небес после каждого боевого вылета, придавалась вполне земным утехам с офицерами в своей двадцать второй эскадрилье Люфтваффе. Да и ещё по словам Ханны, эту красивую темноволосую немку с аппетитными формами, изнасиловали соотечественники из спецназа. И её влагалище было порядком натерто членами немецких мужчин, а сейчас его натирал большой и толстый член русского парня.
— Аааа, оооой, все Костя, все… — простонала Ильза, кончая подо мной, а вслед за ней кончил и я, впрыскивая в влагалище немецкой лётчицы, порции молодой русской спермы.
— Ильза, милая моя, хорошая. Так приятно с тобой было дорогая… — говорил я немке, всё ещё лежа на ней сверху, держа опадающий член в её горячем влагалище и мня руками через китель, тяжёлые груди гауптманши.
— Взаимно Костя, взаимно дорогой мой. Мне тоже очень и очень было с тобой хорошо. А Ханна не врала, у тебя член больше чем у наших парней… — ответила по русски Ильза, сильно коверкая слова, и вытерла мне залупу своими трусами, когда я отвалился с неё и лег рядом. А затем подтерлась ими сама, сунув белевшие в темноте трусы, в карман кителя.
— Я не могу с тобой уйти мой милый. Меня будут искать, если уже сейчас не ищут. И я поставлю под удар ваш отход. Лучше будет, если ты уйдешь к себе домой без меня Костя. А я останусь тут в своем времени. Ханна обещала мне, что похлопочет за меня перед своим дядей бароном. И война на Восточном фронте для меня закончится. Так что не всё так плохо мой милый… — Ильза расцеловала мне лицо короткими благодарными поцелуями и полезла в нагрудный карман лётного кителя, откуда достала пачку сигарет и зажигалку. Девушка чиркнула зажигалкой, пряча рукой её пламя в ночи и прикурив сразу две сигареты, одну отдала мне. А я лёжа рядом в темноте на траве с прекрасной темноволосой валькирией, с наслаждением затягиваясь её сигаретой пряча огонёк в ладони. Думал о привратности судьбы, ведь совсем ещё немного времени назад, я не знал как устроена женщина, и дрочил член в туалете. А сейчас лежу с девушкой из далёкого прошлого, с которой только что занимался любовью и вдыхаю аромат неизвестных мне духов шедших от её волос.
— Только береги себя милая. А я найду тебя в Германии, или ты найдешь меня в России. И будь поближе к Ханне, она знает что нужно делать чтобы не попасть под американские бомбежки… — сказал я немке, пытаясь в темноте разглядеть её глаза, а они у Ильзы были красивые.
— Да хорошо дорогой, Ханна мне кое-что успела рассказать. Ты и твои друзья попали к нам из будущего. Хотя я верю в это с трудом. А мы точно проиграем войну? В эскадрилье, командование говорит нам обратное. И, что скоро мы разобъём русских… — с недоверием спросила у меня девушка, поднося горящую сигарету к губам. И я увидел на секунду её глаза, Ильза мне до конца не верила, а я не мог её убедить в обратном. Говорить летом сорок второго года, о полном крахе Германии, было бы опрометчиво. Вермахт был ещё силён и планировал второе наступление на Москву. И естественно Ильза мне не верила до конца, что Германия будет разбита. Но в мои планы не входило убеждать девушку в том, что её страна потерпит поражение в войне. Для этого не было времени, вот вот вернётся Тонька и начнет меня искать. Да и самую девушку уже наверное хватилсь сослуживцы, офицеры её эскадрильи с которыми она пришла в клуб.
— Да в мае сорок пятого года будет подписан акт об капитуляции Германии. Но нам пора Ильза, спасибо тебе за всё дорогая. И помни, что я тебе сказал. Найди на родине Ханну и держитесь подальше от крупных городов, их будут бомбить американцы… — сказал я немке, туша окурок сигареты об землю и вставая с травы, подал руку девушке помогая ей подняться.
— Костя, а если ты действительно из будущего. То когда мы с тобой встретимся, я буду уже старой женщиной за семьдесят лет, а ты останешься таким же молодым парнем как и сейчас… — с горечью и грустью сказала Ильза, крепко обнимая меня стоя в тёмной алее парка. А у меня от её слов закололо сердце, ведь она действительно будет старой семидесятипятилетней бабкой в тысяча девятьсот девяносто пятом году. А я останусь таким же восемнадцатилетним парнем. И, что самое удивительное, для Ильзы перед нашей встречей, пройдут годы, целых пятьдесят лет. А я смогу увидеть её постаревшую уже завтра, когда вернусь в будущее, сяду на самолёт и полечу в ФРГ. При условии, что сама Ильза не погибнет в войну и останется жива спустя полвека, после нашей встречи в Локте.
— И я буду любить тебя старенькую. Только ты постарайся дожить до этого времени… — сказал я девушке целуя её в губы, немка мне ответила и заплакала, из прекрасных глаз тёмноволосой гауптман, текли слезы, а я их слизывал языком с её щек.
— Я буду ждать тебя Костя. А сейчас пошли в клуб, хочу потанцевать с тобой на прощание… — сказала мне девушка, вытирая слёзы. Я взял немку за руку и мы пошли с ней по алее к зданию офицерского клуба, в окнах которого ярко горел свет, доносилась музыка, и громкий женский смех, словно и не было войны.
— Костя, блядь, вот ты где? Я с ног сбилась тебя ищу, а ты с этой немецкой шалавой шляешся… — гневно окрикнула меня Тонька, встретившись со мной и с Ильзой у дверей клуба, они были ярко освещенны и девушка прекрасно нас видела.
— Она наш отряд от партизан спасла, расстреляла их на своем самолёте. Её Ильза зовут и я просто вышел с ней покурить… — успокоил я Тоню, зная что немка понимает русский язык и может обидеться на слово шалава.
— Да мне по хую кто она, не хватало чтобы ты меня трипером, или сифаком наградил от неё. Они все триперные, ебутся как швейные машинки Зингер. — незлобно засмеялась Тонька, смотря на немку летчицу, а та сделала вид, что не поняла её слов и одобрительно закивала головой.
— Gut, gut Frau. Kommen Sie mit mir, ich Hole Ihnen Wodka.
(- Хорошо, хорошо женщина. Идите со мной я вам угощу водкой.) — залепетала по немецки улыбаясь Ильза, нисколько не обидившись на слово шалава. Или возможно умная немка всё поняла, но не стала выяснять отношения с русской, понимая что может этим навредить мне. Хотя у летчицы в кармане кителя лежал пистолет, миниатюрный «вальтер», да и за Ильзу могли заступиться офицеры её эскадрильи, которые весело проводили время в клубе, в обществе местных девушек. Но и за Тоньку тоже встали бы горой мадьяры с которыми она трахалась. И ещё неизвестно чья бы взяла. Во всяком случае венгров в Локте было в разы больше чем немцев. Но по счастью все разрешилось мирно, Ильза не полезла за своим пистолетом, а практичная Тонька, очевидно понимавшая немецкий язык. Не отказалась выпить на халяву, которую девушка — палач очевидно любила.
— Вот же овца, выпить нам с тобой Кость предлагает. Ну пошли тогда в буфет раз она угощает. У меня в горле пересохло и от стопки водки я не откажусь. Тем более, что бесплатно, а свою водку, что ты принес парень, мы с тобой успеем ещё выпить… — захохатала Тонька, беря меня за руку и ведя в клуб за ушедшей вперёд немкой.
— За победу над врагами. Слава Великой Германии!!! — театрально воскликнула Тонька, опрокидывая в накрашенный рот стопку разбадяженной спиртом водки. Ильза купила как и обещала в буфете выпить, но сама пить водку не стала, предпочтя ей вино. А мне пришлось догнаться водкой, так как Тонька неодобрительно посмотрела на Ильзу которая отказалась от водки.
— Мне утром нужно будет летать, поднять самолёт в воздух… — сказала Ильза, заметив презрительный взгляд русской девушки на неё. Немка демонстративно помахала руками, показывая крылья самолёта.
— Вот же проститутка, летать ей видите ли надо. Знаю как они летают, сбросят бомбы в лес куда попало, а партизан меньше не становится… — ругнула немку Тонька, жуя бутерброд с колбасой закусывая им выпитую водку, нещадно разбодяженную спиртом, разбитной буфетчицей Веркой. Сама хозяйка буфета, была уже изрядно поддата, щеки девушки раскраснелись от водки, и она без стеснения позволяла мадьярам, лапать себя за груди и толстую жопу. Скорее всего ближе к утру, пышнотелую буфетчицу, пустят по кругу мадьяры. Не зря же они возле неё толпой стоят. Они бы и сейчас увели с собой эту пьяную русскую, но в таком случае некому было бы стоять за стойкой в буфете и обслуживать гостей заведения. Интересно сколько же человек сможет выдержать пышнотелая Верка, когда её поведут ебать мадьяры? А их в клубе было много и на всех девушек не хватало. Подумал я, смотря на разбитную буфетчицу, с красивым лицом и пьяными глазами.
— Frau Tonya, kann ich Sie zum Tanzen einladen?
(- Фрау Тоня, можно вас пригласить на танец?) — раздался мужской голос за моей спиной и к моему удивлению к стойке буфета подошёл тот самый спецназовец Курт, который вечером недалеко от лавки Сидорова, приглашал мою мать рыжую девчонку Маришку, на танцы в клуб. И у меня по честному мурашки пошли по коже, что если этот немец начнет допытываться, куда делась симпатичная оберлейтенант из нашей группы? Но Курт, не обратил на меня ни малейшего внимания, фашист был пьян и его вожделенным объектом, была красивая русская девушка, стоявшая рядом со мной. А Тоня как ни крути, была красивой черноволосой девчонкой, и с хорошими формами, выступающими у неё под платьем.
— Яволь гер лейтенант. Я к вашим услугам, один танец я смогу с вами потанцевать. Пока ещё не поздно… — девушка нарочно глянула на маленькие женские часики у себя на запастье и шепнула мне на ухо чтобы я никуда не уходил.
— Постой тут Костя. Этот фашист мне нужен, завтра он уйму пленных партизан из леса приведёт, а у них можно много хороших вещей насобирать. Тебе тоже нужно приодется в гражданскую одежду. А она нам вскоре пригодится… — успела сказать мне девушка, пока Курт брал из рук буфетчицы Верки, по стопке купленной им водки. Он подал водку Тоне, выпил с ней и не дав ей толком закусить, потащил девушку на танцпол.
— Проститутка, держись от неё подальше парень. У неё руки по локоть в крови. Я хоть и ебусь с венграми, но никого не убиваю. Заходи ко мне как-нибудь днём домой, я тебя напою, накормлю и приласкаю гораздо лучше чем эта шалава. Мой дом на краю города находится, возле спиртзавода, у него ставни на окнах зелёные… — сказала мне Верка, улыбаясь пьяными глазами. Я было хотел ответить девушке что обязательно зайду к ней домой как будет время, но не успел. Смазливую, пышнотелую буфетчицу, подхватили под руки и потащили в подсобку, двое поддатых мадьяр, а место за стойкой в буфете занял их сослуживец, вертлявый и тощий венгр в звании унтер-офицера. Он поставил свою винтовку в угол и начал ловко обслуживать заходящих в буфет гостей клуба. И судя по его профессиональным движениям, этот худой как жердь венгр, до войны работал как раз продавцом в забегаловке у себя на родине, и сейчас с успехом замещал временно ушедшую » отдохнуть» Верку.
Но что меня больше всего удивило, в том, что Верка сама с радостью пошла с мадьярами в подсобку и не высказывала возмущения по этому поводу. Очевидно, что подобное с ней происходит каждый вечер в офицерском клубе и девушка привыкла. А ещё эта пышнотелая и смазливая Верка, способна выдержать не двоих, а целую группу солдат. Я видел как в подсобку вслед за двумя мадьярами которые повели туда пьяную буфетчицу, зашли ещё двое горбоносых венгров, а у её дверей выстроилась небольшая очередь, состоящия из десятка мадьяр, в основном молодых парней. Они терпеливо ждали когда освободится их товарищ, чтобы занять его место возле толстой и белой жопы поддатливой русской девушки. Которая была способна удовлетворить целый взвод солдат Вермахта. Нет, от этой Верки, точно на конец что-то подхватишь, раз её ебут целой толпой ежедневно. И я бы вряд-ли на самом деле пошёл бы к ней домой, будь я обычным солдатом РОНА. Подумал я, смотря на двери подсобки, за которым слышалась возня, приглушённый смех и женские стоны.
И из её дверей время от времени, выходили довольные мадьяры, подтягивая штаны и заходили следующие, в желании засадить ненасытной русской. Хотя у каждого солдата Вермахта, в обязательном порядке имелись два презерватива которые выдавало им командование. Ведь сифилисных и триперных, немцы «лечили» пулей. Да и так ли был страшен трипер, или сифак, если завтра тебя могут убить партизаны в лесу? Жизнь солдата на войне коротка, а удовольствий не так уж и много. По этому и стояли венгры в очереди, чтобы может впоследний раз насладиться с женщиной, перед тем как уйти завтра в лес ловить партизан, из которого многие из этих горбоносых парней уже не вернутся.
— Ганс, знакомься, это Костя мой спаситель. Он меня от русских спас во время эвакуации Ханны в лесу. И я хочу с ним потанцевать, всего лишь один танец дорогой… — ко мне подошла Ильза, с молодым белобрысым офицером в форме летчика «люфтваффе» и спросила у него разрешения на танец со мной. Ганс презрительно посмотрел на меня, все же немцы недолюбливали русских колобрационистов. Да и вообще считали их людьми второго сорта, но спорить со своей красивой спутницей не стал. Немец глянул на Ильзу влюблёнными глазами и кивнув ей пошёл к стойке буфета, где шустрый мадьяр как раз обслуживал его товарищей по эскадрилье.
— Только один танец Ильза, а следующий за мной… — предупредил свою боевую подругу Ганс, неодобряя её выбор танцевать с русским. Но судя по всему офицер был влюблен в темноволосую валькирию и не стал ей возражать.
— Мой ведомый, неплохой парень. Сколько раз он прикрывал меня, спасая от советских истребителей. Жаль, что скоро придётся с ним расстаться… — сказала Ильза, обнимая меня за плечи, а я танцевал с прекрасной немкой, одетой в красивую форму летчицы » люфтваффе», смотрел ей в глаза и вдыхал аромат французских духов, шедший от её волос и не верил в происходящие со мной. Солдат «РОНА» в клубе кроме меня не было, только венгры и немцы. И по честному я чувствовал себя не в своей тарелке, боясь разоблачения. Но как ни странно, меня успокаивало то, что в клубе рядом со мной танцует Тонька, которая может за меня заступиться в случае, если кто-то из немцев или венгров, начнёт приставать ко мне с распросами. Девушка была не первый раз в клубе и знала многих из офицеров Вермахта, а они знали её, ведь этот спецназовец Курт подошёл именно к ней и назвал её по имени. А может он и засаживал пулемётчице, в обмен на приведённых им из леса партизан, с которых Тонька перед расстрелом снимала понравившуюся ей одежду. Да и скорее всего так и было, ушлая девушка-палач, имея красивую внешность, пользовалась успехом не только у венгров, но и в среде немецких офицеров.
— Wenn die Soldaten
durch die Stadt marschieren,
Öffnen die Mädchen
die Fenster und die Türen… — пела по немецки со цены в клубе, высокая и красивая девушка одетая в длинное чёрное украшенное блёстками платье, с глубоким декольте сверху, в котором виднелась большая часть её полных, белых грудей. Волосы у певицы были белокурые, она уверенно пела немецкую солдатскую песню и своим видом не походила ни на одну из местных девчат, которые были в клубе.
— Это голландка, союзница, целый бордель к нам из Европы привезли. Только большую часть девиц в Брянск отправили. А в Локте их немного и они все сейчас в клубе… — пояснила мне Ильза, заметив мой взгляд на сцену. Где играл самый настоящий оркестр и пела белокурая певица на немецком языке, с грубоватым от сигаретного дыма голосом. И действительно в зале были девушки по одежде и виду непохожие на местных. Их было мало, но они были. Голландки, так же, как и локотские шалавы, время от времени, уходили куда-то с мадьярами и немцами. Я где-то читал, что в Вермахте на фронте, были передвижные бордели, состоящие из женщин арийской рассы, голландок, бельгиек, француженек. И сейчас я своими глазами в этом убедился, танцуя в клубе, обнимая боевого пилота — аса люфтваффе за талию, и смотря по сторонам.
— Эх, ещё бы разочек с тобой бы в парк выйти Костя. Мне очень понравилось, и я завидую Ханне. Наши парни так не умеют любить женщину, как вы русские. Но ничего не получится, Ганс от меня не отходит. Да и твоя спутница похоже тоже с тебя глаз не сводит… — сказала мне Ильза, танцуя со мной медленный танец, под брваую солдатскую песню, звучащую со сцены в исполнении красивой белокурой голландки. Немка показала мне глазами на Тоньку, которая танцевала танец с Куртом, отморозком из спецназа, девушка весело смеялась что-то говоря немцу на ухо, и в то же время зло посматривала на нас с Ильзой. Очевидно эта бывшая советская медсестра, ставшая палачом в оккупированном немцами Локте, ревновала меня к немке лётчице и была готова наброситься на неё чтобы отбить то, что ей принадлежит.
— Да точно, она меня не отпустит сегодня. У нас и так все с тобой хорошо получилось Ильза, я люблю тебя милая. И буду ждать встречи с тобой в будущем… — ответил я Ильзе, с сожалением отпуская валькирию от себя. Танец закончился и пары с танцпола стали расходиться обратно, садясь за столики установленые в зале. Темноволосая гауптман, лишь кивнула мне головой уходя, смотря в мои глаза печальным взглядом, и пошла к своим сослуживцам сидевших в зале за столом, в сопровождении Ганса, а меня под руку подхватила Тонька и потащила к выходу.
— Я смотрю ты на эту немецкую шалаву запал боец? Тебе, что русских баб мало? — зло сказала девушка, крепко держа меня под руку.
— Пошли скорее отсюда, а то от этого Курта хуй отвяжешься. Он трахнуть меня хочет, а я поссать на улицу отпросилась… — говорила мне Тонька, идя со мной быстрым шагом от освещённого в ночи клуба, в тёмную аллею парка.
— Это она на меня запала Тонь. Прицепилась и не отпускает от себя. Хорошо что её другой фриц увёл, а ты смогла от этого Курта уйти. Я не хотел в клуб идти, лучше с тобой бы у тебя в комнате выпили и потрахались… — нарочно соврал я Тоньке, нежно обнимая девушку за плечи, чтобы усыпить её ревность. И это мне удалось, бывшая медсестра РККА успокоилась и даже поцеловала меня в губы на ходу.
— Да ладно, я не ревную тебя к этой немецкой потаскухе, а мы не зря с тобой в клуб сходили. Я кое-что ценное у своих знакомых венгров из штаба узнала. Только ты меня тоже не ревнуй, это моя работа. Я денег для нас двоих сегодня » заработала» и узнала что нам с тобой нужно вскоре валить из Локтя. Дела у немцев на фронте идут неважно и лучше будет вовремя уехать. А иначе сам знаешь, тебе и мне не поздоровится, если мы попадем в руки к партизанам или к нашим… — тихо говорила мне Тонька, идя под ручку со мной по слабо освещенной улице в Локте к зданию конезавода, который находился на окраине города. Хотя людей на улицах не было, но попадались патрули состоящие в основном из бойцов «Рона» и разговаривать было опасно.
— Halt, Стой, кто идёт!!! — окликнули нас возле лавки Сидорова, и в темноте защелкали затворы винтовок.
— Да свои блядь, не узнал что-ли Виталий? Я с кавалером из клуба к себе домой иду. А ты стволом мне в грудь тычешь… — грубо ответила Тонька, подошедшему к нам парню с автоматом в руках, а с ним ещё были двое парней и они держали винтовки наизготовку.
— Я что сова в темноте видеть? Мы с ребятами только, что двоих партизан застрелили и вас бы задно до кучи шмальнули. Чтобы не шлялись по ночам… — зло выгороворил Виталик, плюя на землю и светя небольшим фонариком себе под ноги. А там на земле лежали убитые парень и девушка, их молодые лица были в крови и лужа крови натекла под ними на земле. Парень был одет в линялую солдатскую гимнастёрку, в таких обычно в фильмах о войне, показывали » окруженцев» советских бойцов, выходящих с боями из окружения. Да и русоволосый парнишка убитый полицаями, был скорее всего бывшим бойцом РККА, прикнувшим к партизанам. А вот его спутница девушка, на партизанку совсем не была похожа. На вид ей было лет семнадцать- восемнадцать, и одета убитая девчонка, была в обычную юбку чёрного цвета и белую блузку, в такой одежде до войны ходили многие советские девушки. Лицо у покойницы было красивым, а из тонких губ у девушки, вытекала алая струйка крови. Очевидно пули попали ей в грудь и белая блузка на груди у девчонки была залита кровью.
— Ты не смотри что она молодая. Двоих наших успела застрелить сука, пока мы её и грохнули. Жаль что живой гадину не удалось взять, я бы с неё кожу на лоскуты подрал… — сказал Виталик, плюя себе под ноги, а я по его голосу и плевкам узнал в нём того самого Виталика, который вечером привел к конезаводу группу пленных партизан с их командиром Котовым во главе. И подумал про себя, что убитой партизанке ещё повезло, что она не попала живой в руки этого зверя. Иначе он действительно содрал бы с бедной девушки кожу.
— Вот, Колька, Васек, только недавно с ними в казарме выпивал. А эта тварь их убила… — Виталик посветил фонарем чуть подальше в траву и свет карманного фонарика, высветил фигуры убитых солдат «РОНА», чубатых, русоволосых парней в немецкой форме. По возрасту не старше убитых партизан. А я глядя на мертвых парней и девчонку, лишний раз убедился, что вокруг шла война, жестокая и беспощадная.
— Тонь, я к тебе пленных партизан недавно в конезавод приводил. Нечего их до утра томить. Пошли сейчас тварей перестреляем. Я душу хочу отвести, за убитых корешей. — предложил Тоньке полицай Виталик, нетерпеливо дёргая затвор автомата. А у меня от его слов похолодело в душе, мало того что они сейчас на пару с Тонькой перебьют всех пленных, молодых парней и девчонок. Но и скорее всего заставят и меня стрелять в безоружных людей. А если я откажусь, то они могут застрелить меня как предателя. Да и в таком случае и Котов будет убит, и мы не узнаем где он закопал ящик с немецким золотом. С тоской подумал я, чувствуя, как противно засосало под ложечкой.
— Ты мой » хлеб» не отбивай Виталя. Мне за каждую группу расстрелянных партизан, начальство платит рейхсмарками. А если ты их сейчас ночью перестреляешь, я останусь без денег. Так, что хуй тебе, твое дело ловить партизан и приводить их ко мне на расстрел. А если хочешь пострелять, так иди в лес, там их полно… — зло ответила полицаю Тонька, махнув рукой в сторону темнеещего за городом леса, а та на окраине Локтя, глухо заработал станковый пулемёт и послышались взрывы. На лесной опушке шёл бой с партизанами, которые по ночам пытались проникнуть в город для совершения диверсий.
— Вот же сука ты Антонина, в следующий раз пленных от меня хуй получишь. Я сам их по дороге перестреляю, а тебе не заплатят. — Виталик зло сплюнул на землю, и вытащив гранату- «колотушку» из за ремня, повёл своих бойцов в сторону окраины, где его товарищи по оружию, вели бой с партизанами.
— Мне Курт обещал много пленных завтра из леса привести. Он по секрету сказал, облава на партизан завтра будет большая, по всей Брянской области. Так что без » работы» мы с тобой не останемся Костя. Но это будет завтра, я только днём » работаю», а ночами ебусь, хожу в клуб на танцы. Мне сверхурочные начальство не платит, так тогда зачем надрываться. Один » максим» замучаешься то и дело таскать. А оставить пулемёт на улице я боюсь. Утащить могут, а я без него как без рук буду. Из автомата много не настреляешь, да и неудобный он. Я люблю на живот ложиться, за своим » максимом» и нажимать на гашетки… — к моей радости отбрила Тоня рыжего Виталика, который по жестокости не уступал своим хозяевам немцам.
— Нет, однозначно я Ивану бутылку поставлю, за то что он привёл тебя ко мне Костя. Теперь мы с тобой будем не только еблей заниматься, но и сообща » работать». Вдвоём сподручнее пленных расстреливать, чем мне это делать одной… — приговаривала Тонька, открывая в темноте на ощупь дверь в своей комнате в конезаводе.
— Да я ему тоже проставлюсь, за то, что он меня познакомил с такой красивой девушкой как ты Антонина… — нарочно сказал я, стоя позади Тоньки и ощупывая у себя в кармане пакет с толченным наркотиком.
— Ну уж нет, это лишнее Костя. Хватит с Ивана и бутылки от меня, а ты особо подарками не разбрасывайся. Лучше мне дари, ведь я не просто твоя подруга, а хочу стать женой. Нам теперь друг без друга никуда. Завтра ещё со мной » поработаешь», я тебе свой «максим» доверю и разрешу всех пленных перестрелять. Всё равно деньги за расстрел в общий семейный котёл пойдут. Лишь бы Каминский разрешил тебя со мной оставить… — сказала мне Тонька, зажигая в комнате керосиновую лампу. Хотя в Локте было электричество, так как исправно работала собственная электростанция на реке, многочисленные мельницы и промышленные предприятия. В здание конезавода служившего в Локте тюрьмой, свет так и не провели, посчитав что для расстрела пленных электричество не обязательно. И сейчас это обстоятельство играло мне на руку. В полутемной комнате гораздо удобнее подсыпать Тоньке в стакан наркотик, чем если бы в ней горела ярко электрическая лампочка.
— Опять керосин водой бодяжат. Нужно Каминскому пожаловаться, совсем этот Сидоров обнаглел. У меня так и руки чешутся, этому жирному лавочнику, пулю всадить в его пухлое рыло… — ругнулась Тонька, керосин залитый в лампу, плохо горел и коптил. В нем явно присутствовала вода или другие примеси. Девушка кое-как её зажгла и отойдя от стола, вернулась к двери, крепко закрыв её изнутри на большой кованный засов. Который можно только открыть, пожалуй гранатой. Врагов у бывшей советской медсестры в Локте хватало, и девушка всегда закрывала дверь в комнату на засов. А, если кто и попытается попасть внутрь, то непрошеного гостя, ждёт град пуль из автомата висевшего у девушки в изголовье кровати. Но мне было одно странным, как она спокойно разгуливала по Локтю, ходила в клуб на танцы и возвращалась к себе в конезавод, а на неё не нападали подпольщики или партизаны? А может » народные мстители» и не считали Тоньку — пулемётчицу каким-то жестоким палачом. Да и сами партизаны были не намногим лучше её, по рассказам той же Марьяны, служившей в отряде «имени Щорса.». Котов и его заместители, насиловали женщин, грабили мирное население и уничтожали целые деревни, в которых жили семьи русских колобрационистов.
— Мне подмыться нужно, намуслякали черти, сразу вдвоём сношали. Но зато денег дали, немцы жаднее венгров и порой только шоколад за еблю дают… — сказала девушка, вытаскивая из кармана деньги и пряча их в кошелёк лежавший под матрасом. А я смотря на её жопу обтянутую юбкой, представил себе как девушку ебли » в два смычка» горбоносые мадьяры, засовывая ей члены одновременно и в пизду, и в жопу.
— Порежь пока хлеб, колбасу, и не смотри на меня, я стесняюсь при мужиках подмываться… — Тонька отошла в противоположный угол комнаты, где находился импровизированный умывальник и стоял стул с ведром воды на нём. Девушка повернулась ко мне спиной, сняла с себя юбку, стянула трусы и налив в таз воды из ведра, стала подмываться, черпая воду из таза кружкой. Секунду наверное я рассматривал голую жопу Тоньки — пулемётчицы, а потом повернулся к столу, полез в карман своих солдатских штанов, где у меня лежал свёрток с толченным наркотиком. Пальцы у меня тряслись когда я высыпал » первинтин» в граненный стакан стоящий на столе, Тонька могла заметить что я делаю и в одно мгновение метнутся к автомату висевшему в изголовье. Но всё обошлось, девушка полностью мне доверяла и стоя ко мне спиной, тщательно мыла с мылом свою промежность.
— А кто тебя просил мне водки заранее наливать? Может я вина хочу выпить… — недовольным голосом сказала Тонька, подходя к столу полуголая. Девушка сняла с себя юбку с трусами и блузку, а лифчик на грудях почему-то оставила. И сейчас стояла возле стола в свете керосиновой лампы, выставив на обозрение свой чёрный лобок, и в белом допотопном бюстгальтере, который полностью закрывал её роскошные сисяры.
— Вино, сейчас не следует пить Тоня. В таком случае получится » ёрш» и утром у тебя голова будет болеть. А ведь нам с тобой завтра нужно много » работать», ты же сама говорила, что Курт обещал пленных привести из леса… — сказал я девушке беря со стола стакан с водкой в который я подмешал растолчённый наркотик. » Первинтин» почти полностью растворился в водке и лишь кое-где на дне стакана плавали небольшие белые крупинки. Эта сука, рыжая девчонка Маришка, плохо его растолкла, тем самым подставляя своего сына под удар. Но в свете керосинки, белая муть на дне стакана не так сильно была видна, и я надеялся что Тонька её не заметит.
— Дело говоришь боец. Завтра у нас с тобой напряжённый день будет. С утра эту группу партизан что вчера Виталик привёл, нужно в расход пустить. Потом сходим с тобой пообедаем и будем ждать следующей партии пленных. Только мне придется перепехнуться с Куртом. Я ему обещала дать ещё в клубе, но не дала, с тобой ушла. А ты не ревнуй меня, я этим для нас с тобой занимаюсь… — сказала мне девушка, внимательно рассматривая содержимое стакана, а у меня похолодело внутри. Что будет если Тонька почует неладное и передумает пить водку?
— Керосин сука бодяжит водой и в водку похоже что-то добавляет. Муть какая-то на дне плавает. Нет однозначно я этого гандона Сидорова заложу Каминскому. Скажу что лавочник у себя евреев укрывает. А наш шеф их на дух не переносит и пачками ко мне на расстрел отправляет. Я выведу эту жирную суку на » чистую воду»… — зло произнесла девушка, но к моей радости не стала выливать водку из стакана, а чокнулась со мной и толкнула тост.
— За то чтобы у нас с тобой все хорошо было Костя. За удачу… — Тонька чокнулась со мной стаканом и тут же опрокинула его в рот, выпив водку с первинтином до дна. Я выпил вслед за ней и у меня отлегло на душе. План придуманный моей матерью почти сработал, осталось только подождать когда начнет действовать первинтин, лошадиную дозу которого выпила вместе с водкой Тонька, забрать у неё ключи из жакета, освободить пленных и уходить из города.
— Блядь, а гандоны то у меня закончились. Только завтра смогу свой запас пополнить. Иван должен из Брянска привезти. А перепехнуться перед сном охота. Знаешь что Костя, я тебе в жопу дам. Мне тоже туда приятно, да и сам попробуешь это дело со мной… — Тоня поискала под матрасом презервативы и не найдя их, достала белый тюбик с надписью по немецки «Augenvaseline», что в переводе означало, вазелин для глаз. Тюбик был уже наполовину выдавленным, скорее всего от частого использования не по назначению.
— Снимай штаны живо, тоже мне ёбарь нашелся… — засмеялась Тонька видя что я стою одетый перед ней.
— Вот так, смажем твой конец как следует. Чтобы лучше мне в жопу входил. Попробуешь сейчас это со мной Костя, потом сам просить будешь. А мы тогда на презервативах будем экономить. Нам с тобой деньги на другие цели нужны… — засмеялась Тонька, выдавливая из тюбика немецкий вазелин для глаз, и густо намазывая им мою залупу. А я прикинулся простачком будто не в курсе анального секса и задал девушке дурацкий вопрос.
— А вы не забеременеете от этого Антонина…? — спросил я у Тоньки стоя перед ней с намазаным вазелином концом.
— Придурок, что ли? Кто же от ебли в жопу беременнеет? Еби давай начинай, а то я смотрю у тебя совсем голова больная… — захохотала Тонька, становясь раком на кровати. Лифчик девушка так и не сняла с себя и сейчас стояла на четвереньках, с одетым на сиськах лифчиком, выставив белую пухлую жопу кверху.
— Аааа, оооо, аааа, наконец-то. Мне в зад больше нравится чем в пизду. Ещё, так, так Костя. Еби, еби меня, мой милый… — выла, стонала бывшая медсестра РККА, стоя раком на железной солдатской кровати, уцепившись руками в её прутья в изголовье. А я восю сношал девушку — палача в задний проход, и делал это с наслаждением. Очко у Тоньки было уже порядком разработанным и мой член ходил в нем свободно. Но прошла минута, другая, я был уже на подходе, а первинтин не действовал. Тоня, еблась со мной, сладко стонала, кряхтела и даже подмахивала мне жопой, но засыпать и не думала. И вот когда я рыча, стал впрыскивать в задний проход девушки порции спермы, не в силах больше себя сдерживать. Тонька вдруг повернула ко мне голову вытаращив злые глаза и с усилием едва ворочая языком спросила.
— Что ты подмешал мне в водку сука…? — девушка рванулась к автомату висевшему на спинке кровати. Но не смогла его снять, рука бывшей медсестры РККА, безвольно повисла на ремне, первинтин полностью овладел её телом и Тонька вырубилась. А я уже доканчивал на ней спящей, после лошадиной дозы наркотика для немецких танкистов.
Обмыв член водой из ведра, всё-таки я достал девушке до кишок, а она не ставила клизму и не готовила задний проход для анального секса. И на моей залупе образовался желто-белый налет, который я смыл водой. Одев по-быстрому одежду, я вытащил из кармана наган и положил его на стол, зловещий подарок Тоньки, мне был уже не нужен. Вместо него я снял со спинки кровати свой «шмайссер» к которому тянулась рука засыпающей девушки. Повесив автомат на плечо, обыскал карманы Тонькиного жакета, висевшего на спинке стула. И найдя в них связку ключей от камеры где томились пленные партизаны, было собрался уходить. Как мой взгляд упал на голую жопу Тоньки — пулемётчицы, из анального отверстия которой, вытекала моя сперма. Девушка лежала на животе, широко раздвинув ноги и спала наркотическим сном. А из её заднего прохода текла сперма.
Немного подумав, я достал из кармана солдатских штанов пачку рейхсмарок, и положил её на стол рядом с наганом. Не знаю почему, мне стало жаль девушку, ведь плохого она мне ничего не сделала, а наоборот заботилась обо мне. Рейхсмарки в будущем уже были не нужны, а Тоньке они ой как пригодятся, ведь в пачке лежали купюры номиналом по пятьдесят рейхсмарок. А это означало их было около пяти тысяч, за исключением тех двух купюр, которые я подарил самой девушке перед походом в клуб.
Да этот щедрый подарок с моей стороны, хоть как-то компенсирует Тоньке мое исчезновение, а так же бегство пленников которых она должна была расстреливать. Хотя начальство влупит Тоне по первое число, за то, что она приютила у себя партизана, ходила с ним в клуб и пила водку. А он и сам сбежал и пленных за собой увёл. Ведь никто же не поверит, что отряд который пришел с Иваном Нефёдовым, гости из будущего. Скорее всего спишут этот инцидент на проделки лесных бандитов и забудут про него, не до этого будет.
Потушив керосинку на столе и оставив Тоньку лежать с голой жопой на кровати, я закрыл за собой дверь комнаты, и вышел на улицу. Было ещё темно, но уже чувствовался рассвет. Звёзды не так ярко светили на небе и ночная мгла постепенно светлела. На окраине города, по прежнему были слышны выстрелы и как мне показалось, ночная перестрелка между партизанами и бойцами РОНА, не только не ослабела, а наоборот усилилась и грозилась перейти в настоящий бой с вовлечением в него крупных сил с обеих сторон. А это означало, что мы не сможем вскоре выйти из города, если он будет наводнен солдатами. И если нам уходить, то нужно это делать прямо сейчас, а иначе будет поздно. Подумал я идя в другой торец конезавода, где располагался наш отряд.