Мы вышли из дома № 3 в Лористон-Гарденс около часу дня. Шерлок Холмс не стал надевать шорты и трусы, а стоял посреди улицы с эрекцией и набирал кому-то сообщение на телефоне. Затем он подозвал аэротакси и ввел в бортовой компьютер адрес, который дал нам Лестрейд.
— Самое ценное — это показания очевидцев, — сказал мне Холмс, сжимая мои волосы в кулак. — Откровенно говоря, у меня сложилось довольно ясное представление о деле, но тем не менее надо узнать все, что только можно.
Он дернул меня к себе в район паха, другой рукой задрав топик и обнажив сисечки. Я совсем не возражала бы опять сделать минет самостоятельно, но Холмс на этот раз решил не давать мне управлять процессом. У меня мелькнула мысль, что это может стать третьим подряд минетом, который я не доведу до логического завершения. Судорожно сглотнув от таких размышлений, я отдалась во власть сильных и четких движений моего приятеля. Он ритмично надевал меня на член, одновременно сделав другую ладонь горстью и принимая в нее мою грудь.
— Жнаефе, Фолмф, фы меня фрофто порафаефе, — сказала я, когда мой компаньон немного ослабил хватку. — Вы офень уференно офифави фодровнофти фрефтуфления, но фкавыте, неувфевфи вы в дуфе нифуфь не фомневаефефь, фто ффе быво именно фаф?
— Тут трудно ошибиться, — ответил Холмс, наминая мою грудь. — Первое, что я увидел, подъехав к дому, были опаленные участки почвы, обычно, такие остаются от старых моделей гравикааа-аа! — ров. Заметьте, что до прошлой ночи дождя не было целую неделю. Значит, гравикар, очевидно, приземлялся там нынешней ночью. Потом я увидел рядом с опаленными следами вмятину с частицами металла — она осталась от оторванного бампера машины, это очевидно-оооох! Кар прибыл после того, как начался дождь, а утром, по словам Грегсон, никто не прилета-ааааа! Зубы, Дженни! — Холмс резко дернул меня вверх.
— Стало быть, этот кар прибыл ночью, и, конечно же, он-то и доставил туда тех двоих, — продолжил он, несмело возвращая меня на позицию, очевидно, опасаясь, что я снова его укушу.
— Ффе эфо вфолне фравдофодовно, — сказала я, ритмично двигаясь на члене Холмса, как ни в чем не бывало.
Я полностью повиновалась движениям его руки, которая все еще сжимала мои волосы, зубки я послушно убрала, мне просто иногда хотелось пошалить, чтобы раззадорить партнера.
— Но фаф вфы угафали рофт нафийнифы? — я принимала пенис уже так глубоко, что могла почувствовать губками кожу вокруг основания члена.
— Да очень про-ооо-сто: рост человека в девяти случаях из десяти можно определить по ширине его шага. Это очень несложно, но я не хочу утомлять вас вычислениями. Я измерил шаги на-аааах! — сильницы как на глинистой дорожке, так и на пыльном полу в комнате. А потом мне представился случай проверить свои вычисления. Когда человек пишет на стене, он инстинктивно пишет на уровне своих глаз. От пола до надписи на стене пять футов. Одним словом, задачка для дете-ээээ-й!
— А как вы уфнали, ффо она не вубиф анавный фекф и фто у нее мавеньфий нофиф?
— Маленький носик? Простите, я не всегда понимаю, когда вы с набитым ртом, Дженни! — Холмс прекратил дергать меня за волосы и я смогла оторваться от пениса, чтобы повторить вопрос уже членораздельно.
— Как вы узнали, что она не любит анальный секс и что у нее маленький носик?
— По походке, Ватсон, это же очевидно. Любительницы анала чуть четче печатают шаг.
— Это вы сами придумали? — спросила я, на время заменив свой ротик ладошкой на члене Холмса.
— Ни в коем случае. Это многолетняя практика, не забывайте о моем хобби — анальные девственницы после первого опыта практически сразу же меняют походку.
— Ну ладно, допустим, а как быть с носиком и маникюром? — задала я еще один вопрос, после чего наклонилась и лизнула пенис Холмса.
— Надпись на стене сделана указательным пальцем, обмакнутым в сперму. Я рассмотрел через лупу, что, выводя буквы, насильница слегка царапала штукатурку, чего не случилось бы, если бы ноготочки у нее были короткими. А на полу я нашел элемент краски, там кусочек шляпы Чипа.
— Но вы еще сказали про Гаечку и Дейла!
— Ну я, подумал, что вряд ли у нее на всех ноготках один и тот же рисунок. Если уж наводить красоту, то и всех основных героев изображать, разве нет!
Он покосился на мои пальчики. Маникюра у меня не было, просто аккуратные ноготочки.
— То есть это всего лишь ваше допущение? Понятно… — немного разочарованно протянула я.
— Никакое не допущение. Я смотрел каталоги косметических фирм — это довольно популярный маникюр, там именно тот набор героев, о котором я сказал.
— Хорошо, но как же носик?! — не выдержала я, довольная, что Холмс прекратил тянуть меня за волосы и я могу делать ему минет в своем темпе. Правда в данный момент я не брала в ротик, а лишь целовала головку — мне хотелось вести диалог нормальным образом, без бульканий и мычаний.
— А вот это уже более смелая догадка, хотя я не сомневаюсь, что и тут я прав. Но об этом вы пока что не расспрашивайте.
Я провела ладошкой по его яйцам. Убедившись, что они покрылись мурашками от моих ласк, я вновь обняла член Холмса губками. Он довольно застонал, снова поднял свою руку, но на этот раз не стал дергать меня за локоны, а лишь бережно погладил их. Улыбнувшись краешком губ, я продолжила насаживаться, уже предчувствуя вкус спермы Холмса. Но я решила дать ей накопиться в большем количестве, поэтому снова снялась с члена и подняла взгляд на своего компаньона.
— У меня просто голова кругом идет, — сказала я, сжимая пальчиками член у основания головки, чтобы отсрочить финиш, — чем больше думаешь об этом преступлении, тем загадочнее оно становится. Как могли попасть эти двое — если их было двое — в пустой дом? Каким образом один мог заставить другого не сопротивляться в момент доведения до кататонического состояния? Почему сперма повсюду в комнате, но на самой жертве нет ни капли? Что за цель преследовала насильница, если она даже не ограбила свою жертву? Откуда там обручальное кольцо? А главное, зачем насильница, прежде чем скрыться, написала немецкое слово «Rache»? Должна сознаться, решительно не понимаю, как связать между собой эти факты.
Когда я закончила эту тираду, то со спокойной совестью смогла снова нырнуть на член. Я насадилась поглубже, так, чтобы дышать стало сложно. Холмс потрепал меня за ушком, когда я отчаянно замычала, препятствуя инстинкту самосохранения выпустить член, чтобы вдохнуть воздух полной грудью.
Когда я наконец выпустила член, мой спутник одобрительно улыбнулся. Мои усилия возымели эффект — финиш был отсрочен, хотя пенис дрожал и пульсировал в руках, заставляя меня возбуждаться все сильнее.
— Вы кратко и очень толково подытожили все трудности этого дела, — сказал Холмс. — Тут еще многое неясно, хотя с помощью главных фактов я уже нашел разгадку. А что до открытия бедняги Лестрейда, то это просто уловка насильницы, чтобы направить полицию по ложному следу, внушив ей, будто тут замешаны ностальгисты и какие-то тайные общества. Написано это не настоящим ценителем древних языков. Букву «А», если вы заметили, он пытался вывести готическим шрифтом, а настоящий германист всегда пишет печатными буквами на латинский манер, поэтому мы можем утверждать, что писал не специалист по языкам, а неумелый и перестаравшийся имитатор. Конечно же, это хитрость с целью запутать следствие. Пока я вам больше ничего не скажу, доктор. Знаете, стоит фокуснику объяснить хоть один свой фокус, и в глазах зрителей сразу же меркнет ореол его славы; и если я открою вам метод своей работы, вы, пожалуй, придете к убеждению, что я самая рядовая посредственность!
— Воф увз нифофда! — возразила я, опять заглотив член Холмса почти до самых яиц. — Фы фделави февифое дево: влафофаря фам рафкрытие фрефтуфлений нафодитфя на грани тофной науфи.
Мои слова и серьезная убежденность тона, очевидно, доставили моему спутнику немалое удовольствие — он даже порозовел, хотя, возможно, это было связано также с тем, что я делала своим ротиком и ладошками. Я уже говорила, что Холмс был чувствителен к похвалам его искусству не меньше, чем я к похвалам своей красоте.
— Я скажу вам еще кое-что, — продолжал он. — Насильница и жертва приехали в одном гравикаре и вместе, по-дружески, чуть ли не под ручку, пошли по дорожке к д-о-о-оо! — му. В комнате они расхаживали взад и вперед, вернее жертва стояла, а расхаживала девушка. Я это прочел по следам на полу и прочел также, что насильницу, шагавшую по комнате, охватывало все большее возбуждение. Она все время что-то говорила, пока не взвинтила себя до того, что начала подскакивать, примерно как вы полчаса назад, только вы прыгали ради услады наших глаз, а она — ради каких-то своих целей. И тогда произошла трагедия. Ну вот, я рассказал вам все, что знаю, наверное, остальное лишь догадки и предположения. Впрочем, фундамент для них крепкий. Но давайте-ка поторо-ооо! — пимся, я еще хочу успеть на анальную конференцию.
Гравитакси тем временем пошло на снижение в самых мрачных переулках Лондона. Неожиданно я поняла, что мы находимся в одном из гетто ностальгистов. Я неистово принялась увеличивать темп, надеясь успеть до посадки, но все было зря — диктор уже говорил объявление.
— Уважаемые пассажиры! Мы находимся в районе Одли-корт, муниципальная власть которого признала эту территорию свободной от всех видов публичного секса, обнажения и разврата, — произнес механический голос. — Просим вас не нарушать запреты во избежание штрафов и наказаний.
Словно в подтверждение его слов в отдаление неоном ярко вспыхнул весьма красноречивый дорожный знак «Оральный секс запрещен». Собственно, тут были запрещены все виды публичного секса, но вот оральный был запрещен даже в том случае, если парочка занималась им у себя дома вдали от чужих глаз. В этом они переплюнули даже наших предков, у которых были подобные запреты девятьсот лет назад.
С диким разочарованием я снялась с члена Холмса. Так и есть, мои худшие опасения подтвердились — третий минет подряд за этот день мальчик не успевает кончить мне в ротик — сначала это произошло во время прошлого полета в такси с Холмсом, потом на месте преступления с Лестрейдом и вот теперь опять с Холмсом и опять в такси. А дело уже идет к вечеру.
Одли-корт в целом был местом малопривлекательным, дело не только в запрете публичного секса. Тут не было консьержек в подъездах, газонов у домов, а на некоторых улицах даже не горела часть фонарей. Когда мы вышли из такси, первое, что привлекало внимание, это тишина — никаких девичьих вскриков и звуков минета, девушки даже не ойкали от регулярных щипков за попу и грудь — вообще ничего похожего. Зато я впервые за долгие годы смогла расслышать на лондонской улице треск сверчков.
Выйдя из такси, Холмс оделся и скептически посмотрел на мой наряд. Короткий топик, оголяющий животик и мини-юбка были совершенно адекватным выбором почти во всех районах города, но тут к этому могли отнестись предвзято. Компаньон чуть поправил мою юбочку и попросил меня наклониться вперед. Очевидно, вид сзади его не удовлетворил и он сказал мне, чтобы я постаралась не светить трусиками, для чего нужно было избегать наклонов и резких поворотов.
Я кивнула и постаралась натянуть топик пониже, что было совершенно бесполезным делом — он лишь еще сильнее очертил мою грудь. Холмс подумал немного и решил дать мне свою футболку, а сам остался голым до пояса. Мы понадеялись, что мужское обнажение здесь не будет так раздражительно, как женское, тем более, что Холмс останется в шортах.
Футболка Холмса великолепно закрывала не только мой животик, но и юбку, теперь я могла наклоняться вперед — мои трусики были надежно скрыты от посторонних глаз. Шерлок довольно усмехнулся и шлепнул меня по попе, но потом, спохватившись, одернул руки — такое поведение здесь также было запрещено.
Тесный проход привел нас в четырехугольный двор, окруженный серыми домами. Через несколько минут мы добрались до номера 46. На двери красовалась маленькая медная дощечка, на которой было выгравировано имя Рэнса. Нам сказали, что констебль еще не вставал после ночной смены, и предложили подождать в крохотной гостиной.
Вскоре появился и сам Рэнс. Он, по-видимому, был сильно не в духе оттого, что мы потревожили его сон.
— Я ведь уже дал показания в участке, — проворчал он.
Тут его взгляд упал на меня. Внезапно он куда-то исчез, а вернулся уже с рулеткой в руках. Подойдя ко мне, он сел на корточки и принялся измерять расстояние от низа футболки до моих коленок. Я стояла, оцепенев, в раздумьях о том, что, судя по всему, здесь есть четкий запрет на обнажение ножек выше коленей. И вот Рэнс поднялся во весь рост, строго посмотрел на меня и уже хотел было что-то сказать, но его прервали.
Неожиданно в коридор вошла прелестная девушка лет восемнадцати. Она была в смешных тапках-единорожках, белых трусиках и кружевной маечке.
— Ээээ! — поспешила заметить я. — Разве эта девушка соблюдает запрет на обнажение?!
— Доча, уйди в комнату, пожалуйста, — сказал констебль.
— Ну пап! — девочка тряхнула своими замечательными волосами и сделала умильное личико. — Я хочу сделать тебе минет прямо сейчас, при гостях. У нас так редко бывают нормальные люди, а не ностальгисты. Пусть они посмотрят и скажут, вдруг я что-то делаю неправильно!
— Что? — я не верила своим ушам. — Вы занимаетесь сексом со своей дочерью, да не простым, а оральным? А как же запрет, у вас вон, на улице знак дорожный висит! А еще мне расстояние рулеткой мерили, совсем уже что ли?! — я покрутила пальцем у виска.
Констебль кашлянул. Его дочь не собиралась никуда уходить, она сложила руки на груди и умоляюще смотрела на отца.
— Ээ, понимаете… Я работаю за пределами общины, в процессе службы мне приходится заниматься сексом, увы, без этого никак — наши правила это позволяют, в том числе оральный секс, если избежать его совершенно никак невозможно, а это как раз мой случай. Ну и, соответственно, мне не хотелось бить в грязь лицом, ведь первое время я кончал сразу после того, как незнакомая девушка коснется моего члена своим языком. Тогда я решил потренироваться с дочерью… Ей это понравилось, теперь даже не знаю, что делать. Возможно, будем переезжать отсюда в другой район, боюсь даже представить, что будет, если ее друзья узнают. Но переезд — дело непростое, я сейчас коплю деньги на новый дом… Вот и… — Рэнс осекся и посмотрел на нас уже не строго, а с виноватой улыбкой.
— Ой, да мои друзья тоже втихаря это делают. Вся наша община ностальгистов-утопистов насквозь прогнила. Вот ностальгисты-экстремисты не такие, у них строгие правила и они следят за их соблюдением. Хорошо, что у нас не так, — сказала дочка констебя и хихикнула.
— Так вы говорите, что ваша дочь неопытна в вопросах орального секса? И вы хотите это исправить?
Констебль покраснел, я его дочка поспешила сказать:
— Да, да! Очень хотим! Когда мы переедем, я пойду в нормальную школу и там все объяснят детально, но сейчас я не хочу, чтобы папа каждый минет на работе воспринимал, как нечто из ряда вон выходящее, дома его должен ждать десерт не хуже. Меня, кстати, Бетси зовут.
— А я доктор Дженни Ватсон, — я подала руку девочке, понятия не имея, как они тут здороваются — но традиционный вариант ущипнуть за грудь отпадал точно. Она сжала мою ладошку своей и потрясла ее.
— А вы не согласитесь рассказать нам то, что видели лично в том случае, если доктор Ватсон продемонстрирует вашей дочери некоторые приемы? — предложил Холмс.
— Что ж, я не прочь рассказать все, что знаю, — ответил констебль, не сводя глаз с меня.
— Папа, ты им все расскажешь, но только после того, как доктор Дженни прояснит мне некоторые моменты.
— Ну хорошо, — я вздохнула и встала на коленки. Что ж это за дикари такие, что девочку в ее восемнадцать лет приходится учить элементарному?
Бетси приняла ту же позу рядом со мной. Она привычно расстегнула папину ширинку и извлекла орган наружу. Надо сказать, что он был очень красив — динный, чуть кривоватый, с толстой вкусной на вид головкой. Я невольно улыбнулась, глядя на раскачивающийся член. Холмс стоял рядом, скрестив руки на груди. Он ждал, когда появится возможность допросить Рэнса.
Бетси аккуратно лизнула головку и посмотрела на меня, словно ожидая одобрения. Я кивнула и девочка обняла член своего папы губками. Но, не успела она вобрать его даже до половины, как Рэнс затрясся всем телом и его член принялся дергаться, извергаясь в ротик дочери. Бетси плотно сжала губки и принялась сглатывать, стараясь не упустить ни капельки папиной спермы.
Когда Рэнс успокоился, его дочка снялась с члена со звонким чвякающим звуком и посмотрела на меня.
— Вот так, — виновато вздохнула она. — Папочка кончает обычно через несколько секунд, я даже процессом не успеваю насладиться.
— Смотрите, мисс Рэнс, — сказала я, беря член констебля в свою ладошку. — Вот здесь, — я указала на место соединения головки и уздечки пениса, — находится волшебное местечко. Если на него нажать, то возбуждение у вашего партнера немного спадет и вы сможете подольше наслаждаться минетом.
— Ага, поняла, — девочка улыбнулась, нащупывая заветную зону на члене отца.
— Ааа, я еще хотела спросить по поводу глубокого горла, — добавила начинающая минетчица. — Много слышала о таком способе, когда член парня проникает аж до горлышка, да так, чтобы яйца стукнулись о подбородок. Хотела попробовать, но не могу, рефлексы, да и в целом… дискомфорт.
— О, это прийдет с опытом. Пока что можете просто максимально расслаблять глотку и искать свою глубину проникновения. Не помешает, если отец будет во время минета придерживать вас за затылок, так удастся насадиться поглубже.
— Спасибо, — просияла девушка. Поскольку эрекция у констебля не спадала, Бетси решила тут же испытать полученные знания в деле. Она лизнула головку папиного члена, а потом аккуратно взяла ее в ротик, ожидая, что отец начнет рукой давить ей за затылок, вгоняя член поглубже. Но он не спешил этого делать — то ли стеснялся, то ли не верил в успех предприятия и хотел просто кончить. Тогда я взяла дело в свои ладошки — положила пятерню Рэнса на затылок дочери и надавила.
Девочка приглушенно глыкнула, я убрала руку и с удовольствием смотрела, как отец давит на затылок своего чада уже сам, расплываясь в блаженной улыбке. Когда Рэнс принялся глубоко дышать и меняться в лице, я шепотом напомнила девушке про волшебное местечко. Убрав ладонь отца с затылка, девочка отшатнулась и аккуратно сжала двумя пальчиками указанную зону.
Магическим образом дыхание ее отца пришло в норму и он продолжил яростно таранить ротик дочери. Слюнки девочки капали на пол, щечки раскраснелись, а на трусиках уже виднелось мокрое пятнышко, хотя Бетси даже не прикасалась к себе пальчиками. Когда отец подошел к финишу во второй раз, она уже не стала его сдерживать, а с удовольствием проглотила отцовский нектар. Вытерев губки, Бетси подскочила и радостно убежала в свою комнату.
Холмс тем временем вернул констебля к реальности. Рэнс застегнул штаны и впомнил об уговоре.
— Просто расскажите нам все по порядку, — попросил его Холмс.
Рэнс уселся на диван, набитый конским волосом, и озабоченно сдвинул брови, как бы стараясь восстановить в памяти каждую мелочь.
— Начну с самого начала, — сказал он. — Я дежурил ночью, с десяти до шести утра. Около одиннадцати в «Белом олене» началась оргия с щупальцевиками с Сатурна, а вообще-то в моем районе было тихо. В час ночи полил дождь, я повстречался с Дейзи Мерчер — с той, что дежурит в районе Холленд-Грув. Мы постояли на углу Генриетта-стрит, она сделала мне минет, а потом, в два или чуть позже, я решил пройтись по Брикстон-роуд, проверить, все ли в порядке. Грязь там была невылазная, а кругом ни души, разве что пара такси пролетели. Иду себе и думаю, между нами говоря, что хорошо бы сейчас выпить горячего какао с перцем, как вдруг вижу: в окне того самого дома мелькнул свет. Ну, я-то знаю, что два дома на Лористон-Гарденс стоят пустые, хозяев там уже несколько лет нет, а все потому, что место это несчастливое, по слухам, там произошло анальное изнасилование восемнадцатилетней школьницы, жуткое преступление… Ну и вот, я как увидел в окне свет, так даже опешил и, конечно, заподозрил что-то неладное. Когда я подошел к двери…
— Вы остановились, потом пошли обратно к калитке, — перебил его мой приятель. — Почему вы вернулись?
Рэнс подскочил на месте и изумленно уставился на Холмса.
— А ведь верно, сэр! — сказал он. — Хотя откуда вам это известно, черт его знает! Понимаете, когда я подошел к двери, кругом было так пустынно и тихо, что я решил: лучше-ка я захвачу кого-нибудь с собой. Вообще-то я не боюсь никого, но анально изнасилованные школьницы — это страшные люди… Я и подумал: а вдруг она стоит там, ждет непонятно чего, отомстить хочет или еще что… Я ведь в анальных делах новичок, а ну как придется — а я и не знаю, что и чем нужно смазывать! Мне, признаться, стало жутковато, ну я и вернулся к калитке, думал, может, увижу фонарь Мерчер, она по анальному сексу спец, но только никого вокруг не оказалось.
— И на улице никого не было?
— Ни души, сэр, даже ни одна собака не пробежала. Тогда я собрался с духом, вернулся назад и распахнул дверь. В доме было тихо, и я вошел в комнату, где горел свет. Там на камине стоял фаллоимитатор светящийся, и я увидел…
— Знаю, что вы увидели. Вы вызвали скорую, несколько раз обошли комнату, стали на колени возле жертвы и попытались привести ее в чувство, потом пошли и открыли дверь в кухню, а потом…
Джон Рэнс порывисто вскочил на ноги, с испугом и подозрением глядя на Холмса.
— Постойте, а где же вы прятались, почему вы все это видели, а? — закричал он. — Что-то вы слишком много знаете!
Холмс рассмеялся и бросил на стол перед констеблем свою визитную карточку.
— Пожалуйста, не арестовывайте меня по подозрению в изнасиловании, — сказал он. — Я не волк, а одна из ищеек; мистер Грегсон или мистер Лестрейд это подтвердят. Продолжайте, прошу вас. Что же было дальше?
Рэнс снова сел, но вид у него был по-прежнему озадаченный.
— Я пошел к калитке и позвонил Мерчер. Прибежала она, а с ней еще двое.
— А на улице так никого и не было?
— Да, в общем, можно сказать, никого.
— Как это понять?
По лицу констебля расплылась улыбка.
— Знаете, сэр, видал я пьяных девушек на своем веку, но уж чтоб так нализаться, как эта, — таких мне еще не попадалось. Когда я вышел на улицу, она привалилась к забору возле калитки, но никак не могла устоять, а сама в это время пела какую-то песню. А ноги ее так и разъезжались в стороны, я еще удивился, как она держится на своих каблучках.
— Какая она была с виду? — быстро спросил Шерлок Холмс.
Джон Рэнс был явно раздражен этим не относящимся к делу вопросом,
— Пьяная, вот какая она была с виду, — ответил он. — Если б мы не были заняты, конечно, сволокли бы ее в участок.
— Какое у нее лицо, одежда, вы не заметили? — нетерпеливо добивался Холмс.
— Я ж говорю — на каблучках она была. Туфельки белого цвета. Очень симпатичная, рост ниже среднего, носик маленький, губки пухлые…
— Так, достаточно! — воскликнул Холмс. — Куда же она делся?
— Некогда нам было возиться с ней, других забот хватало, — обиженно заявил полисмен. — Уж как-нибудь сама доплелась домой, будьте уверены.
— Как она был одета?
— Шортики и блузка, ничего особенного.
— А в руке она не держала плетку?
— Плетку? Нет.
— Значит, бросила ее где-то поблизости, — пробормотал мой приятель. — Может быть, вы видели или слышали, не прилетал ли потом гравикар?
— Нет.
— Что ж, спасибо, — сказал Холмс, вставая с дивана. — Боюсь, Рэнс, вы никогда не получите повышения по службе. Головой надо иногда думать, а не носить ее, как украшение. Вчера ночью вы могли бы заработать сержантские нашивки. У девушки, которую вы тогда видели, ключ к этой тайне, ее-то мы и разыскиваем. Сейчас нечего об этом рассуждать, но можете мне поверить, что это так. Пойдемте, доктор!
Оставив нашего констебля в тягостном недоумении, мы вышли во двор и вызвали такси.
— Неслыханный болван! — сердито хмыкнул Холмс, когда мы ехали домой. — Подумать только: прозевать такую редкостную удачу!
— Ну, зато у него прелестная дочь. Ему с ней очень повезло.
Я не решалась предложить Холмсу минет снова, опасаясь, что он снова не успеет кончить. Так что я просто сидела рядом, тая от его пальцев, которыми он выкручивал мне соски.
— Я все-таки многого тут не понима-ааай! — ю. Действительно, приметы этой девушки совпадают с вашим представлением о втором лице, причастном к этой тайне. Но зачем ему было опять возвращаться в до-оооой-ой! — м? Насильники так не поступа-аааа! — ют.
— Кольцо, друг мой, кольцо — вот зачем она вернулась. Если не удастся словить ее иначе, мы закинем удочку с кольцом. Я ее поймаю на эту наживку, ставлю два против одного, что поймаю. Я вам очень благодарен, доктор. Если б не вы, я, пожалуй, не поехал бы и пропустил то, что я назвал бы интереснейшим этюдом. В самом деле, почему бы не воспользоваться жаргоном художников? Разве это не этюд, помогающий изучению жизни? Этюд в багровых тонах, а? Изнасилование багровой нитью проходит сквозь бесцветную пряжу жизни, и наш долг — распутать эту нить, отделить ее и обнажить дюйм за дюймом. А теперь поужинаем и поедем на анальную конференцию. Там расскажут про новые приемы и веяния в этом нелегком деле, ну и свежие школьницы обязательно будут, можете мне поверить. А кроме того, там может быть и то, что заинтересует лично вас, Ватсон. Ну, по вашей проблеме с попой, если вы понимате о чем я.
Заинтригованная, я растворялась в движениях пальцев моего приятеля, который закручивал мне соски так, словно стремился их оторвать. Я уже визжала, не сдерживаясь и вовсю теребя лепесточки сквозь трусики — а Холмс, в свою очередь, сжимал член кулаком, совершая возвратно-поступательные движения.