шлюхи Екатеринбурга

Ступени возмужания. Ступень 9

     Меня позвала тетя. Мой задумчивый вид вызвал у нее улыбку. Она переоделась и была в халате из васильков — волосы уложены в клубок. Мир, который я сам себе построил, рушился на глазах словно карточный домик. Где-то в глубине души, я уже ненавидел Наташку, которая пришла и все изменила одним взмахом шелковых ресниц.

     — Чего, как сыч надулся? — спросила тетя, взлохматив мне кудри.

     Я промолчал. Нервно убрал голову из-под ее ласковой ладони.

     — Такая красавица к нам в гости пожаловала, а ты дуешься, — снова улыбнулась тетя. — Иди, поухаживай. Она о тебе расспрашивала.

     — Расспрашивала? — сменил я гнев на милость.

     — Конечно! Как только вышел, так и засыпала вопросами.

     — Какими?

     — Возмущалась, что ты голый ходишь.

     — А ты?

     — Что — я? Сказала: жарко, людей нет, вот и ходит.

     — А она?

     — Иди и сам спроси. А мне надо корову обиходить. Вечер уже.

     — Как — спросить?

     — Мне же спрос учинил? Что да как… Ну, не робей!

     Тетя подтолкнула меня к дверям, легким шлепком по заду, и пошла в коровник.

     Я зашел в дом. Еще на крыльце услышал быстрые шаги босых ног на удаление.

     Подслушивала! Вот, хитрая!

     Пройдя в серединную комнату, я увидел Наташку за столом, с книгой: «Лесное хозяйство СССР в 1959-1965 гг.». Наверное, данная книга была очень увлекательной, поскольку карие бесенята Наташки бегали по ней, упорно меня не замечая.

     На гостье был тетин халат на пуговках, несколько велик, — не застегнут, обвернут вокруг Наташки, почти вдвое, подвязан матерчатым поясом. Если б я знал тогда, кто такие гейши, подумал, что шпионка из страны Восходящего Солнца крадет у нас тайны о лесных угодьях. Правда, волосы были русыми, но шпионка могла и перекрасится, для конспирации.

     — Интересная? — спросил я.

     — Не мешай… — ответила Наташка, не отрывая глаз от книги.

     — Переверни.

     — Что? — блеснула она карими бесенятами.

     — Книгу переверни. Деревья…

     На обложке были нарисованы деревья — околок, поляна. Все, включая название и фамилию автора, Наташка держала вверх ногами.

     Она прыснула смехом и положила книгу на стол.

     — Подумаешь! Лучше, я другую возьму. Про диких людей — голых полуобезьян!

     — Ага, людоедов! — отбил я ее выпад.

     — Ой, ой! Страшно!

     Наташка рванулась к шкафу с книгами и зацепилась пояском. Даже не знаю, обо что, — стол был круглый, устелен скатертью с кисеей, но зацепилась, и тетин халат на ней разъехался.

     Если кто подумал, что моим глазам открылись ее прелести, то он ошибается. Ничего не открылось. Наташка намного тоньше тети и распахнуться халат не мог, он просто повис распушенными полами.

     Она присела в поисках упавшего пояска и, краснея, крикнула:

     — Отвернись!

     Я отвернулся, поймав себя на мысли, что если бы такое случилось неделю назад, стоял бы как вкопанный, разинув рот. Нафантазировал бы себе кучу подробностей, того что на самом деле и не видел. Признаюсь, без фантазий все же не обошлось. Но они были несколько другого склада. Я стоял к ней спиной, и размышлял: какая у Наташки грудь? Поди, маленькая, как два прыщика. А может, и нет…

     — В комнату пройти, можно? — спросил я, ловя ухом движение ее рук по ткани. Шорох запахивания.

     — Иди! Я тебя не держу! — ответила она.

     Боком, я прошел в свою комнату и решил надеть трусы.

     Почему я так решил? Честно говоря, идея созрела уже в самой комнате. Как я уже писал, межкомнатных дверей в доме деда не было, а при входе в ту, где спал я, весела только тюль. Вот, при откидывании ее за себя, у меня и созрела столь греховная мысль.

     Трусы лежали на стуле, возле кровати. Еще перед баней, тетя их отгладила стрелочками и положила на видное место, но они так и не пригодились. Возможно, идея облачиться у меня возникла, когда я увидел стрелочки. Не смейтесь, трусы со стрелкой довольно симпатично смотрятся на мужчине. Так или иначе, но я стянул с себя трико и прошелся по комнате обнаженным.

     Свободы моему телу, к которой, за несколько дней, я уже привык, явно не хватало. Говорят по-разному, кто — к хорошему быстро привыкают, а кто — плохое быстро привязывается, но все согласны в одном — быстро. Честно, я просто ходил и наслаждался собственной наготой. Никаких задних мыслей, тем более передних, у меня не было.

     Не было, пока я, случаем, не поймал в обзор блеснувших за тюлью карих бесенят. Они лишь на секунду сверкнули любопытством за занавесом, но мои мысли резко поменялись — перетекли от общих, пространных, к конкретным — демонстративным. Я уже не просто ходил, я показывал себя словно юноша Нарцисс.

     Слава богу, что я тогда еще не читал античных мифов. Не знал, чем может закончиться чрезмерность в любви к самому себе. Наташка вполне могла воззвать к богине возмездия Немесиде, и она бы меня влюбила в собственное отражение. Но, как уверяют юристы: не знание закона не уменьшает наказания. Я споткнулся о дорожку и с размаху чуть не расквасил нос об половицу.

     Послышался уже знакомый смешок.

     Я соскочил. Прикрываясь тюлью, словно тогой, просунул голову в комнату, где была Наташка. Она по-прежнему сидела за столом и усилено листала «Лесоводство». От усердного подсчета заповедников, щеки у нее были пунцовыми.

     — Подсматривала? — спросил я.

     — Больно надо! Сумасшедший! Вот тетя придет, получишь!

     Набравшись наглости, я вышел из своей комнаты и прошелся мимо стола к окну. Тетя была еще в коровнике. Обернулся. Наташка совсем покраснела и уткнулась в книгу.

     — Ты же не расскажешь… — проговорил я.

     — Это почему же?

     На секунду, Наташка даже забыла что я голый, вкинула карих бесенят на меня, с вопросом и вызовом.

     — Не знаю. Но, не расскажешь.

     — Сумасшедший! — фыркнула она.

     — Что ты заладила?

     — А ты? . . Почему, голый ходишь?

     — Нравится.

     — Тебе приятно? — вдруг спросила она, ехидные нотки в ее голосе сменились любопытными.

     — Приятно.

     — А тетя знает?

     — Нет, — соврал я.

     Почему-то, решил не вмешивать тетю в только-только обозначившиеся отношения с Наташкой. Возможно, я не хотел ее выдать, но скорее всего, во мне шевельнулся будущий мужчина: никогда не нужно говорить с женщиной о другой женщине, как бы она не допытывала. Конечно, Наташка еще не была женщиной — в ней она лишь просыпалась, но и я не был прожженным соблазнителем.

     — А я возьму и все-все ей расскажу!

     — И будешь сидеть до вторника. Читать «Лесоводство»!

     — А если — не расскажу?

     — Завтра купаться пойдем. Я тебе поле ромашек покажу.

     — Ромашки я уже видела… А купаться голыми будем? У меня купальника нет.

     Я чуть не ляпнул: «у тети его тоже нет» , — но вовремя прикусил язык. Возникшую паузу Наташка оценила по одной ей известной шкале согласий и отрицаний.

     — Если захочешь, — наконец-то ответил я.

     Она уткнулась карими бесенятами в книгу и буркнула:

     — Ладно, не расскажу. Но это еще ничего не значит! Понятно?!

     Я хотел ее спросить: о чем она? Значит, не значит! . .

     Входные двери приоткрылись и тетя спросила:

     — Ну, как вы тут, без меня?! Не передрались?

     Наташка бросила взгляд на меня и перевела его в мою комнату. Этот жест нас сблизил больше всяких слов. Я сиганул за тюль.

     — А где, наш мужичок? — спросила тетя. — Ты чего одна сидишь?

     — Он в комнате, тетя…

     — Ну, пусть… Пойдем ужин готовить…

     Наташе тетя не была тетей, но в Сибири строгих условностей родства не соблюдали. Если женщина старше — тетя, мать, бабушка, мужчина — дядя, отец, дед. По этому принципу, тетя и мне тетя, поскольку, дед был дедом. Таким сложным размышлением с вычитанием степеней родства, я занимался, натягивая трусы.

Пескоструйная обработка в Тюмени Пескоструйная обработка в Тюмени Квартирные переезды Уфа Натяжные потолки