У Вовкиной школы было несколько шефов: завод ЗиЛ, троллейбусный парк, и, главное, судостроительный завод МССЗ. В первом классе они устроили водную экскурсию вокруг Нагатино: от технического причала до Коломенского и обратно. После выпускного вечера они обещали эту поездку повторить. И это им удалось.
Выпускной вечер тоже удался на славу. Сначала учителя во главе с директором выходили на сцену, хвалили два выпускных класса и прощались, прощались и хвалили, и даже самые отпетые хулиганы удивлялись: «Неужели мы такие хорошие?». Потом был банкет, очень хороший, на котором присутствовала первая учительница Ольга Ильинична Лунина, которая аккуратно кушала и все говорила: «Самая красивая – Леночка Сидорова» и сама себе улыбалась.
Потом были танцы, на которых играл приглашенный инструментальный ансамбль из консерватории. Все танцевали под музыку американцев «Муди блюз» и голландцев «Шокинг блю». В перерыве девушки плакали и сморкались в платочки, потом опять танцевали, а Вовка смотрел на позднюю вечернюю зарю и думал: «Какая она будет, эта взрослая жизнь?». А потом была прощальная поездка вокруг Нагатино.
Две Вовкины учительницы: первая – Ольга Ильинична Лунина и последняя – Лидия Сергеевна Гольштейн, сидели на пристани и наблюдали, как их бывшие ученики «выгружаются» из речного трамвая. Щедрые шефы возили их вокруг микрорайона, а выпускники танцевали, целовались и, чего уж греха таить, выпивали.
Вовка Макаров выпил всего полтора стакана портвейна и был еще бодр, а вот девушки, две Ленки: Година и Сидорова – к утру совсем сникли. Година откровенно спала, похрапывая, у Вовки на плече, а Сидорова временами шевелилась, двигая длинными «ляшистыми» ногами, словно пытаясь танцевать. «Ах, какие наши девушки красивые!», – прошептала Ольга Ильинична, повернув орлиный нос к Лидии Сергеевне.
— Которые? – поморщилась математичка Гольштейн.
— Все! – восторженно сказала Лунина. – А особенно – Леночка Сидорова. Она такая стройная, ножки длинные, а в распущенных волосах – голубая, в тон платью, лента!
Во время этих восторгов Вовка Макаров вел, а, точнее, тащил по сходням обеих Ленок. Если Ленка Година кое-как продрала глаза и тупо ступала ногами сама, то Ленка Сидорова всем своим немаленьким весом висела на Вовке. «Я им помогу!», – вскрикнула Лидия Сергеевна, кинулась навстречу и подхватила маленькую Годину. – «Вы уж отведите Сидорову домой!». Макаров перехватил совсем обмякшую Сидорову поудобнее и потащил ее в брежневскую девятиэтажку, а первая Вовкина учительница благосклонно кивала им вслед, слабо улыбалась и, видимо, вспоминала свой выпускной вечер.
Макаров останавливался два раза. Первый раз он положил Ленку на скамью, и она, всхлипнув, обоссалась, промочив насквозь голубое платье. А на второй скамье она и вовсе оглушительно пукнула, и от нее понесло кислятиной. «Обделалась, зараза!», – сказал Вовка. «Бросить бы тебя, засранку!». Он взвалил выпускницу на спину, как надоевший рюкзак, и, согнувшись в три погибели, поволок девушку дальше.
Хорошо, что мир не без добрых людей. Навстречу порядком уставшему Макарову бежала Людочка Шенгелия, которую Вовка не видел ни разу после восьмого класса. Она ушла в музыкальную школу и, по слухам, готовилась к поступлению в консерваторию. А сейчас она бежала растрепанная, розовая со сна, и в халате крупными розами, который то и дело распахивался и демонстрировал Людкину кружевную рубашку. «Что, что с ней?», – Закричала Шенгелия, подбегая ближе.
— Ничего особенного, – ответил Макаров, еле переводя дух. – Пережрала водяры, напрудонила и сходила под себя по-большому. Ты как здесь оказалась?
— Лидия Сергеевна позвонила. Давай, я помогу.
Она подхватила Сидорову с другой стороны, и Вовке сразу стало легче. Так, втроем, они дотащились до подъезда девятиэтажки и загрузились в лифт. Потом вынесли Ленку из лифта и внесли в прихожую. Ф-фу. Все!
Макаров, наконец, распустил узел галстука и с удовольствием уселся на табуреточку.
— Чего расселся? – строго спросила Людка. – Давай Ленку разденем и загрузим в ванну.
— Разденем? – обрадовался Макаров. – Так бы сразу и сказала! Это ж мое любимое дело!
Прямо в прихожей они Ленку и раздели, отбросив в сторону грязное голубое платье и нейлоновую комбинацию. Вовка собственноручно стащил с мягких грудей тесный лифчик, а вот обгаженные трусы снимать категорически отказался, хотя посмотреть, какие у Сидоровой волосики, ему очень хотелось. Этим занялась ее подружка Людочка Шенгелия. Она уже напустила воды в ванну, они с трудом уложили Ленку в воду, и Людка принялась намыливать мочалку. «Ты так и будешь смотреть?», – строго спросила она пялившегося на Ленкины прелести Макарова.
— Ага, – ухмыльнувшись, ответил тот. – Что я, зря ее пер? Более того, я бы ее освоил, но только чистую. Ты мой, мой! Я мешать не буду.
— Тогда рукава закатай! – приказала Людка, протягивая руки в рукавах к Вовке. – Я забыла.
— А ты халат-то сними, – посоветовал Макаров. – А то намокнет, и надеть нечего.
— Как это нечего? У меня много чего есть!
— У Ленки займешь?
— Чудак ты, Вовка, – вздохнула Людка. — Зачем у Ленки. Это же моя квартира.
Но халат Вовка с нее все-таки снял. Зачем мочить хорошую вещь?
— А остальное? Можно?
После этого Людочка выставила Макарова из ванной комнаты, и он отправился осматривать квартиру. Коридорная система, три комнаты, в одной из которой стояло пианино «Stolzenberg Drezden». Наверно, немецкое, подумал Вовка, и открыл крышку. Играть двумя руками он не умел, потому что немного играл на аккордеоне, а потому сел на круглый вертящийся табурет и правой рукой взял пару звучных аккордов. Он бы еще потренькал, но помешала Людка Шенгелия. «Пошли, уложим ее», – сказала она, поманив Макарова рукой.
— Может, ее на пол положить? – предложил Вовка. – Еще заблюет все.
— А она уже, – ответила Людка, вытирая пот со лба тыльной стороной ладони. – Ванну потом отмою.
Чистая Ленка Сидорова пахла хвоей. Они не стали ее одевать, а как была она голая, так ее и положили на тахту, укрыв байковым одеялом. Людка устало плюхнулась рядом у Ленки в ногах. Ленка очень немузыкально захрапела.
— Как я не люблю с пьяными возиться! – сказала Шенгелия, снова вытирая потный лоб.
— А кто любит? Мой папаша на свадьбе у родственников один раз так нажрался, что всю ночь блевал. Я с ним неделю не разговаривал.
— А к нам из Грузии гости иногда приезжают, вино привозят, чачу, полночи песни поют, а выставить нельзя, обидеться могут, слава нехорошая пойдет.
— Не пристают? Ты уж очень привлекательная!
— Вот как? Ты раньше мне такого не говорил.
— Да и ты не была такой аппетитной…
Она и, правда, похорошела, налилась женской силой, сильно прибавив в груди и бедрах, и Вовке страсть как захотелось поглядеть на нее без одежды. И губы налились, словно вишневым соком, а огромные глаза сияли, как карие звезды. Он не выдержал и впился в Людкины губы страстным поцелуем. Она вырвалась.
— Вовка, ты что? С ума сошел?
— Я, Люд, давно по тебе с ума сошел, с восьмого класса. Только боялся говорить, робел.
— А сейчас?
— Сейчас обнаглел. Да ведь ты обидишься!
Она посмотрела на Вовку очень серьезно, даже прищурилась.
— Нет, не обижусь.
— Даже если я попрошу снять халат?
— Даже так? Не обижусь, не бойся!
Вовка хотел сам слегка обидеться и сказать: «А я и не боюсь!», но не успел, потому что Люда резко встала и одним движением скинула халат на пол.
Ее груди стояли очень плотно, едва ли между ними втиснулась Вовкина ладонь, а темные соски смотрели задорно и весело по сторонам. Темных кудрявых волосков тоже было слишком много, поэтому обычный треугольник превратился в ромб. Макаров протянул руки, и как Роден перед лепкой, погладил Людку всю…
Видимо, они кричали слишком громко, потому что Ленка Сидорова проснулась, села и сжала виски руками. «Что же вы так орали-то?», – сказала она угрюмо. – «Неужели это так приятно?». «А ты попробуй, Леночка!», – ответила ей Людка Шенгелия. – «Это тебе не шерстками тереться. Хотя и в этом есть своя прелесть».
— Думаешь, стОит? – задумчиво сказала Ленка. – Тогда сейчас?
— Сейчас не получится! – твердо заметил Макаров. – Минимум через полчаса, лучше – через час. Да и поспать надо бы. Я всю ночь куролесил…
Он сладко зевнул, лег набок и через минуту сладко спал.
А Ленка Сидорова все сомневалась и спрашивала у Людки, как это бывает в первый раз, хорошо ли, приятно ли, и насколько напоминает клиторальный оргазм.
— Совсем не напоминает, – сказала Людка. – Тут скорее психика работает. Вначале есть просто желание, томление тела, ну, это ты знаешь.
Ленка пила крепчайший черный кофе, Людка – красный китайский чай. Они сидели рядком, беседовали и иногда посматривали на Макарова, не ожил ли его двадцать первый палец.
— А потом, когда член входит в тебя, появляется чувство обладания, – продолжала объяснять Людочка, покачивая ножкой. – Вроде как ты пошла в магазин, а там выбросили сапоги-чулки, и ты их взяла. Вначале они оказались немного малы, потом разнашиваются, и становятся впору. Так и тут. Сначала тесновато, потом разнашивается, и отлично! Даже приятно!
Часа через два Макаров перевернулся на спину, одеяло сползло, и девушки увидели, что его член оживает.
— Ты сверху сядь! – посоветовала Людочка. – Так ты сможешь регулировать глубину проникновения, а то видишь, какая у Вовки дубина.
— Сесть что ли? – с тоской в голосе спросила Сидорова.
— Сядь, сядь. Только разбудить надо.
— Зачем, так лучше…
— Обязательно надо, а то испугается, и как даст тебе по морде!
— У меня и так голова гудит, а у него кулачище с помойное ведро! Чего-то я боюсь!
Она прижалась к Людке.
— Я буду рядом, – успокоила ее подруга. – Подскажу, если что.
Людка обняла Сидорову.
— Давай потремся напоследок, – прошептала Ленка.
Они перешли на диван, чтобы не будить Макарова. Только это не понадобилось, потому что он давно, прищурившись, наблюдал за двумя аппетитными юными девушками, слушал их разговоры и сравнивал.
Ленка повыше, чуть стройнее, светло-русая, и волосики у нее редкие и светлые, как солнышко. Людка пониже, шире и тяжелее в грудях и бедрах, а волосы на лобке черные, словно грозовая туча, и блестящие, как шелк. И в их любви, похоже, она была главной. Оседлав Ленку, она терла ее лоно бедром и неистово терлась сама. «Девчонки, хватит вам ерундой заниматься», – сказал Вовка. – «Мой «конь» снова бодр и весел, так что вперед, амазонки». Девушки вздрогнули, замерли и посмотрели на Макарова, как две испуганные кошки: одна – дымчато-черная, другая – бело-рыжая.
— Леночка, решайся сейчас! – сказала Людка, настойчиво подталкивая Сидорову локтем. – Или я его займу надолго!
Ленка вздохнула тяжело-тяжело и встала, затем медленно пошла, как на плаху под топор или к усаживанию на кол.
— Лен, если хочешь, я тебе покажу, что и как надо делать, – предложила Людка.
— Ладно, покажи, – сказала Ленка медленно и очень грустно.
Людка Шенгелия сноровисто обогнала Ленку Сидорову и, забравшись на диван, принялась усаживаться на Вовкин кол. Ленка присела рядом и внимательно наблюдала, как член входит в Людкину вагину, подворачивая нежные внутренние губки. «Ты вот так осторожно сядешь», – задыхаясь, сказала Шенгелия. – «И сразу поймешь, надо ли тебе опускаться глубже, и если надо, то насколько».
— А потом, когда притерпишься и немного посидишь, начинай двигаться. Сначала медленно, а потом быстрей и быстрей. Если повезет, почувствуешь оргазм.
— Я поняла, – более заинтересованно, чем пару минут назад, сказала Ленка. – Дай, я попробую!
Когда она, извиваясь и постанывая, все-таки наделась на Вовку до упора, он объявил голосом диктора Виктора Балашова:
— Осуществлена стыковка! Впервые в мире создана орбитальная станция «Салют» из двух модулей: Вовки и Ленки.
— Лен, теперь попрыгай! Вверх-вниз, вверх-вниз!
А Вовка попытался продекламировать Маяковского в такт Ленкиным движениям:
— Холод большой, зима здорова, но блузы прилипли к потненьким. Мы продолжаем пилить дрова на коммунистическом субботнике. Раз-два, раз-два!
— Ты… неправильно… цитируешь, – задыхаясь, сказала Сидорова.
Она прыгала на Вовке все быстрее.
— Ленка, не будь занудой! – прикрикнула на нее Людка. – Проникнись серьезностью момента!
В этот «серьезный» момент Вовку накрыло, и он тоже закричал:
— Людка, снимай Ленку! Я сейчас кончать буду! Раз, два…
— Три! – спокойно сказала Шенгелия и сдернула Сидорову с члена Макарова.
И забил китовый фонтан…
Пока Вовка кончал, Людка успела осмотреть Ленкины повреждения. На удивление их было мало. Только маленькая капелька крови и повисла на длинном светлом волоске.
— Поздравляю всех с началом взрослой жизни! – заорал Макаров. – Предлагаю отметить это важное событие!
До следующей остановки трамвая номер сорок семь совсем немного. Называется она «Девятый квартал». Там до сих пор живет бывший Вовкин шеф профессор Виталий Петрович Петров и его жена Нинель Семеновна Савченко. У нее все время ломался компьютер…