Ни За Что, Ни Про Что №7

А вот про Лилю такого сказать было никак нельзя. Да, похитители сдержали своё слово и отправили её в Европу, в однополую лесбийскую семью. Но реальность оказалась не такой радужной, как Лиля себе представляла.

После высадки из частного чартера девушку отвезли на роскошном лимузине в большой, красивый и мрачный альпийский замок, расположенный возле горного озера. Сопровождали её водитель в строгом старомодном костюме и кепке, а также двое громил — охранников. Замок оказался на приличном расстоянии в стороне от дороги. И он явно был древний. Настоящий, как на картинках, в готическом стиле. Обнесенный стеной, с башнями и шпилями. Лиля подумала, что ему вполне может быть и тысяча лет. Но обитали в замке вовсе не принцессы или графини, а самые настоящие злые ведьмы — садистки, любительницы молодых красивых девушек, таких, как Лиля, а так же их прислуга.

И Лиля поняла с самого порога замка, что попала не туда, куда рассчитывала. Сразу за дверью оказался огромный сумрачный зал, как в фильмах ужасов, с высокими окнами и люстрами со свечами вместо лампочек. На просторном, явно антикварном диване восседали три женщины средних лет. Одеты все три были в кожаное: корсеты, лифчики, высокие сапоги на шпильке, перчатки и даже трусики были из кожи. Отличались они только по цвету. Первая госпожа, ярко накрашенная стройная блондинка с красивым, но хмурым лицом, была во всём чёрном. Вторая, слегка полноватая и пышногрудая рыжая красавица с надменным лицом предпочитала пурпурный цвет. А третья — высокая костлявая брюнетка со злыми голубыми глазами, отдавала предпочтение бежевым оттенкам. И все они плотоядно смотрели в сторону молодой розововолосой красотки модельной внешности!…

— На колени перед госпожами! — приказал голос охранника на немецком языке и Лиля тут же получила ногой сзади колен.

Девушка рухнула на каменный пол и разодрала колени в кровь. Но промолчала и опустила голову. Одета она была в лёгкое белое летнее платье, под которым не было нижнего белья, и белые босоножки. Косметики и украшений ей не полагалось.

— Красивая, — холодным, но довольным тоном сказала брюнетка на немецком (всё общение проходило на немецком, который Лиля понимала, но говорила на нём плохо).

— Да, Матильда, мне тоже нравится, — подтвердила блондинка.

— Грета, Фредерика, — обратилась брюнетка Матильда к блондинке и рыжей соответственно, — Как вы считаете, из неё выйдет хороший инкубатор?

"Что они говорят?! Инкубатор?!!!" — пронзила голову Лили страшная мысль, но она промолчала, закусив губу. Нет, она ни за что не хотела беременеть, а тем более — рожать, но воля её после долгих тренировок была полностью сломлена. Лиля готова была расплакаться от отчаяния и надеялась, что слова про инкубатор являются проверкой её реакции.

— Подними голову, вещь, — услышала Лилия голос госпожи Фредерики.

Пленница вздрогнула от такого унизительного обращения, но безропотно подняла глаза на бесподобно красивую рыжую госпожу. Лиля ощутила, что хочет её очень-очень-очень сильно и от этой мысли начала увлажняться.

— Как тебя раньше звали? — без особого интереса спросила блондинка Грета.

"Почему, звали? Неужели они хотят лишить меня имени?!" — с ужасом подумала Лиля, но вслух ответила:

— Лилия.

— Какое глупое и смешное имя, — фыркнула брюнетка Матильда, — теперь тебя в присутствии других рабынь будут звать "вещь номер шестнадцать", а наедине — просто "вещь". Тебе ясно, Вещь?!

— Да, госпожа, — дрожащим от обиды голосом ответила Лиля, — теперь я Вещь Номер Шестнадцать…

— Сколько Вещи лет?

— Двадцать два.

Но её уже не слушали.

— Альфред, вы тщательно проверили её детородные функции? — спросила Грета водителя.

— Да, фрау Грета. Вещь вполне себе годная. Да, бёдра слегка узковаты, но кесарево сечение никто не отменял. В общем, милые фрау, эта вещь принесёт вам хороший приплод — кучу розовощёких мальчиков и девочек! И сегодня у нашей вещицы как раз удачный день для оплодотворения!…

Лиле было дико обидно слушать, как её обсуждают, как какую-то домашнюю скотину: свиноматку, корову или наседку. Но она уже твёрдо усвоила, что Этим людям лучше не перечить. А предательская влага между ног тем временем всё прибывала и прибывала… Неужели она и вправду за эти дни в плену так оскотинилась, до состояния животного?!…

— Отличная новость, Альфред! — воскликнула Фредерика и вскочила с места, приятно колыхнув своей роскошной грудью, — Сейчас же приступаем!

— Для начала надо бы проверить её родильное отверстие на эластичность, — как всегда холодно сказала Матильда, вставая, — Встать, вещь!

Лиля встала, вся дрожа от страха и возбуждения.

— Руки вверх! — последовала команда от Греты, которую Лиля незамедлительно выполнила.

Кто-то из охранников взялся за ворот её платья сзади и рванул. Раздался треск рвущейся ткани и белая тряпочка упала возле ног Лилии, оставив её полностью обнажённой перед тремя парами жестоких женских глаз.

— Неплохо, неплохо! — похвалила Фредерика Лилю и выкрутила её розовый торчащий сосочек, — Грудь и соски отлично подойдут для кормления приплода!

— Рабы, кресло! — выкрикнула Матильда куда-то в сторону.

И тут же, будто из ниоткуда, но на самом деле — из одной из многочисленных кованых дубовых дверей, появились четверо полуголых юношей, несущих что-то вроде гинекологического кресла. Единственным отличием от кресла обычного была специальная перекладина, закрепленная поперёк его спинки, с кожаными ремешками на концах. Вообще, Лиля заметила увлечение кожаными вещами у трёх хозяек. Даже юноши были одеты в чёрные кожаные шорты, кожаные ремни крест на крест поперёк торса и кожаные ошейники. Обивка кресла также была из чёрной кожи.

— Садись, — холодно, но без злобы приказала Грета, указывая на кресло.

Лиля с обречённым видом вскарабкалась на пыточное устройство. Раскинула стройные ноги, которые мгновенно были зафиксированы ремнями на подпорках. Руки Лиля тоже раскинула вдоль перекладины и они были надёжно пристегнуты ремнями в районе запястий. Теперь она была словно распятая мученица и не могла с этим ничего поделать. Это одновременно и пуга́ло девушку, и как-то противоестественно возбуждало. Что не ускользнуло от глаз мучительниц.

— Вы поглядите, девочки, наша вещь течёт, как весенний ручеёк! — с насмешкой воскликнула Фредерика и положила ладонь на пылающую адским пламенем вагину Лили.

— Отличная новость, — добавила с едкой усмешкой Матильда, — сэкономим на лубрикантах!

Вдруг спинка кресла стала опускаться, пока не легла горизонтально, лишая тем самым несчастную рабыню возможности видеть то, что творится у неё между ног.

И тут же сгорающая от смеси стыда, страха и похоти Лиля ощутила, как в неё проникли сразу три пальца рыжей мучительницы.

— Не слишком тесно? — спросила Фредерику Грета.

— Нет, просторно. Сейчас всей пятернёй попробую.

— Ы-ы-ы! — не смогла сдержать болезненный стон Лиля, ощущая, как свёрнутая лодочкой ладонь пышногрудой хозяйки пробивает себе путь в её сокровенные, совсем недавно девственные глубины.

— Готово! — заключила Фредерика, когда вокруг её запястья сомкнулись нежно-розовые, насквозь мокрые половые губки девчонки.

— Теперь вторую, — буднично, словно речь шла не о живом человеке, а о неодушевлённом предмете, попросила рыжую хозяйку хозяйка с чёрными волосами.

— Ы-ы-ы-ы-ы!!!… — ещё громче взвыла Лиля, когда вторая ладонь стала прокладывать себе дорогу рядом с первой.

— Готово, — без особых эмоций констатировала Фредерика тот факт, что обе её ладони находились в вагине стройной, молодой и бурно текущей красотки.

Лиля не могла поверить, что сможет подобное выдержать, но выдержала! Конечно, после секса с конём она теперь и не на такое способна!… Ах, как она сожалела, что не сбежала в тот день…

— Раздвинь пошире, — попросила Матильда Фредерику, — Отлично! Вижу хороший инкубатор, просторный и скользкий, как и надо!… Займёмся оплодотворением.

— Воронку, — приказала Грета одному из рабов и в руках у неё тут же оказалась широкая воронка с толстым гибким шлангом на конце.

Фредерика аккуратно извлекла ладони из Лилиной растянутой дыры, а Грета вставила туда кончик шланга и затолкала его глубоко, до самой матки. Лиля не видела, как несколько последних минут дюжина молодых парней, включая тех, что принесли кресло, усердно дрочат в глубокую миску. Они, по приказу хозяек, не сливали содержимое своих молодых яиц уже несколько недель, а потому кончали часто и много, пока не наполнили миску до краёв. Матильда взяла эту миску и аккуратно, стараясь не пролить ни капли драгоценной жидкости. Закончив с этим, Матильда извлекла из переполненной спермой молодой вагины трубку, а Фредерика воткнула на её место специальную толстую пробку.

— Пускай отдохнёт пару часиков, а мы отдохнём по своему, — промурлыкала Фредерика и началась оргия.

И целых два часа, показывшиеся ей вечностью, Лиля, так и не получившая разрядки, лёжа в неудобной позе, с полной пиздой спермы, была вынуждена слушать звуки дикой оргии!… Как хозяйки ублажают друг друга, а их рабы ублажают их ртами. Как охранники и водитель грубо насилуют рабов, наслаждаясь их болью, стонами и криками… Единственным "утешением" для Лили стали несколько порций спермы от насильников, излитых ей в рот, на милое личико, упругие титечки, плоский животик и стройные ножки… И всё это время она вынуждена была молчать, так как знала правило: говорить только по велению господ.

А спустя два часа её освободили, в том числе и от пробки. Охранник вёл её вверх по винтовой лестнице, голую, жалкую, разбитую морально и физически, а она чувствовала, как по ногам её течёт сперма.

Разместили её наверху старинной башни, в одиночной камере три на три метра, с решётчатой дверю и окошком, по соседству с ещё двумя "вещами". Впрочем, камера была неплохо обставлена, словно номер в отеле: кровать, тумбочка, журнальный столик, телевизор, книжная полка с книгами, даже санузел с душем имелся. Разумеется, всё пространство просматривалось камерами наблюдения, спрятаться от них можно было лишь разве что под кроватью. Лиля вздохнула и пошла в душ.

Помылась, завернулась в белое махровое полотенце и подошла к окошку. Сквозь стекло и решётку где-то далеко внизу виднелось красивое горное озеро, название которого она не знала. Лиля отвернулась от окна, рухнула на кровать и горько заплакала.

Внутри неё уже зрела новая жизнь…

…..

Но вот чьи приключения и страдания не уступали Лилиным, так это Анечкины!

Нет, чернявую пышечку никому не продали. Её просто связали по рукам и ногам, отвезли на глухую окраину города и прямо так, голую и связанную, с кляпом из мужских носков во рту и пустой пивной бутылкой в заднице, забросили в мусорный контейнер. Хорошо ещё, что контейнер был наполовину полон мягкими отбросами, так что девушка ничего себе не повредила. Но вот как выбраться отсюда, она не знала.

— Свободна! — крикнул ей напоследок Вадим, плюнул в лицо, громко заржал вместе с Саньком и они оставили её в покое.

Аня была в отчаянии! Да, подонки сдержали слово — не лишили её девственности и отпустили, но что ей теперь с такой "свободой" делать, она ума приложить не могла!…

— М-м-м!… — мычала она в тоске и боли.

Всё тело её болело, а особенно — безжалостно растерзанная как снаружи, так и внутри задница!… Аня стала шарить по мусорным пакетам связанными за спиной руками, пытаясь найти хоть что-то острое, чем можно разрезать проклятую верёвку. И удача в этот раз улыбнулась ей! Пустая консервная банка из под кильки в томатном соусе! Девушка любила есть кильку, но никогда ещё Аня не была так ей рада!… Аккуратно, стараясь не порезаться, девушка разрезала края верёвки и смогла-таки освободить руки. Да, немного порезалась, но по сравнению с тем, что с ней вытворяли похитители последние три дня — сущие пустяки!

Аня села на гору вонючего мусора, размяла руки, отклеила скотч со рта и выплюнула-таки осточертевшие трусы.

— Фукины дети! — прошептала она шепеляво затёкшими от кляпа губами и принялась развязывать ноги.

Закончив с ногами, девушка с несказанным облегчением извлекла из многострадального ануса бутылку и оставила её в мусорке. Осторожно выглянула наружу. Было ещё светло, но день близился к вечеру. Аня осмотрелась получше и узнала район — малолюдная окраина городка, заброшенный пионерский лагерь в лесу, рядом с большим прудом. Место пользовалось дурной славой — прибежищем бомжей и наркоманов. Но выхода у Ани не было — надо бежать. Тем более, что жила она с бабушкой не так уж и далеко.

Но не голышом же бежать!… Анечка порыскала по контейнеру в поисках чего-нибудь, что можно было принять за одежду, но тут удача отвернулась от неё. Пришлось выпотрошить пару чёрных мусорных пакетов и обернуть один вокруг бёдер, а второй — вокруг груди. Получилось что-то вроде топика и мини-юбки.

В таком виде девушка и покинула ненавистный мусорный бак. Оставалось только незаметно пробраться до дома. И Аня решила, что спрячется в заброшенном здании, расположенном метрах в ста от мусорки, дождётся темноты и тихонько отправится домой. Она уже преодолела быстрым шагом три четверти пути, когда услышала пьяный мужской голос сзади:

— Стоять!

Она оглянулась и увидела два мужских силуэта невдалеке, вылезающие из кустов. Разглядеть их лучше мешало закатное солнце, бьющее в глаза. Анечка прибавила шаг, но шаги сзади тоже ускорились.

— Стоять, тебе сказали! — проревел второй голос, ещё более пьяный и грубый.

Аня ещё раз оглянулась и резко рванула вперёд со всех ног. Парни кинулись за ней. Их ноги были куда длинней и они быстро сокращали дистанцию. Сердце Анечки едва не выпрыгнуло из груди, она ещё ускорила бег и успела заскочить в здание, царапая ноги в кровь битым стеклом и крошёным кирпичом. Но настигли её быстро.

— Куда ж ты так спешишь, а? — спросил один из них, прижав несчастную беглянку спиной к размалёванной пошлыми письменами облезлой стене.

Грубое, небритое лицо его источало злобу, глаза хищно блестели, изо рта несло перегаром. На вид ему было около тридцати.

— Наркоманка, что ли? — спросил второй, что был помоложе, пониже ростом и заметно пьянее первого.

Анечка, только что избавившаяся от одних насильников, поняла, что нарвалась на других. И не факт, что эти не лишат её целочки. И она решила действовать отчаянно.

— Да, наркоманка! Спидозная! И сифозная! — кричала она, как обезумевшая и даже пустила по ногам струю мочи, — Полный букет!!! И вонючая!!! Меня ебать даже бомжи не хотят!!.

Первый внимательно её осмотрел, глянул на лужу под ногами, принюхался, сморщился, задумался, вытащил свою грозную руку из кармана штанов. В руке щёлкнуло и выскочило короткое, но широкое лезвие ножа. Он поднес нож к лицу пленной и прошипел, словно змей:

— Не похожа ты на наркоманку, слишком упитанная. А знаешь, на кого ты похожа?

Аня молча тряслась от ужаса.

— Ты похожа на одну из тех сосочек, что Борька — лесник с братьями обрабатывают в своём логове!

— Чё, в натуре, Лёх?! — уточнил догадку старшего молодой.

— В натуре, Стас, — подтвердил Лёха, хищно глядя своими безжалостными змеиными глазами в телячьи глазки Анютки.

— Ништяк! — воскликнул Стас, — Значит, она ебаться любит во все дырки!

— Не во все! — попыталась огрызнуться Аня, всё ещё надеясь на что-то.

— Ты только закричи ещё, сучка малолетняя, и я тебя прирежу! — приструнил её Лёха, — Щас выедем тебя — мама не горюй!

— Да она выглядит и воняет, как бомжара! — усомнился Стас, даря искорку надежды в сердце Анечки.

— А мы её помоем. Помоем — и выебем! — отрезал для Ани все пути к отступлению Лёха.

— Ну пожалуйста-а-а, ну не надо-о-о!… — отчаянно выла всю дорогу от лагеря до пруда Аня, но разжалобить двух насильников — рецидивистов, переживших на зоне "петушиный" статус, было делом бесполезным.

Они молча волокли её за волосы к воде. Уже начало смеркаться, когда Аню доволокли до пруда, сорвали с неё пакеты и закинули в камыши. Естественно, они не могли отказать себе в сальных комментариях.

— Ништяк корова! Ты погляди, какое вымя! — начал Стас.

— Да, и жопнища! Только побитая вся, синяя и полосатая. Жалко немного…

— Борян — суровый мужик, но справедливый. Значит, было за что.

— Один хер — жалко. Ха-ха-ха-ха!!! Шутка!!! А эта дура, ты погляди, поверила в жалость! После нас она ещё синее будет!!!

Анечка тянула время, тщательно обмываясь тёплой, пахнущей тиной водой, всё ещё не теряя надежду на чудо. И вдруг это чудо стало обретать черты реального!

Дело в том, что за спинами бандитов появились два мужика, одетые, как типичные рыбаки — в цвета́ хаки и болотные сапоги. Но в руках у них были не удочки, а длинные палки. И вскоре эти палки со всей силой обрушились на Лёху и Стаса!

— Вы что творите, мудаки?! — кричал тот, что заметно постарше, высокий и плечистый, избивавший Лёху, — Мы из вас всю душу выбьем!!!

— Гады, уроды, мрази!!! — кричал молодой рыбак, ещё выше старшего, но поуже в плечах, избивавший Стаса.

— Ладно, сынок, стой, — обратился старший к младшему, — Стой, кому говорят! Не хватало убить их ещё!

— А я бы и убил! — ответил младший, но прекратил побои, — Всегда эту мразь ненавидел, пап!…

— Не бери грех на душу. Господь им судья. Не хватало ещё за эту гниль срок мотать. А вы, обмудки, ползите отседова по добру, по здорову, пока яйца вам не оторвали!

И два окровавленных пьяных "обмудка", всхлипывая и стеная, поползли прочь, в спасительную тьму леса.

Анечка смотрела на своих спасителей и плакала от счастья навзрыд. При этом она не забыла прикрыть руками свои срамные места.

Младший рыбак снял с себя длинную рубаху, вошёл в воду и одел измученную ревущую девушку. Помог ей выйти на берег.

— За что они тебя так, милая? — тоже едва не срывающимся на плачь голосом спросил старший рыбак, — За что, голубушка?!

— Ни за что, ни про что!… — ответила Аня и застегнула рубашку.

Рыбаки оказались честными и благородными людьми. Отца звали Фёдором, а сына — Тимофеем. Тимофей сразу приглянулся Анечке, и она в нём не ошиблась. Парень оказался строгих нравов, к своим двадцати трём годам не познавшим женщины и сам ищущим порядочную непорочную девушку.

Такую, как Анечка. Конечно же, девушка рассказала о жутких пытках. Но всё свалила на Лёху и Стаса, а про то, что её задница и ротик прошли много испытаний, умолчала. И ей поверили, уж слишком честные у Анечки были глаза. Да и целочка на месте.

Фёдор с Тимофеем оказались приезжими с другой области, прихожанами одной из продвинутых церквей. Тимофей забрал Аню к себе, а через год они сыграли свадьбу и жить им было суждено долго и счастливо.