Юристы, они такие же люди, как и остальные.
Конечно – они знают законы и способы их применения. Но это всего лишь свойство памяти. Хорошее хранилище информации и не более.
Одно из главных качеств юриста, это постоянная готовность к получению неверной информации. То есть готовность к тому, что тебе будут врать. Врать по мелочам или по крупному, из страха или от самолюбия, из меркантильных интересов или от глупой бравады.
Отсюда постоянный и безэмоциональный анализ полученных сведений. Выдержка и здоровый цинизм.
Женька Гусаков работает юристом.
Он сотрудничает с юрфирмой ООО «Народный адвокат». Это та контора, которая на «Менделеева».
К моменту описываемых событий, за девять лет его адвокатской практики, Гусаков успешно поучаствовал в паре десятков арбитражей, в сотне гражданских процессов и в тройке уголовных дел. Опыт огромный. Всякое, конечно, бывало. Но процессы он, так или иначе, вытягивал.
Естественно, он не пил, не курил и занимался своим здоровьем. Берёг мозги – свой главный рабочий инструмент. Да и вообще…
А ещё, Гусаков был занудой. Настырным, цепким, внимательным к мелочам, занудой.
Адвокат, короче. Въедливый и дотошный.
Что ещё сказать?
Жена — Яна. Обыкновенная женщина. Очень симпатичная и жизнерадостная. Янка, просто излучала довольство жизнью, как и любая другая обеспеченная, любимая и любящая супруга. Она закончила РАНХиГС, факультет «Экономика и управление предприятием» и работала в районной администрации, первым помощником заместителя начальника управления кадровой политики.
Дочь — Мария. Которая почему-то обижается на родителей за своё библейское имя и требует, чтобы её называли «Мэри». Хотя, какая к чёрту разница, что «Мария», что «Маша», что «Мэри», сущность-то не меняется. В остальном – спокойный, уравновешенный ребёнок. Этакая крошечная взрослая женщина
Что ещё?
Большая, трёхкомнатная квартира в закрытом жилом комплексе «Старгород». Дача, тоже в охраняемом секторе. Машина. Все атрибуты успешного человека.
* * *
Всё произошло в две тысячи девятом году. В октябре месяце.
Женьке тогда было тридцать два.
Янка не пришла домой.
Обычно её на «служебке» подвозили в половине седьмого, к въезду на территорию комплекса. В тот, Богом проклятый четверг, она не приехала. Телефон не отвечал…
После восьми вечера, Женя начал серьёзно волноваться. Позвонил Янкиной знакомой, с которой те вместе работали. Можно сказать – подружки.
— Настя, ты не в курсе, где Яна. Она на звонки не отвечает.
Насте явно неудобно было говорить. Она мялась, «экала», короче – странно себя вела.
— Настя, — слегка запаниковал Гусаков, — что случилось? Мы тут с Машкой с ума сходим. Если знаешь, где она сейчас – подскажи.
Настя ещё немного помялась и выдала:
— Она… Яна… Уехала с Эдуардом Николаевичем…
— Что за «Эдуард Николаевич»?
— Это — Юрьев.
— Какой Юрьев?
— Ну,. .. Это первый замдиректора департамента городского хозяйства… Юрьев Эдуард Николаевич.
— А ты случайно не в курсе, куда они уехали?
— Нет, Женя, я не знаю.
Вот такая ситуация.
Слегка напуганная Мария с тревогой спросила:
— Пап, ну что?
Женька задумчиво прищурился:
— Фигня какая-то, доча.
* * *
GPS трекеры Женя присобачил на телефоны всей семье. Даже у тёщи и у Женькиной матери стояла «следилка». Ну, так… На всякий случай.
Вот этот случай и появился, ети его…
— Дочь, собирайся, поехали мать искать.
Не оставлять же ребёнка одного на ночь глядя, правильно?
Гусаков в один карман положил электрошокер, в другой сунул перцовый баллончик, снял с вешалки ключи от машины.
Подумал немного и напялил плечевую кобуру со своим травматом МР-80, в барсетку засунул лицензию на ношение. Накинул пальто.
— Готова, солнышко? Пошли.
Локатор показывал здание на «Госпитальной».
Гусаков крутанулся вокруг квартала. Вернулся к точке сигнала. Гостиница «Оазис». Четыре этажа. Помпезная башня смотрелась архитектурным излишеством. Железные ворота, кирпичный забор, на заборе плакаты – «Номера, сауна, ресторан».
Подумалось:
— Господи, какого хрена она тут делает, в этом захолустье? Притон какой-то.
Припарковался у закрытых ворот. Попросил:
— Мэри, посиди в машине.
Та согласно покивала.
* * *
Женька на ходу переложил ствол в карман, снял с предохранителя и постучал в калитку.
Открыл охранник в камуфляжке. Здоровый как слон.
— Здравствуйте, — (вежливость, прежде всего), — я могу пройти?
Амбал подозрительно выглянул за калитку, осмотрел улицу.
— Зачем?
— Здесь, где-то, моя жена. Я бы хотел её забрать…
— Нет здесь твоей жены. Выйди за ворота! Быстро!
Охранник напирал всем телом на Гусакова, выдавливая его с территории.
Женька упёр тому в живот ствол травмата.
— А если я тебе в пузе дырку сделаю? Что ты на это скажешь?
Амбал замер и осторожно опустил взгляд. МР точно копировал «Макара». Не отличить.
— Мужик… — обеспокоенно спросил охранник, — Зачем тебе неприятности?
— Ты наверно не понял?… Там где-то моя жена. А я сильно разозлённый муж. И я отправлю на кладбище и тебя, и весь персонал вашей вонючей малины, но заберу её домой.
Тут сзади тихонько спросили:
— Паап… Всё нормально?
— Нет, дочь. Не всё нормально, – разозлился Женя.
И мужику:
— Не дёргайся. И будешь жить.
Тяжело вздохнул. Не глядя за спину, спросил:
— Дочь… Я, где сказал сидеть?
— Папа, я боюсь одна в машине.
— Тьфу, твою мать…
Вот что за непослушный ребёнок!
— Так, мужик… Мы с тобой тут, что?… Устроим стрельбу? Или я просто спокойно заберу из этого притона свою супругу и уйду?
Амбал посмотрел на Машку, на ствол, на гостиничное крыльцо…
— Ладно,. .. Иди.
Через секунду крикнул вслед:
— Только это… Без стрельбы… Договорились?
— Договорились.
И Женька, на всякий случай, прикрывая Машку собой, пошёл к входной двери.
Вестибюль поражал вычурной, безвкусной красотой.
Из-за стойки, высокий парень в белоснежной водолазке, вежливо поинтересовался:
— Добрый вечер. Я могу вам чем-то помочь?
Женька достал из барсетки Янкину фотографию.
— Вот это… — он посмотрел на бейджик, — Андрей… Моя жена. Она где-то у вас. Я бы хотел её забрать…
«Андрей» громко сказал:
— Охрана!
Из двери за стойкой вышел ещё один боец в горке.
— Что?
— У нас неприятности… Вот с этим мужчиной.
Женька достал из кармана пистолет и пояснил:
— Вот это — мой ствол.
Достал из барсетки бумагу:
— А это — разрешение на ношение…
Все напряглись.
Машка опять заканючила:
— Паап…
— Стой за моей спиной, — рыкнул Гусаков.
Мария не унималась:
— Дяденьки, тут наша мама…
Пауза длилась с минуту. Потом охранник дёрнул плечом:
— Да пусть забирает. А то он тут сейчас натворит делов от расстройства… Только это… Мужик, давай договоримся – без стрельбы и драки.
— Не будет стрельбы, — успокоил Женька, — и драки не будет. У меня ребёнок. Я не стану её травмировать.
— Ладно, — успокоился администратор Андрей, — только пусть Василий с вами сходит… Во избежание, так сказать. Ваша жена с её… эээ… спутниками, в двенадцатом номере. Это второй этаж, третья дверь направо… Но сейчас там никого нет. Они в сауне отдыхают. Это туда.
И он ткнул пальцем в конец коридора.
* * *
Тот, кого назвали Василием, пошел вперёд.
— Иди за мной…
Охранник придержал Гусакова в дверях:
— Смотри, ты обещал…
— Да всё нормально, — ответил Женька и вошёл внутрь.
Адвокатская натура заставила предпринять некоторые меры. Он достал телефон и включил камеру. Так с камерой и ввалился в помещение.
Народу в сауне было мало. В центре помещения, в маленьком бассейне, булькались две полуголые бабы. Слева, на небольшом огороженном подиуме, стоял стол и большой белый кожаный диван.
Янка, пьяная и голая, сидела на этом диване между двумя такими же пьяными и голыми мужиками-пузанами.
Женька направил камеру и не успел перехватить дочь. А Машенька метнулась к матери, потянулась через стол:
— Мама! Мамочка!
Янка с трудом сфокусировала взгляд.
— Дочь?… Что ты… Здесь… Делаешь?
— Мама, пойдем домой! Пожалуйста! Пойдём!
Евгений подошел вплотную. Внутри всё кипело. Хотелось прикончить всю компанию к хренам. Но внешне он оставался спокойным. Профессиональная выдержка и ребёнок рядом не позволяли эмоциям выплеснуться наружу.
— Яна, пошли домой.
— О! Рогатый явился! – заржали мужики, — Чё? Потерял свою шлюшку?!
Женька сразу решил, что эти двое покойники. Но охранник выдвинулся вперёд:
— Мужик… Всё потом… И не здесь…
Евгений взял жену за руку:
— Яна, пошли домой.
— Никуда я с тобой не пойду. Скотина!… Ты мразь, ты понял! Ты мне всю жизнь искалечил! Тварь!…
Она пьяно выворачивала руку, пытаясь стоять прямо и гордо. Выходило хреново. Пьяная баба, выплёвывающая ругательства вызывала чувство омерзения.
Машка обняла мать и тянула её к выходу. Та грубо её оттолкнула.
— Я… Никуда… Не пойду… Ясно?!
Терпение кончилось. Женька протянул руку, намотал Янкину шевелюру на кулак и рванул на себя. Та, не удержав равновесие, упала на колени.
Один из её хахалей шагнул к Гусакову и попытался его ударить. Мда… Пьяный в сиську мужик, размахивающий кулаками, — жалкое зрелище.
Боковой слева в голову опрокинул это чучело через перильца в бассейн. Прямо на истерично завизжавших баб.
Василий прыгнул следом и, подхватив кашляющего и матерящегося мужика подмышки, поволок его на сушу. Видимо побоялся, что утонет.
А Женька потащил жену в коридор. Та брыкалась, пыталась его ударить и не прекращала орать:
— Скотина! Отпусти меня, гад!
Она волоклась голой мокрой задницей по линолеуму и извивалась как гусеница.
— Ты гандон! Пидарас! Отпусти меня, сука! Ненавижу тебя! Ненавижу!
Женька рыкнул:
— Успокойся, дура. Ребёнок смотрит.
Встряхнул жену за лохмы, поставил на ноги. Та снова оттолкнула прицепившуюся Машку и неожиданно резанула ногтями мужу по лицу.
— Да твою же мать… Ну ладно.
И он врезал женщине кулаком в солнечное сплетение. Та хрюкнула, согнулась, открыла рот, как рыба, пытаясь вдохнуть. Так, согнутую, сверкающую голой задницей, он и попёр её по коридору на выход. Янка, выпучив глаза, семенила за ним, держась за живот.
Уже перед самой дверью, супруга заупрямилась, завырывалась, захрипела отрывисто:
— Сумка… Документы… В номере…
Видимо экзекуция несколько протрезвила её, и она вспомнила о некоторых важных вещах.
Женька поволок голую бабу на второй этаж. Янка, как видно смирившись с положением вещей, почти спокойно сказала:
— Пусти… Я сама пойду… Я сама…
Но муж волок её, как упрямую кошку, вытирая рукавом раскарябанное лицо. Янка полоснула ногтём по брови, и кровь заливала левый глаз. Следом семенила дочь, тихонько подвывая от ужаса.
Ввалились в номер. Евгений, с силой опустив голову жены вниз, согнул её, поставил на колени, чтобы не мешала. Осмотрел помещение. На полу валялось разбросанное нижнее бельё и другая одежда. У подножия кровати гадко белели несколько использованных презервативов. Сумочка лежала на журнальном столике.
Он сгрёб её, сунул дочери:
— Держи. Пошли…
Янка замычала, попыталась помотать головой:
— Костюм… Пальто…
— Обойдёшься…
И уже со злостью, как на строптивую лошадь:
— Пошла!
Поддав ей коленом по голой заднице.
В такой живописной композиции они прошли через двор и подошли к машине.
Голая женщина упёрлась в борт Хонды, мычала, мотая головой, и выкручиваясь из рук мужа, не желая залазить на заднее сиденье. Мария подталкивала её в спину и со слезами уговаривала:
— Мама, поехали домой. Мама, садись в машину. Пожалуйста.
В конце-концов мужик не выдержал:
— Дочь, подержи дверь…
Схватил жену за шею и за одну ногу под колено и просто зашвырнул её в салон, как лягушку.
Супруга, тут же, попыталась открыть вторую дверку и вылезти с другой стороны. Разражённый Женька не выдержал. Он выматерился, снова поймал Янку за волосы и влепил ей такую пощёчину, что она на некоторое время потеряла сознание.
— Садись, Машенька.
Пристегнул ремнями на переднем сидении плачущего ребёнка, и уселся за руль.
* * *
Подъехав к своему комплексу, Гусаков пошарил по карманам, отыскивая пульт от шлагбаума. Руки тряслись как у припадочного. Он совершенно не понимал, что случилось. Почему он потерял контроль над ситуацией? Это злило и пугало.
Вытащив жену из припаркованной машины, он взвалил её как мешок, на плечо, голым задом кверху, и попёр в подъезд.
— Машенька, сумку захвати.
— Я взяла, пап. Я взяла.
Благо – тащить надо было только на второй этаж. Иначе бы не донёс. Трясло.
В квартире Женька бросил Яну на тахту в зале. Глянул на время. Бля… Двадцать минут первого. Ребёнок до сих пор не спит.
— Машенька, золотце, ты кушать хочешь?
— Нет, пап, не хочу… Иди — умойся. У тебя всё лицо ободрано.
Он потрогал рожу. Вся левая щека липкая от крови. Рубашка и куртка уделаны, теперь только на выброс.
Нашёл в аптечке перекись водорода и побрёл в ванную.
Когда Гусаков вышел в зал, с полотенцем на плечах, Машенька уже спала, притулившись к голой матери.
Он осторожно поднял ребёнка и отнёс в детскую, на её кровать. Снял с дочки тапочки. Раздевать не стал – побоялся разбудить. Накрыл одеяльцем, чмокнул в макушку и вернулся в зал.
Посмотрел на спящую Янку – сердце защемило. Любил он её, дуру. Сильно любил.
Вздохнул. Надо будить. По свежему выяснять что стряслось. Пока она не протрезвела. «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке». Так что…
Пошёл в спальню, принёс плед, прикрыл срам супруги. Потряс её за плечо:
— Яна, просыпайся.
Жена замычала и плотнее закуталась. Не просыпалась.
Женька пошел на кухню и вынул из холодильника полторашку «Карачинской». Постоял над спящей, вздохнул и начал поливать лицо жены ледяной газировкой.
Та вскочила отфыркиваясь.
— Ты что?! С ума сошёл?!… Ты что творишь?!
— Вставай, Яна. Надо поговорить.
— Пошел ты!… Дай поспать!…
Холодный душ возобновился.
Янка махала руками, пытаясь выбить у мужа бутылку. Но координации никакой, поэтому всё время промахивалась.
— Просыпайся, Яна. У меня к тебе разговор.
Янка уселась на тахте. Переползла в угол, подальше от залитого места.
— Нам не о чем разговаривать… Отстань от меня…
— Нам есть о чём разговаривать. Просыпайся. Мне нужны ответы.
Жена посопела, поморгала сонно, вытерла ладошкой помятое, мокрое, опухшее лицо.
— Попить дашь?
— Сок апельсиновый пойдёт?
— Пойдёт, — кивнула супруга и, застонав, схватилась за голову.
Высосав стакан сока, Янка вдруг подхватилась и рванула в туалет. Евгений пошел следом. Женщина стояла на коленях, на кафеле и её рвало в унитаз. Алкогольная интоксикация, мрачно подсказала память. Мда…
В конце-концов, освободив желудок, бедняга попыталась встать. Но ноги дрожали, руки тряслись, встать не получилось. Взяв принесённую Женькой кружку воды, Яна прополоскала рот. Следом снова высосала стакан сока.
Она сидела голая, прислонившись к стенке, и тяжело дышала. Муж поднял её на руки и отнёс на кухню, на угловой диванчик за кухонным столом. Притащил из спальни несколько подушек, так, чтобы жена была в полусидячем положении. Подал плед, в который трясущаяся Яна закуталась. Сел за стол, напротив, на табуретку.
— Полегчало?
— Чего тебе от меня надо?
Женька пожал плечами:
— Объяснений. Объяснений по горячим следам.
— Рожа-то болит? — злорадно поинтересовалась супруга.
Женя ехидство проигнорировал и скомандовал:
— Давай. Объясняй. Я слушаю.
— Я не обязана тебе ничего объяснять…
* * *
Он посидел, опустив глаза и зло глядя на столешницу.
— Значит, вот так?… Хорошо… Завтра собираешь свои вещи и уезжаешь к матери. Мария останется здесь. Ты можешь жить, как хочешь, но ребёнок должен расти в спокойной обстановке.
Янка разозлилась:
— Ты не заберёшь у меня дочку! Понял?! Я тебе её не отдам!
— Яна, ты забыла – кто я такой. Я адвокат. Я уже всё просчитал. Ребёнка ты не получишь. Это я тебе гарантирую…
— Почему это я «ребёнка не получу»? Я мать! Ребёнок должен жить с матерью!
— Ну, судя по твоему поведению в сауне, ты отвратительная мать, – шлюха и алкоголичка. У меня есть видео… С места, так сказать, событий… Учитывай ещё и то, что квартира моя. Ты на неё не имеешь никакого права. Тебе придётся уйти, и у тебя жилья нет. Кто тебе доверит ребёнка?
Янка сидела, опустив голову и закрыв глаза. Видимо до её пьяненького сознания доходило, хоть и медленно. Потом посмотрела исподлобья:
— Чего ты хочешь узнать?
— Зачем всё это было? Зачем ты разрушила семью?
— Я разрушила семью?! – возмутилась жена. — Это я её разрушила?! Хорошо… Где моя сумка?
— Что у тебя там?
Рявкнула сердито:
— Принеси мне сумку!
Женя принёс Янкин баул, поставил перед ней на стол.
Та порылась в вещах, достала прозрачный файл. С ехидцей сказала:
— Смотри, дорогой…
Женька извлёк распечатанные на принтере чёрно-белые фотографии. На них какой-то хахаль совокуплялся в миссионерской позе с похабной брюнеткой. Мужик сильно походил на Гусакова. Та же короткая причёска, те же выступающие скулы, очень похожая фигура. Все съёмки велись сзади и несколько сбоку. Поэтому совпадение лиц определить было сложно.
— Ну? И что дальше?
— А дальше, — Яна сжала губы, — дальше неси ноутбук. Неси его сюда.
Женя пошел в спальню и вернулся с «ноутом».
Янка достала из сумки USB флешку:
— На, дорогой, посмотри – что на ней.
Посидели в тишине, подождали, пока загрузится система.
Евгений открыл флеш-карту. На ней был единственный видео-файл. Включил.
Та же картина. Тот же мужик. Но только трахает уже блондинку, какую-то старую и не менее похабную, чем брюнетка на фотографиях. Опять же съемки сзади и чуть сбоку.
Самец очень похож на Гусакова. Очень. Только Женя-то знал, что это не он. За двенадцать лет супружества он не только не изменял жене — у него даже в мыслях такого не появлялось. У них настолько всё гармонично складывалось, что никого другого ему и не надо было.
— Что? – пьяно иронизировала жена. — Удивлён? Ты думал, всё останется шито-крыто? А оно видишь как – вылезло-таки наружу.
Стало горько… Он поморщился. Доказывать что-то пьяной женщине он не собирался. Скомандовал:
— Иди спать. Подушки захвати.
Янка фыркнула:
— Ты мне ничего скажешь? Не попросишь прощения? Нет?
— Нет…
И она оскорблённо ушла с кучей подушек в спальню.
* * *
Гусаков сидел, подперев голову руками. Ему было погано. Подташнивало и потряхивало. Хотелось уснуть, проснуться, а всего этого уже нет. Просто дурной сон. Из всех мыслей билась только одна:
— ****ец…
Ещё и Машку в это дело втянули…
Мир развалился. За несколько часов, счастливая, благополучная жизнь превратилась в хрен знает что, чему и названия-то не подберёшь.
Поморщился от досады. Вздохнул устало:
— Ладно, надо разбираться.
Разложил порнографические фото. Долго смотрел. Ничего. Никакой информации. Может это он, а может и не он. Как докажешь?
Включил видео.
По всей видимости, этот клип выдернули с какого-то порносайта. Значит надо гулять по интернету – искать. Вернее всего фильм скачали с наиболее популярных ресурсов. О, Господи, чем приходится заниматься! И он набрал в поисковике — «порно видео».
К четырём утра он нашёл.
Топорная работа. Порнографическая короткометражка, выгруженная из мировой паутины и грубо порезанная на более-менее подходящие куски.
Вот тут было абсолютно очевидно, что это не он. Абсолютно!
Женька немного успокоился, выключил ноутбук, ушёл в зал, посмотрел на мокрую тахту и, постелив на пол матрац, на нём и вырубился.
Один раз проснулся от того, что Яна снова блевала в туалете.
Не встал. Пусть сама разбирается.
Ему надо хоть немного выспаться. Впереди много тупой, ненужной и гадкой работы…
Ближе к утру пришла Маша.
— Пап, я что-то боюсь. Можно я к тебе. А то от мамы так перегаром воняет.
— Залазь, солнышко, — поднял край одеяла Гусаков. Обнял ребёнка и снова отключился.
* * *
Утром его потрясла за плечо Мария:
— Папка, мы проспали в школу! Что делать?!
Он обнял дочку, поцеловал её в носик.
— Сегодня — не пойдёшь. Ты вчера столько всякого пережила. Какая тут учёба? Омлет тебе сделать?
— Ага… И какао.
Женя встал, тяжело помотал головой, и отправился на кухню, кормить ребёнка. Он не заставил Мэри умываться и чистить зубы. Сегодня все правила были сломаны. Ситуация тяжёлая, и он не собирался осложнять её условностями.
Дочь вяло жевала омлет.
— Пап… Теперь вы с мамой разойдётесь?
Гусаков прихлёбывал чай.
— Я не знаю, Машенька. Теперь это зависит только от мамы… Но я обещаю тебе, что сделаю всё, чтобы наша семья сохранилась…
Помолчал горько.
— Даже если мы с матерью разбежимся, это никак не отразится на тебе. И я, и мама… мы тебя любим. И всегда будем любить. Всегда помни – мы тебя сильно любим…
Дверь спальни открылась, и Яна в халатике приползла на кухню. Лохматая, бледная, с опухшими глазами, она уселась рядом с дочерью. Разлепила потрескавшиеся губы:
— Попить есть чего?
Женя открыл холодильник:
— Только яблочный…
— Давай…
— Омлет будешь?
Яна тяжело помотала головой:
— Не напоминай про еду…
Минут десять все сидели молча. Вдруг жена встрепенулась:
— Мэри, а почему ты не в школе?
— Мы с папкой проспали…
Опять надолго замолчали.
Мария допила какао и отнесла посуду в раковину. Потом снова уселась на диван рядом с матерью. Янка строго попросила:
— Мэри, иди к себе в комнату. Нам с отцом надо поговорить.
— Ты хочешь сказать, что я уже не семья? — обиделась Машка.
— Мэри, я что сказала!
Женька спокойно окоротил:
— Не ори на ребёнка. Она уже взрослая девочка. И она в курсе всего… Если хочешь что-то сказать – говори при ней.
Янка зыркнула на мужа, на дочь…
— Ну ладно… Итак… Ты что-то решил?
— Конечно, решил.
— И что?… Учти, что я тебя никогда не прощу. Понял? Никогда… Я тебе отдала свою молодость, свою,. .. свою невинность. Я отдала тебе двенадцать лет своей жизни. И вот это — твоя благодарность?
Евгений поднял руки:
— Погоди. Погоди. Сначала я тебя хочу спросить – что ты собираешься делать?
— Как «что»?! Разводиться я собираюсь.
Мария охнула, заблестела слёзками.
— Машенька, — кинулись к ней родители, — мы тебя любим, солнышко, всё будет хорошо.
Мария плаксиво отвечала из объятий:
— Ничего не будет хорошо… Всё плохо…
Женька, заглянул в дочкины серые глазки:
— Солнышко, я же тебе обещал? Мы с мамой, — он строго посмотрел на Янку, — сделаем всё, чтобы семья не развалилась. Веришь?
Мария покивала, всхлипывая.
— Ладно, — продолжал Гусаков пытать жену, — второй вопрос. Что ты чувствуёшь в отношении меня? Только честно.
— Ненависть… Женя, я злюсь на тебя. Ты предал семью.
— Ясно. А хоть немного любви осталось?
Яна тяжко вздохнула:
— Осталось, конечно. Но, это, думаю, пройдёт.
— И чего ты от меня хочешь?
— Я хочу знать правду… Мне нужна правда… И не считай меня дурой!
— Ты уверена?
Янка вскочила:
— Да пошёл ты в жопу! Что ты мне на мозги капаешь?! Ты не на судебном заседании, бля!… Адвокат хренов! Я хочу услышать правду!
— Яна, «правда» не очень приятная вещь…
Янку аж затрясло.
— Можно подумать — будет хуже, чем сейчас!
— Ладно. Смотри… Машенька, тебе сейчас действительно лучше уйти к себе. Мы будем смотреть порнографию.
Мария фыркнула:
— Можно подумать, я порнографии не видела. Вчера, например.
Яна залилась краской до самых ушей. А Женя попросил:
— Иди, доченька. Я когда закончу — позову тебя… Пожалуйста. Очень тебя прошу…
Маша ушла в свою спальню. А Женя набрал поиск нужного клипа. Повернул «ноут» экраном к супруге:
— Смотри. Это — банальный порно-сайт. Скажи, это тот же клип, что и на твоей флешке?
— Ээээ… вроде – да.
— А вот это — тот фильм, что дала мне ты. Смотри… Видишь, на тридцать седьмой секунде изображение дергается.
Он повторил запись до этого места.
— И на сорок четвёртой секунде — то же самое дёргание…
— А теперь смотри — вот тут, на порносайте, тридцать седьмая секунда. Обрати внимание – становится видна его правая рука. Видишь?
Он остановил воспроизведение.
— Что ты видишь?
— Подожди, — нахмурившись, приглядывалась Янка, — у него вся рука в татуировке…
— А вот дальше… Абсолютно, то же самое. Увидела? В твоём фильме, те места, где видна его правая рука, — они вырезаны.
Он снова запустил клип с флешки.
— Видишь, тех мест, где ясно видны татуировки, — их нет. Теперь фотографии…
Он разложил на столе листы.
— Если специально не приглядываться, то незаметно… Но, вот тут, — он ткнул пальцем, — и вот тут, видно его запястье. Тоже всё в татуировке. Увидела? Это порноактёр. Они все зататуированы как хреновы папуасы. Кто тебе дал эту гадость?
Яна ошарашено смотрела на фото.
— Эдик дал… Дак ты, что?… Ты мне не изменял?
— Ты сама всё видишь. Да и с чего ради я пошёл бы кувыркаться с такими позорными шлюхами?… И ещё подумай — зачем мне было изменять, когда у нас с тобой в плане секса всё прекрасно?… Меня всё устраивало…
Потом горько нахмурился, засомневался:
— Или нет? Всё было плохо, а ты только прикидывалась?
Янка замахала ладошками:
— Женя, нет! Нет, нет, нет! У нас всё было прекрасно… Честно…
И тут до неё, наконец, дошёл весь ужас ситуации…
Женщина побледнела, выпрямилась, распахнула глаза и начала тяжело дышать с постаныванием. Слёзы полились ручьём. Она подняла руки, сжатые в кулачки, и закричала, как раненный зверёк.
Она всё поднимала и роняла руки, прерывая рыдания протяжными воплями. Как будто к ней прикладывали раскалённый утюг.
Женька вскочил, нашёл в аптечке корвалол, из холодильника достал бутылку водки. Налил пятьдесят грамм и накапал туда же лекарства. Приготовил стакан воды.
Ворвалась Мария, обхватила мать за талию, прижалась, успокаивала.
— Мама, не надо… Мамочка, не надо.
Евгений поднёс рюмку:
— Яна… Яна! Посмотри на меня. Вот это надо выпить. Слышишь?
Янка ничего не соображала. Она страшно выла и всё стучала себя по коленкам кулаками. Мотала головой и повторяла:
— Нет! Нет-нет-нет!
Муж обхватил Яну за шею, поднял ей голову.
— Маша, зажми ей нос, деточка.
Мария защемила матери нос и, когда та открыла рот, влил смесь и прижал к губам ладонь. Яна поневоле сглотнула, сморщилась.
— Запей, Яна. Запей водичкой.
Её зубы дробно стучали о край стакана, но кое-что попало и внутрь.
Женя поднял супругу на руки и отнёс в спальню. Уложил, накрыл пледом, лег рядом, прижал к себе. С другой стороны пристроилась Маша, тоже прижалась к матери. Рыдания постепенно стихли, и Яна вырубилась. От переживаний, от похмелья и от успокоительного.
А Евгений лежал и чувствовал, что сейчас тоже завоет от скорби. Если бы не дочка, он тоже бы орал, и бился на полу в истерике.
За что ему всё это?
Но, вот те ребята, которые такое сотворили с его семьёй — не жильцы. Он их, сук, в землю вобьёт. Это гарантировано. На этом тоже тяжело задремал.
* * *
Разбудил звонок телефона.
Гусаков пошёл на кухню, вытащил из барсетки «трубу».
— Да…
— Женька, у тебя все в порядке?
Это звонил Игорь. Работодатель.
— Нет, Игорь. У меня не всё в порядке. Поэтому дело Бобровых, передай кому-нибудь.
— Даже, так? Что-то серьёзное?
— Семья развалилась…
— Да твою же мать! Ты что, бабу себе завёл?
— Нет, Игорёк. У меня Янка загуляла.
— Нихрена себе… Она что — дура?
— Дура, конечно. Но самое страшное, что она считает себя умной…
— Ладно, Жень. Я твоё дело Наташе передам. Думаю — она справится.
— Да. Наташа справится. По всем вопросам пусть звонит мне в любое время.
— Ага… Ну ладно… Ты держись там. Если что надо — звони.
Янка не спала. Лежала, смотрела печально.
— Жень… Ты, что — не мог другую причину придумать?
— Нет. Это Игорь. Я ему врать не могу.
Он подошел к кровати.
— Кроме того, сейчас нам, вернее всего, понадобится очень много свободного времени. Тут нужна серьёзная причина…
Проснулась Машка:
— Мам… Пап… Я что-то срубилась.
И все вокруг неё опять заворковали:
— Лапочка… Солнышко… Птичка…
Оба понимали, что ребёнку, в ближайшие дни, придётся несладко.
Отец спросил:
— Мэри, — яичница?
— Нет… Если только — пельмешки.
— А тебе?
— Тоже пельмени, — заказала Яна.
Евгений пошёл варить пельмени. А Яна, набрала свою начальницу, отпроситься с работы на денёк. Какой из неё работник, в таком состоянии.
* * *
За кухонным столом долго молчали, ковыряясь в тарелках. Наконец Яна не выдержала. Отложила вилку. Судорожно, со всхлипом, вздохнула.
— Женя, что с нами теперь будет?
— Да я и сам хочу это понять, — кривился Женька.
— Прости, — заслезилась Янка, — я такая дура. Я тупая дура…
А что он мог ответить? Промолчал.
— Женя, не бросай меня. Я прошу…
— Ох, Ян… «Бросай», «не бросай». «Прости», не «прости»… Теперь всё зависит только от тебя. Я мало на что могу повлиять. Всё зависит от того, как ты себя поведёшь.
— Я сделаю всё… Я сделаю всё, что ты скажешь. Я хочу исправить всё… Всё, что я сломала.
— Что я могу сказать… Исправляй… Только прошу — без самодеятельности. Ты и так уже наворотила, от своей «проницательности». Надумаешь что-то — посоветуйся со мной. Я как-то… Боюсь твоей активности.
— Хорошо. Я понимаю. Я всё… Только с тобой. Только если ты разрешишь…
— Ну, вот и хорошо.
Посмотрел на замершую Марию:
— Кушай доченька.
Подождали, пока Мария доела и ушла к себе. К компьютеру, к «одноклассникам» и «инстаграму». И продолжили разговор.
Яна захлюпала:
— Женечка… Не уходи от меня. Я без тебя жить не смогу…
Он подсел к ней на диван. Обнял.
— Бестолочь, ты моя бестолочь. Иди сюда… Что же ты натворила…
Гладил жену по голове, как ребёнка.
— Нас одно пока спасает, что мы с тобой не только любовники, мы с тобой друзья… Ты же мой лучший друг. Ну, по крайней мере, я так думаю.
Янка притиснулась:
— Да. Я тоже так думаю…
— Это даёт хоть какую-то надежду. Если бы не наша дружба, я давно бы тебя вытурил… Кроме того, это же… Ну, всё это… Это же не похоть. Это глупая, поспешная месть. Тебя просто обманули.
— Я дура, но я люблю тебя. Поцелуй меня, Женя…
— Не могу… Прости, Ян, — не могу… Противно же, после всех этих… Побудь пока просто моим другом. Не женщиной, а другом. Хорошо?
Она горестно всхлипнула и покивала, поелозив щекой по его груди.
* * *
Надо было разруливать эту мерзкую ситуацию.
На самом деле ему хотелось просто сидеть, прижав к себе тёплую, мягкую жену и ничего не предпринимать. Но проблемы сами не решатся. Жизнь сама собой не наладится. Разные твари сами себя не накажут. Так что…
— Ну что, Яна, поговорим?
Янка тяжело вздохнула:
— Давай.
Он снова уселся на табурет с другой стороны стола. Напротив жены. Сосредоточился.
— Значит так… У нас два пути… Первый, это развод.
Женя поморщился.
— Ян, всё, что я тебе наговорил вчера насчёт квартиры, дочки — забудь. Квартиру я оставлю тебе. А Машка — как сама решит. С кем захочет с тем и останется.
Яна испугано вытаращила глаза:
— А ты куда?
— Я сниму где-нибудь комнатёнку.
— Женя! Я не хочу…
Женька остановил:
— Подожди. Дай я закончу…
Он повспоминал — на чём остановился.
— Так вот… Пока ты молодая и красивая, пока тебе только тридцать, ты легко сможешь найти себе мужчину… Полюбить. Создать семью.
Янка опять вскинулась, но муж поднял руку в останавливающем жесте.
— Понимаешь… Мы можем корячиться пять-десять-двадцать лет, пытаться восстановить отношения. И есть очень большая вероятность, что у нас ничего не получится. Вообще ничего. К тому времени тебе будет уже пятьдесят. И у тебя будет намного меньше возможностей для создания нормальной семьи. Полтинник, это не тридцать… Да и мне будет — пятьдесят два. Для мужика это, может быть, и не возраст, а вот для женщины…
Евгений потёр лицо.
— И тогда не надо будет ничего пытаться восстанавливать. Не надо будет никому мстить. Никаких разборок и поисков решений… Подумай, Ян. Это хороший выход. Разбежаться сейчас и остаться на всю жизнь друзьями… Ты пойми — доверия нет, секса уже не будет, от любви остались ошмётки. Восстанавливать всё это… Это же адский труд. Долгая и тяжёлая каторга. Я боюсь — ты не выдержишь и сойдёшь с дистанции.
— Я не сойду — возразила Янка, — и ты не прав, у меня есть любовь…
— Ладно, давай наглядно — Женя поковырялся в ящике кухонного стола. Достал две коктейльные трубочки и ножницы. Положил трубки на стол:
— Вот наша любовь. Вот это, твоя — он взял розовую и отрезал от неё больше половины.
— После того, как ты поверила в гадкую ложь, часть твоей любви превратилась в ненависть, и осталось вот столько. А после того, как мы попробуем всё восстановить, от неё останется вот столько.
И он ещё отрезал большой кусок. Положил остаток на стол. Взял синюю трубочку.
— А это моя любовь. После твоей измены осталось всего ничего.
Гусаков отчекрыжил большую часть, и маленький кусочек положил на стол рядом с кусочком розовой.
— Вот всё, что осталось. Я не знаю, можно ли это исправить.
Посидели, помолчали, уставившись на огрызки пластмассы.
— Яна, Я тебя любил, и ты меня любила. Я… Я упивался этой любовью. Я был счастливым мужиком… Те объедки, что остались от нашего счастья… Я не хочу ими пользоваться. Я лучше начну всё сначала. Я начну искать новую любовь, новую женщину. Пока я молод. Теперь я могу учесть все ошибки и больше их не повторять.
Яна выглядела напуганной.
— А как же я? А как же Машка? Ты же… Ты же мой муж. Ты должен думать обо мне и о ребёнке… Ты должен меня защищать…
— Со вчерашнего дня, я тебе ничего не должен. Сама понимаешь. Жена ли ты мне? Пока что непонятно. Но нам ещё не поздно начать всё сначала. Я имею в виду — по отдельности. Мы останемся добрыми друзьями, заботливыми родителями, не станем терзать друг друга. Будем жить дальше, каждый сам по себе. Новая любовь, новая семья…
Янка ревела, вытирая слёзы рукавом.