Черный китель, черная фуражка, якорь на кокарде. Мужчина с чемоданом энергично поднимался по ступенькам, легко преодолевая этаж за этажом. Старый подъезд родной хрущевки — стены выкрашены зеленым, поблеклым от времени цветом; то тут, то там трещины и сколы в штукатурке, местами не хватает деревянных перилин. Вдали от дома, когда становится особенно тоскливо, эти мелкие детали быта — отпечатки времени и небрежности коммунальщиков становятся милы сердцу, вызывают жалость и заставляют сердце сжиматься, как при виде беззащитного, жалкого существа.
Мужчина достал ключ от квартиры, в час предрассветных сумерек он решил не будить любимую, пусть будет сюрприз. Сколько раз он прокручивал в голове этот день, представлял, как Инесса в постели откроет глаза, увидит его, застынет от удивления. Потом объятия, поцелуи, признания в бесконечной любви и смертельной грусти в дни расставания. Виталий осторожно вставил ключ, не позволяя связке прозвененть, как бы ключи не стремились размять свои конечности после долгого заточения в кармашке чемодана. Оборот против часовой стрелки, пальцы удерживают беспечный замок от лязга, в подъезде тишина, второй плавный оборот — открыто.
Борис растопыренными пальцами мягко толкнул дверь, чтобы не позволить малейшему скрипу нарушить эффект внезапного вторжения. Дверь уступила, став его невольным соучастником. Также бесшумно мужчина прикрыл ее и в прихожей стянул туфли, поочередно поддевая носком выше каблука. Борис оставил чемодан в прихожей возле груды обуви и бесшумно прошел в гостиную. В комнате никого, сын, скорее всего, гостит на каникулах у ее родителей. Странно, Инесса не сообщала, что опять отправила его к бабушке. Взгляду офицера попались фиолетовые ажурные трусики жены, небрежно сброшенные на полу. На зеркальной дверце шкафа-купе, что закрывает средний отсек, на уровне колен Борис увидел нечто, что заставило его покраснеть.
Определенно, Инесса перед встречей супруга из долгой командировки позволила себе маленькую шалость. Что ж, понять можно — женщина в расцвете сил и природной сексуальности несколько месяцев ждала мужа, испытывая организм воздержанием; чем ближе подходил конец плаванья, тем чаще оба представляли себе долгожданную встречу, в красках рисовали себе первый секс, бурные эмоции, необузданные страсти. Вот Инесса и не выдержала, сорвалась на самоудовлетворение, приклеила присоску розового, реалистичного члена к зеркалу шкафа, опустилась на четвереньки и насадилась.
Глядя на длинный, толстый искусственный пенис, устало поникший под собственной тяжестью, на его набухшую, шишковидную залупу, Борис представил себе, как его жена, стоя на четвереньках, одной рукой ловит раскачивающийся конец, направляет его между ягодиц; мокрое влагалище насаживается, растягивая свод вокруг испещренного венами ствола. Испытывая растяжение, она подается назад, пока ягодицы не упрутся в зеркало, оставляя на поверхности мутные разводы по контуру расплющенных округлостей. Баловница отклоняется вперед, выпуская член почти целиком и снова насаживается, только уже быстрее и резче. Боль от растяжения стенок влагалища притупляется, резиновые яйца приятно встречаются с клитором.
Борис возбудился, глядя на обретший точку покоя игрушечный пенис и мутные очертания зада на зеркале с едва заметными прозрачными капельками, хаотично разлетевшимися из пещерки; он чувствовал шевеления в брюках. Возможно, он сейчас не выдержит и накинется на спящую жену, покроет ее, не дожидаясь пробуждения. Справедливости ради стоит уточнить, что таким образом он и сам позволял себе расслабиться. Иногда вечерами, когда сосед по каюте заступал на вахту, Борис растягивался в постели, выпускал свою упругую мачту и погружался в ванильные фантазии о своей любимой Инессе. Большого подспорья фантазии не требовалось — хватало реальных воспоминаний.
Был у Бориса и любимый эпизод воспоминаний — однажды Инесса устроила незабываемое представление. И без того она не страдала зажатостью и ложной скромностью, а в тот день накал ее чувственности превзошел все границы. Она сидела на подоконнике в своем шелковом халатике на голое тело, упираясь обеими руками. Ладони Инессы расположились на тесном клочке подоконника между несколько разведенных колен. Салатовая ткань халатика скрывала верх бедер, суля в любой момент от любого беспечного движения уступить еще несколько сантиметров голой кожи. Ее груди свободно свисали, не особо прячась за полами халатика. Инесса смотрела на мужа из-под длинных черных ресниц, в ее голове не было никаких планов — градуса возбуждения хватало, чтобы импровизировать — был бы милый рядом.
Небрежно она наощупь выбрала в чаше сладость и страстно глядя на Бориса, начала разворачивать. Пальцы не сразу справились с жесткой оберткой массивной головки чупа-чупс. Борис стоял перед женой, завороженно глядя, в его штанах уже нарастало напряжение, оттесняя материю. Между ножек жены он видел низ ее живота с аккуратно выбритой полоской. Инесса не спешила, она дразнила мужчину своим спонтанным представлением. Наконец, она справилась с шелестящей оберткой, эротично отправила красно-зеленый леденец в рот и принялась водить его палочкой. Боря безумно хотел сдернуть брюки, упереться бедрами в батарею и овладеть распутницей-супругой. Но его останавливал особенный интерес — спонтанное раскрытие его супругой собственной сексуальности.
Инесса отпустила свои действия на волю инстинктов, она сама наслаждалась собственной свободой и чувственностью. Обволакивая губами шаровидную головку леденца, она выпустила ее изо рта, покрутила палочку и, лукаво прищуриваясь, поднесла леденец к бедрам. Красно-зеленый шарик, утративший четкие границы цветов, оставил сладкий след на нежной области верха бедра. Близость конфеты к влагалищу возбуждала нетерпение, Борису хотелось увидеть прикосновение, а не только предвкушать его. Инесса провела леденцом по бедру и без сомнения коснулась своей щелки, мокрой, но не раскрытой в полной мере. Еще одно манящее движение — тонкие пальчики, удерживая белую палочку, прицельно провели чупа-чупс вдоль щелки снизу доверху. Инесса закусила нижнюю губу, на ее лице отразилось не лишенное приятности чувство.
Половые губы стали набухать, образуя мясистые валики, розовые лепестки раздались в стороны, глубокий зев открыл свод под клитором. Инесса заводилась все больше. Половина обсосанной округлости леденца уже могла вдавливаться между половых губ, сминая их и измазывая сладким сиропом. Женщина покрутила палочку и шар втиснулся в вагину целиком, края сошлись и только палочка торчала изнутри. Инесса смотрела из-под приоткрытых век на мужа, призывно облизывая пересохшие губы. Она взяла палочку двумя пальцами, покрутила конфету внутри и вынула. Края свода влагалища не сразу выпустили сладость, выпячиваясь и сопровождая шаровидную головку. Инесса понюхала чупа-чупс, покрутила в пальцах палочку и резко провела языком по сахарной головке. Лизнула еще и вобрала конфету за щеку.
Вот тогда Боря и не выдержал — сорвался, кинулся на жену, взял ее голову двумя руками и страстно слизал с ее подбородка, губ, щек сладкие мазки. Потом насладился вкусом другого свойства, но это наслаждение потребовало коленопреклонения перед раздвинутыми ногами женщины.
* * * * *
Солнечные лучи уже падали на пол, робко задвигая тень вглубь гостиной. Борис снял фуражку, китель и бережно уложил их на диване, потом расцепил резинки галстука и ослабил ворот рубашки. Бугор в брюках настойчиво давал о себе знать. Мужчина, беззвучно ступая, направился в спальню. Вдруг фицер застыл в дверях. На его двуспальной кровати с мягким высоким изголовьем кроме Инессы лежали обнаженные, волосатые мужские тела. Спали трое — жена взлохмаченная и размякшая, простыня сбилась, открыв ее полные груди с синяками от пальцев, и два мужчины, оба за сорок, не знакомые.
Борис вышел из комнаты, разочарование переполняло его сердце. Захотелось взять на кухне мясной нож и покончить с изменницей, ее ебарями и с собой. Офицер оперся спиной в стену, ноги ослабели, пальцами он оттянул ворот и задышал чаще. Невольно рисовались картины прошедшей ночи: изменница не дождалась — решила оторваться на всю катушку до возвращения мужа из командировки. Значит, перед двумя любовниками она удовлетворяла себя резиновым хуем, потом обоим сосала, на обоих скакала… и постоянно врала.
Борис небрежно накинул китель, криво водрузил на голову фуражку, заткнул галстук в карман, прихватил чемодан и вышел из квартиры. Опустошенный, он сошел по лестнице, убогость подъезда больше не умиляла. Такси понеслось по пустынному и еще сонному городку в сторону служебного общежития.