Я ехал фотографировать трех членов женского клуба Кал-Таун, делающих украшения для предстоящего благотворительного базара. Что я могу сказать, не всякая газетная фотография интересна. Я получил работу сразу после окончания средней школы в 1960 году, и уже четыре года как работаю штатным фотографом Морнинг Стар. Хотя фотографировать трех пожилых женщин, делающих бумажные гирлянды, не было для меня чем-либо из ряда захватывающего дух, в целом, работа мне нравилась, и в ней были свои волнительные моменты.
Я проработал там чуть больше года, когда меня отправили в рейд с полицией штата Индиана. Разразилась перестрелка, и пуля прошла так близко к моему уху, что прозвучала разъяренным гигантским шершнем. Я почувствовал себя таким беспомощным, когда повсюду летали пули, что, едва став достаточно взрослым, подал заявление о разрешении на скрытое ношение, и с тех пор ношу под спортивной курткой свою Беретту. 380 АCP. С тех пор я участвовал в бесчисленном количестве полицейских рейдов, но мне никогда не приходилось вытаскивать пистолет… слава богу.
Я был всего в паре километров от места назначения — женского клуба, когда зазвонил мой пейджер. Эти штуки были обоюдоострым мечом. Газета купила их во множестве и раздала по одному репортерам и фотографам. Нам приходилось носить их в рабочее и нерабочее время, если мы были на дежурстве. Иногда это было приятно. По какой-то причине задание отменялось или изменялось, и отдел новостей мог сообщить нам, чтобы мы не показывались у запертой двери. В других случаях я был с женой, а меня вызывали на пожар или несчастный случай. Это было уже не так хорошо. Шери, моя жена, не возражала против этого, как и тогда, когда эта чертова штука начинала гудеть в два или три часа ночи.
Я посмотрел на дисплей. Все, что было написано, — это слово: «позвони». Я подъехал к первой же заправке и подошел к уличной телефонной будке. У газеты был единый телефонный номер, который шел на коммутатор, где Мардж — оператор — затем соединяла звонящего с нужным отделом.
— Привет, Мардж, мне только что позвонил Клинт. — Клинт Уилкенсон был нашим городским редактором.
— Хорошо, Дилан, соединяю.
— Отдел городских новостей, — как обычно, ответил он.
— Клинт, это я. Ты звонил?
— Да, забудь про трех старых кошелок. — Клинт был язвительным типом, — мы перенесем их на следующий раз. Передвигайся в Южный Чикаго, в район сто шестьдесят пятой и Кеннеди. Какую-то женщину избили и изнасиловали на ее собственном заднем дворе. Парень умотал пешком, так что, половина полицейских оббивает пороги, разыскивая козла. Сделай пару снимков копов, выглядывающих из-за угла или из кустов, или что-то в этом роде. Мне просто нужна какая-нибудь общая картинка.
— Хорошо, еду, — сказал я ему. Я, не теряя времени, добрался до перекрестка, но нигде не увидел полицейских и подумал, что они, вероятно, обыскивают переулки и задние дворы, поэтому припарковал машину, схватил свой Никон и пустился в погоню синей формой. Я бродил по улицам и переулкам, пока, наконец, не заметил пару парней в синем. Одного из них я знал, и мы поговорили, после того как я сделал снимки. Мне было любопытно, что случилось.
— Дилан, мне так жаль бедную девочку. Она живет со своей матерью и имеет трехлетнюю дочь. Я думаю, что ее бросил отец. Как бы то ни было, она развешивала белье на заднем дворе, когда этот гад набросился на нее с боковой дорожки, сбил на тротуар кулаком по лицу, а затем прыгнул на нее и изнасиловал.
— Господи, Том, — ответил я, — сейчас же белый день. Этот парень должен быть не в своем уме.
— Да, жертва сказала, что думала, что он типа под кайфом. Несколько соседей услышали ее крик и позвонили нам, но в этом районе у нас не было никаких отрядов. К тому времени, как мы добрались сюда, он умотал. Хотя мы его найдем. У нас есть хорошее описание, и всем соседним силам было приказано не спускать глаз.
— Каково описание, на случай, если я его увижу?
— Длинные темно-каштановые волосы, взъерошенная борода, грязно-белая футболка и растянутые джинсы, — ответил Том. — Если увидишь его, будь осторожен, у него есть нож. Он угрожал им девушке, когда та не переставала кричать.
Я сказал ему, что буду осторожен, и поблагодарил их обоих за возможность сделать фотографии. Конечно, они были в восторге, оттого что их фотографии будут в газете. Когда я вернулся к своей машине, то понял, что бродя по окрестностям в поисках копов, отклонился на пару километров или больше от того места, где был припаркован, поэтому решил сократить путь.
Я шел по асфальтированной аллее с домами по обе стороны и был в паре кварталов от моей машины, когда услышал кое-что. Сначала я подумал, что это — собака, но не слишком озаботился, поскольку между мной и шумом был полутораметровый забор из сетки-рабицы. Я посмотрел на группу диких кустов, растущих между забором и задней частью гаража по другую сторону от него. Он сидел на корточках и довольно хорошо спрятался, но я смог увидеть часть его белой футболки.
«Сукин сын», — подумал я, — «я его поймал». Я вытащил пистолет и попытался перебраться на другую сторону забора через ворота, но они были заперты на замок. Дерьмо. Я был почти уверен, что он понял, что его обнаружили, поэтому, если я пройду до конца квартала и поверну к передней части двора, то к тому времени, когда доберусь туда, он уйдет.
Я решил, что он знает, что я не смогу добраться до него, и боялся, что он набросится на меня, поэтому убедился, что он видит мой пистолет, и приказал ему лечь плашмя на землю и выбросить нож во двор. К моему облегчению, он повиновался, но я подумал: «и что теперь?» Он у меня под присмотром, но между нами все еще оставался полутораметровый забор.
Я сделал единственное, что мог придумать, — изо всех сил начал кричать:
— НА ПОМОЩЬ. — Я надеялся, что хоть один из копов будет достаточно близко, чтобы меня услышать.
— ПОМОГИТЕ — ПОЛИЦИЯ, ПОМОГИТЕ! ПОМОГИТЕ! ПОМОГИТЕ! — Ничего! Я продолжал и продолжал в том же духе, думая, что рано или поздно меня услышат, но голос становился все слабее и слабее. Я начал полностью терять его, но что еще я мог сделать? — ПОЖАЛУЙСТА, ПОЗВОНИТЕ КОПАМ И СКАЖИТЕ ИМ, ЧТО У МЕНЯ — НАСИЛЬНИК! — По-прежнему ничего, и теперь я пытался повысить голос выше на пару децибел.
Уже собираясь сдаться, я кого-то услышал.
— Что происходит?
— Пожалуйста, вызовите полицию, — прохрипел я. — Я поймал насильника, которого они ищут.
— Мы и есть полиция, — сказал один из пары полицейских, вышедших из-за угла другого дома. Когда они оба подошли ко мне, их глаза проследили за стволом моего пистолета, пока не увидели, на что он был нацелен.
— Иисус Христос, это он! — воскликнул один из них.
Внезапно они оба ожили, пытаясь понять, как им добраться до него. Ни один из них не выглядел так, словно мог перелезть через забор.
— Сможешь ли ты удерживать его, пока мы пройдем вперед? — спросил один.
— Да, но пожалуйста, поторопитесь. Я стою здесь минут двадцать и уже устал, — сумел я прохрипеть пересохшим горлом.
Двое полицейских дошли до конца переулка, затем скрылись за домами и свернули направо. Я не видел их пару минут, пока не заметил, что они ищут нужный двор. Я стал махать рукой, пока они меня не заметили. К тому времени они вызвали подкрепление, а я сделал фотографии, на которых несколько полицейских надевают на козла наручники и бросают его в заднюю часть патрульной машины. Еще я сделал снимки ножа.
Я был чертовски взволнован, вернувшись к своей машине. Я не только получил несколько отличных снимков, на которых копы берут насильника под стражу, но и был тем, кто его захватил. За годы, что я проработал в газете, мое имя появилось под сотнями моих фотографий, но никогда раньше я не был предметом этой истории. Несмотря на боль в горле, я не мог перестать улыбаться. Я посмотрел на часы и увидел, что у меня еще есть время выполнить последнее задание, перед тем как пойти в офис. Я сделал фотографии женщины на ее сотый день рождения. На мой взгляд, если кто-то может продержаться сто лет, он заслуживает того, чтобы его фотография была в газете.
По дороге я остановился в аптеке и купил пару коробок леденцов от кашля и боли в горле.
Добравшись до нее, я спросил, не могу ли воспользоваться их телефоном? Я позвонил и рассказал Клинту о том, что произошло, чтобы он знал, что нужно оставить больше места для фотографий.
Конец рабочего дня был единственной частью рабочего времени, которую я считал собственно работой. Нам требовалось проявить все наши пленки и сделать собственные отпечатки. Они были прикреплены к листам с заданиями на день и пронумерованы, чтобы совпадали с нашими записями и идентификационными данными для каждого снимка. Обычно на все это давалось пара часов, но если у нас был напряженный день, этого времени хватало не всегда.
Закончив, я отправил свою работу в редакцию и передал ее Лайлу, фоторедактору. Увидев меня, подошел Клинт.
— Лайл, где фото с изнасилования?
Лайл все просмотрел и вытащил их.
— Вот они.
Улыбку Клинта редко кто видел, но на этот раз на его лице расплылась широкая ухмылка.
— Это великолепно, Дилан. Какова история. Ее пишет Бьюзи. Сядь с ним и расскажи свою версию. — Он бросил фотографии на стол Лайла и ушел. — Мне нравится, — усмехнулся он про себя.
Я сел с Ричем Бьюзи и рассказал ему все, что произошло. Когда закончил, у меня возник вопрос:
— А о девушке новости есть?
— Да, я только что разговаривал по телефону с ее матерью, — ответил он. — У нее сломан нос и скуловая кость. Она также порвала хрящ в плече, пока боролась. Однако ее мать говорила так, будто больше ее беспокоит психологическая травма, чем физические повреждения. Я думаю, ее дочь пережила довольно много за последние пару лет. Она — в больнице Милосердия. Тебе стоит заехать к ним по дороге домой. Держу пари, они хотели бы встретиться с человеком, поймавшим этого засранца.
— Нет, мне пора домой, — ответил я. Я очень хотел рассказать Шери о своем дне.
***
Мне было жаль девушку, но даже в этом случае я не мог перестать улыбаться до ушей по дороге домой. В двадцать два года я чувствовал себя так, будто держал мир за хвост.
Двумя годами ранее я женился на Шери, любви всей моей жизни, моей школьной возлюбленной и бывшем капитане школьной группы поддержки, ни больше, ни меньше. В школе за ней бегали все парни, но она выбрала меня.
Мы хотели пожениться сразу после окончания средней школы, но наши родители были категорически против, говоря, что мы слишком молоды. Два года спустя они сдались. Они все еще думали, что мы слишком молоды, но видели, что мы на самом деле любим друг друга, и благословили нас.
С тех пор не проходило и дня, чтобы я не чувствовал себя самым удачливым парнем на земле. Помимо того что я был женат на девушке своей мечты, у меня была работа, которую я любил, и при этом хорошо оплачиваемая. У нас была хорошая квартира, две приличные машины, и мы даже могли позволить себе время от времени выйти погулять в городе, если только не переусердствовать.
Войдя, я слышал, как моя прелестная женушка работает на кухне над горячей плитой.
— Угадай, что случилось? — спросил я входя, как раз перед поцелуем.
— Тебе удвоили зарплату, — саркастически ответила она, как только наши губы разлепились.
— Нет, ты только что поцеловала героя, — ответил я. — Ты сможешь прочитать все об этом в завтрашней газете.
— Как будто я собираюсь ждать до завтра, ты или скажешь мне все сейчас, или сегодня вечером меня не получишь.
— Ну, раз уж ты так ставишь вопрос… — с усмешкой сказал я. Она чертовски хорошо знала, что я сам не мог дождаться, чтобы рассказать ей. Я налил себе чашку кофе, затем сел за стол и начал описывать свое приключение…
Она слушала, продолжая готовить ужин. Когда я заканчивал рассказ, она уже накрывала на стол. Я увидел на ее лице обеспокоенное выражение.
— Я бы не хотела, чтобы ты рисковал подобным образом. Что, если бы у него был пистолет? Он мог бы в тебя выстрелить.
— Милая, будь у него пистолет, он бы не размахивал ножом, — ответил я.
— Тем не менее, наверняка ты не знал. Тебе уже однажды чуть не отстрелили голову. Я просто хочу, чтобы ты был поосторожнее.
Я не должен был ей об этом рассказывать. В тот раз она плакала, и я знал, что это навсегда осталось в глубине ее души.
— Милая, пожалуйста, не беспокойся обо мне. У этого парня не было никакого оружия. Было с полдюжины свидетелей, видевших, как он убегал от девушки. Все они видели нож, но ни один не упомянул о пистолете.
— Просто будь осторожен, хорошо, — прокомментировала она, кладя мне на тарелку пару свиных отбивных.
— Обещаю, детка. Могу я чем-нибудь помочь?
— Нет, спасибо, все готово. Кроме того, герои на кухне не работают, — с улыбкой сказала она.
Позже тем вечером, когда я лег в постель, меня приняли, можно сказать, как героя. Я почувствовал руки Шери на своей груди, еще до того как моя голова коснулась подушки. Я повернулся к ней лицом и встретил ее восхитительные губы… а они на этом не остановились. Медленно, с любовью они двинулись вниз. Когда она увидела, насколько твердым стал мой член, то посмотрела на меня с широкой улыбкой, прежде чем поцеловать его кончик.
Полагаю, она решила, что оральная стимуляция не требуется, потому что забралась на меня сверху, натянула свою влажную киску на мой стержень, уперлась руками в мой живот и начала качаться. Я упорно трудился, чтобы удерживать себя от немедленной кульминации, в то время как Шери, закрыв глаза, делала свою лучшую имитацию езды на божественном быке. Я почувствовал, как сокращаются мышцы ее киски, когда она закричала в свой первый оргазм…
У меня была короткая передышка, пока Шери снова пыталась взять под контроль свое тело. Это позволило мне выйти за пределы точки невозврата, не кончив, что значительно увеличило мою выносливость.
Я видел, что она почти готова ко второму раунду, поэтому обнял ее за талию и ритмично задвигал бедрами вверх и вниз. Вскоре она начала бешено дергаться с новым взрывом эйфорического блаженства…
Когда она сообразила, что я еще не кончил, то спрыгнула с кровати и встала у края, упираясь руками в матрас. Я обошел ее и взял сзади. На этот раз мы оба взорвались в унисон… Было уже больше половины четвертого, когда мы обнялись друг с другом и погрузились в бессознательное состояние после полового акта.
***
Должно быть, в моей крови все еще оставались следы адреналина, потому что проснулся я за час до того, как сработал будильник. Мне было любопытно узнать, принесли ли уже газету? Не понимаю, зачем требуется платить, если я могу взять одну из типографии, но ее доставляли нескольким людям в многоквартирном доме.
Я накинул халат и тихонько выскользнул из спальни, чтобы не разбудить Шери, открыл нашу входную дверь и выглянул. Конечно же, перед другими дверьми лежало несколько газет. Я огляделся, чтобы увидеть, нет ли поблизости кого-нибудь. Убедившись, что берег чист, я выскочил, чтобы схватить одну через три двери от моей, а затем успешно вернулся в нашу квартиру, не будучи пойманным.
С улыбкой на лице я прошел на кухню и бросил газету на стол, чтобы сварить кофе. Пока он варился, я сел и стянул резинку, чтобы развернуть прокламацию моего героизма. Я был разочарован, увидев, что на первой странице ее не было. Я нашел ее внутри, на третьей странице.
В ней использовались пять моих снимков, два были шириной в несколько столбцов. Я начал читать рассказ, и упоминания обо мне появилось лишь в самом конце.
«На место происшествия был отправлен фотограф Морнинг Стар Дилан МакГенри, сделавший несколько фотографий полицейской охоты. Идя по переулку, возвращаясь к своей машине, он заметил фигуру, сидящую за кустами. Узнав объект по описаниям свидетелей, Дилан смог удерживать подозреваемого от бегства, пока полицейские не взяли его под стражу».
— И это все? — сказал я вслух.
— Все — что?
Я посмотрел поверх газеты и увидел свою жену в халате.
— Где ты взял ее? — спросила она по пути к кофейнику.
— Украл.
— Да ты что? У кого?
— У Уилсона. Я хотел прочитать о своем героизме, но о нем написано не так уж много, — усмехнулся я. Я зачитал ей последние несколько строк, в то время как она наливала две чашки волшебного эликсира.
— Иди и положи ее обратно, — сказала она, не комментируя рассказ.
— Сделаю. Чего ты встала так рано?
— Я сказала тебе положить эту газету обратно, прежде чем обнаружат ее пропажу и обвинят разносчика газет.
Я свернул газету и обернул вокруг нее резинку. По дороге остановился, чтобы поцеловать Шери в губы.
***
Позже этим утром я поднялся по лестнице в редакцию и получил от Лайла задания на день. Я просматривал их, когда ко мне подошел поговорить Рич.
— Трудный день?
— Доброе утро, Рич. Не, не так уж и плохо. Есть еще что-нибудь о девушке, которую вчера изнасиловали?
— На самом деле, я только что разговаривал по телефону с ее мамой. Ее собираются выписывать сегодня днем. Они спросили, не мог бы ты как-нибудь до этого зайти?
— Я? О, не знаю, Рич. Я даже не знаком с ними. Зачем им меня видеть?
— Как ты думаешь, зачем? Они прочитали заметку. Когда я позвонил, чтобы узнать о состоянии девушки, она спросила меня о храбром фотографе, и я рассказал ей всю историю.
— Рич, да ладно, я пошутил своей жене, что я — герой, но на самом деле все было не так.
— Дилан, если бы ты не сделал того, что сделал, тот парень бы сбежал. И мы оба это знаем. Он, скорее всего, сделал бы это еще раз, и кто знает, в следующий раз он мог бы кого-нибудь убить.
Я снова посмотрел на свои задания. Больница была всего в пяти минутах ходьбы, и у меня было достаточно времени, чтобы добраться до места своей первой работы.
— Хорошо, — согласился я. — Я поеду туда через несколько минут. Как ее зовут?
— Мария Купер, ее мать зовут Анжела. Они — в палате два-двадцать восемь.
— Хорошо, все равно ехать мимо.
Я спустился вниз, чтобы проверить, нет ли чего-нибудь для меня в фотоателье, но ничего не увидел, поэтому направился в больницу. Мать инстинктивно поняла, кто я, и приветствовала меня, едва я вошел в комнату.
— О, — сказала она, вскинув обе руки к лицу, — ты, должно быть, Дилан. Я надеялась, что ты придешь.
Прежде чем я успел сказать хоть что-то, она повернулась к своей дочери, лежащей на больничной койке.
— Мария, смотри, этот мужчина поймал того, кто тебя избил.
Я заметил, что она не сказала «изнасиловал». Я посмотрел, но под повязками ее было трудно разглядеть. Также у нее была гипсовая повязка на правой руке. Я улыбнулся и подошел к краю ее кровати.
— Я понимаю так, что с тобой все будет в порядке, — сказал я. — Приятно слышать.
Она улыбнулась в ответ как могла.
— Спасибо, — тихо сказала она.
— Спасибо, что пришли, — всхлипнула ее мать. — Мы обе хотели лично поблагодарить вас за то, что вы сделали. Мария прошла через многое. Если бы вы не поймали этого подонка, она была бы в ужасе, зная, что он все еще где-то рядом и может снова напасть на нее.
— Ну, я сделал не особо-то и много. Уверен, что копы все равно бы его поймали. Ваши соседи дали им довольно хорошее описание, и каждый коп на много километров вокруг разыскивал этого парня.
— Может быть, — прокомментировала Анджела, — а может, и нет. Однако благодаря вам, нам не о чем беспокоиться.
Я улыбнулся, немного смущаясь их благодарностью. Я действительно верил, что копы все равно поймали бы засранца.
— Что ж, я рад, что смог помочь, — сказал я Анджеле и посмотрел на Марию, улыбавшуюся мне. Это заставило меня улыбнуться в ответ. — И вам скоро станет лучше, хорошо?
Ее улыбка стала настолько широкой, насколько она могла изобразить, когда она кивнула.
Я сказал им, что мне пора идти, поэтому мы попрощались, и я отправился на свое первое задание, но эта встреча подняла у меня настроение на остаток дня. В тот вечер за ужином я рассказал об этом Шери. Теперь, когда перестав на меня злиться за то, что я пошел на риск, она выглядела гораздо более заинтересованной и проявила заботу о Марии.
— Значит, с ней все будет в порядке?
— Да, насколько я знаю.
— Сколько ей лет? Газета не сообщала о ней никаких подробностей. Она и впрям молода?
— Газета?
— Да, я пошла и КУПИЛА одну, — сказала она, подчеркнув «купила». — Я хотела взять эту статью для своего альбома для вырезок.
— Альбома? — Для меня это было новостью. — Какого еще альбома для вырезок?
— Я завела его, как только ты получил работу в газете, — сказала она. — До сих пор там были только твои фотографии, но на этот раз мне пришлось включить и статью. — Она посмотрела на мое потрясенное лицо. — Что ж, когда-нибудь у нас будут внуки, и я думаю, они должны знать, чем зарабатывал на жизнь их дедушка.
— Где он находится?
— Неважно. Мне вовсе не хочется, чтобы ты смотрел на него и забивал себе голову. Ты так и не ответил на мой вопрос. Сколько ей лет?
— Эээ, я не знаю. С такими повязками было трудно оценить, но у нее есть трехлетний ребенок. Думаю, она нашего возраста.
— О, хорошо. У меня сложилось впечатление, что она моложе. Конечно, подобное никогда не должно происходить ни с кем в любом возрасте, но я боялась, что она была в подростковом возрасте.
— Нет-нет, я уверен, что она не настолько молода.
— Что ж, если я и не сказала тебе этого вчера, я тобой горжусь.
— Спасибо, детка. А достаточно гордишься, чтобы повторить прошлую ночь? — спросил я с широкой улыбкой.
Она подошла ко мне и легонько чмокнула в губы.
— Конечно, — ответила она, широко улыбаясь.
***
На следующий день мои пятнадцать минут славы ушли в прошлое, и все было как обычно. Я с нетерпением ждал трехдневных выходных. На самом деле это была одна из лучших особенностей работы в газете. У нас было четыре смены и шесть фотографов. Все мы должны были работать по восьмичасовым сменам, хотя, если заканчивали раньше, то могли уйти домой пораньше. Точно так же, если день был напряженным, то мог растянуться до девяти или десяти часов. Ну, что ж, бизнес есть бизнес.
Первый фотограф начинал в семь утра. В девять стартовали еще двое парней. В два тридцать дня включались еще двое, а в три тридцать — еще один. Это давало нам полный охват днем и ночью. Это было действительно здорово, потому что в некоторые недели у вас был выходной в течение дня, а в другие недели у вас были свободные ночи. Если ночью возникала чрезвычайная ситуация, обычно вызывали одного из ночных парней. Кроме того, выходные дни у нас тоже менялись. По-настоящему здорово было то, что парень, у которого была последняя дневная смена, получал выходные в следующие субботу, воскресенье и понедельник.
Я забронировал небольшую хижину недалеко от Голодной скалы. В ней не было ни телефона, ни телевизора. Там было уединение, место на улице для разведения костра и огромная кровать. Это были три дня рая на земле.
Ночные смены всегда были немного труднее. Во-первых, мне не нравилось оставлять Шери дома одну, хотя в доме у нас были хорошие соседи, которых она навещала, если ей становилось слишком одиноко. Другой причиной было расписание. Большинство заданий в течение дня плнаировались заранее, и обычно все проходило довольно гладко. Ночные смены были гораздо более непредсказуемыми. Всегда что-то выскакивало тут и там, чтобы наломать дров.
Вернувшись в офис, я уже опаздывал. Было десять тридцать. Моя смена должна была заканчиваться в одиннадцать тридцать, но мне оставалось еще как минимум два часа для обработки пленки и печати, благодаря Джину Андерсону, одному из репортеров. Моим последним заданием на ночь было собрание в ратуше в Арлингтон-Хиллз, где пытались использовать
право отчуждения собственности для захвата нескольких частных предприятий.
Я должен был зайти, сделать пару снимков и уйти, но напряжение было настолько сильным, что Джин был уверен, что сейчас начнется бунт, и умолял меня остаться. Конечно, собрание затянулось, и я, будучи человеком сознательным, оставался там до самого конца; несмотря на отсутствие беспорядков. Первое, что я сделал, вернувшись в офис, — это позвонил Шери и сказал, что не вернусь домой до часу дня.
Вернувшись домой, я был измочален. Я подумал: слава богу, что мне не пришлось снова быть на работе до трех тридцати вечера. К тому времени, когда я проскользнул между простыней и растворился в стране грез, Шери уже крепко спала.
Казалось, я только закрыл глаза, прежде чем что-то толкнуло меня под ребра. Я открыл один глаз и увидел, что все еще было темно. Я слышал, как Шери что-то бормочет, но не мог ее понять из-за какого-то чертового жужжания… О нет! Когда туман в моей голове начал рассеиваться, я узнал звук — о, пожалуйста, только не сегодня ночью.
— Дилан, пожалуйста, выключи эту чертову штуку.
Я потянулся к тумбочке и нажал кнопку на пейджере, прежде чем посмотреть на дисплей.
«Перезвони».
Дерьмо.
Кладбищенская смена в газете состояла из двух человек: Майка из редакции и ночного сторожа. Они всю ночь сидели и болтали друг с другом, пока не звонил телефон. После чего Майк должен был просмотреть список и узнать, кто звонит.
Я вышел на кухню, чтобы не беспокоить Шери больше, чем нужно.
— Майк, я проспал всего час.
— Извини, Дилан, но на складе всего в трех километрах от тебя — сразу три сигнала пожарной тревоги.
— Бля, — проворчал я. — Хорошо, давай адрес.
Перед уходом я вернулся в спальню, чтобы сообщить Шери, что мне надо идти, но она уже заснула, поэтому я написал ей короткую записку и оставил на подушке. Я рысью пересек парковку и был в паре метров от своей машины, когда увидел спущенное колесо.
— Блин, и что дальше? — Пробормотал я. Что ж, я не собирался тратить время на то, чтобы менять колесо, поэтому побежал обратно внутрь и схватил ключи от машины Шери.
Из адреса я точно знал, где пожар, поэтому вдавил педаль в пол и выжимал около ста двадцати, когда в зеркале заднего вида увидел мигающие огни. К настоящему моменту я начал сильно раздражаться. У всех нас на задних стеклах машин были таблички с надписью «Пресса». Полицейские редко беспокоили нас, если знали, что случились пожар или серьезная авария, особенно в три часа ночи. Потом я вспомнил, что находился в машине жены… дерьмо.
Как раз в тот момент, когда я размышлял, что еще могло пойти не так, к моему окну подошел офицер… новичок! Я знал почти всех полицейских-ветеранов в радиусе восьмидесяти километров, но никогда раньше не видел этого парня. Что было еще хуже, так это то, что он не проработал здесь достаточно долго, чтобы знать о вежливости по отношению к прессе.
— Права и свидетельство о регистрации, пожалуйста. — Он выглядел едва на двадцать один год.
Я вытащил права из бумажника, затем потянулся в бардачок за свидетельством. Как только дверца откинулась, на пол упала пара десятков конвертов и несколько сложенных втрое бумаг. Я был удивлен, потому обычно что Шери была большой аккуратисткой. В остальном машина была безупречной.
Я пошарил, нашел свидетельство и передал его офицеру вместе с пропуском для прессы.
— Что это?
— Я — фотокорреспондент, офицер. Прошу прощения за превышение скорости, но я еду к заводскому пожару на Евклиде.
Он уставился на удостоверение, как будто понятия не имел, что делать дальше.
— Пожалуйста, подождите в машине, сэр, — сказал он, возвращаясь к своей команде. Я предположил, что он связывается со своим сержантом. Ему потребовалась всего пара минут, прежде чем он вернулся к моему окну. — Хорошо, мистер МакГенри, можете ехать, — сказал он, возвращая мне все, что я ему дал.
У меня не было времени положить его обратно в бумажник.
— Спасибо, офицер, — сказал я, бросив все на пассажирское сиденье.
Когда я добрался до места, пожар бушевал вовсю и достиг экстренного пятого уровня. Несколько копов держали людей на приличном расстоянии.
— Будь осторожен, тут ядовитые испарения, — услышал я голос, пробегая мимо.
Перед тем как выйти из квартиры, я схватил три катушки пленки и был рад, что сделал это. У меня в камере уже была свежая катушка, и я снял все кадры всех четырех пленок. Я начал чувствовать жжение в глазах и першение горле и решил, что пора прибегнуть к помощи. Я заметил Рэнди Кроула, одного из начальников пожарных. Он отдыхал вдали от огня.
— Я надеюсь, что внутри никого нет.
— У нас пропал один человек, — сказал он мне, — ночной сторож. Учитывая дым и газ, если он там, ему конец.
— Иисус, ты знаешь его имя?
— Нет, еще нет. Наступит утро, прежде чем мы сможем войти туда для поисков, но если бы он выбрался, то почти уверен, что мы бы уже знали.
— Черт, мне жаль это слышать. Мне пора убегать. Ты и твои люди, Рэнди, будьте осторожны.
Припарковывая машину перед зданием Стар, я мог видеть на горизонте проблеск рассвета. Я проявил все четыре рулона пленки и пока они сушились, поднялся наверх за чашкой кофе из машины. Проходя мимо редакции, меня увидел Майк.
— Как там, все плохо?
— Да, они думают, что ночной сторож не сумел выбраться, — сказал я ему, делая глоток аккумуляторной кислоты. — Мне нужно вернуться туда. У меня много работы, а я бы хотел сегодня еще вернуться домой.
Я внимательно просмотрел каждый отпечаток, и к моменту, когда закончил, отобрал пятнадцать отличных снимков. Я как раз положил их на стол Клинту, когда он вошел.
— Это те, что с того склада, пожар?
— Ага, пятнадцать снимков с идентификацией. Я думаю, что там есть один погибший — ночной сторож.
— Да, я слышал, — ответил он.
— Я иду домой, Клинт. Увидимся в три тридцать.
Он взял фотографии и начал их просматривать.
— Отмыпайся, и спасибо, Дилан, это — хорошая работа.
Когда я — на такой работе, не имеет значения, сколько я сплю или не сплю. Накачивается адреналин, и я был сосредоточен на том, что нужно было сделать, но когда все закончилось, это было похоже на то, как если бегун врезается в стену. К моменту, когда заехал на нашу стоянку, я был истощен. Я почти забыл обо всех бумагах, лежащих на полу.
Каким бы усталым я ни был, но и впрямь не хотел оставлять беспорядок в машине моей жены, поэтому начал все собирать. Я не мог не заметить, что почерк на конвертах выглядел мужским. Они были адресованы моей жене, если не считать того, что мы получали почту на адрес квартиры. У нас даже не было почтового ящика на почте, по крайней мере, я так думал. Оказалось, что Шери сложила большую часть писем и запихнула их обратно в конверты, но некоторые оставались без конвертов.
Я почувствовал напряжение внутри себя, и уже подумывал, не глядя запихнуть все обратно в бардачок, но это было невозможно. В обратном адресе говорилось, что они были от Карла Ландоу из дистрибьюторов ТриСтэйт в Сент-Луисе. Имя было смутно знакомым, но я не мог его определить. Я знал, что если бы не прочитал хоть одно, то вечно размышлял бы о них, а они, возможно, были совершенно невинны. К сожалению, начав разворачивать одно из писем и увидев приветствие, я понял, что невинность не будет преобладающей темой.
Эй, красотка,
Как поживает самое сексуальное существо на земле? Хорошие новости, через десять дней мне предстоит еще одна поездка в Чикаго. Я буду в городе целую неделю, так что, надеюсь, в этот раз мы сможем встретиться больше, чем единожды. Не могу дождаться, чтобы снова засунуть свой член в твою тугую киску.
Я дам тебе знать, как только мне забронируют отель. Это будет пятнадцатая неделя, так что, напиши мне и дай знать, в какую смену будет снимать твой мальчик, чтобы мы могли строить планы.
Не могу дождаться,
Любитель твоего волшебного языка,
Карл
К тому времени, как я закончил читать, мое сердце закричало от боли. Письмо не было датировано, поэтому я просмотрел пустые конверты в поисках почтовых марок. Только один был датирован предыдущей неделей, но я понятия не имел, пришел ли он с тем письмом, что было в нем. Размышляя о том, состоялась ли их встреча или нет, я понял, что это не имеет значения. Судя по тому, что я только что прочитал, нашему браку уже была хана.
Я протянул руку и вытащил салфетку из коробки с салфетками, которые Шери всегда хранила в машине, вытер глаза и просто сидел там… думал. Нет, это неправильное слово. Думать относится к рациональному мышлению, а в том хаосе, что пережил мой мозг, пытаясь обработать то, что я только что прочитал, не было ничего рационального.
Какой-то звук нарушил мое одиночество, и я понял, что это была слеза, скатившаяся и упавшая на бумагу, что я все еще держал в руке. Я протянул руку и своей и без того влажной салфеткой осушил еще больше печали из глаз.
На самом деле я больше не хотел читать, но мне требовалось знать всю историю или хотя бы ее половину. У меня, конечно, не было писем, которые ему писала она. Осознав это, я почувствовал проблеск надежды. Возможно, последующие письма покажут, что это была не более чем фантазия этого парня, Карла, кем бы он ни был.
Я просмотрел конверты и нашел самый ранний штемпель, датируемый почти годом назад. Я был удивлен, увидев наш обычный адрес. Письмо внутри описывало, как он столкнулся с Труди, одной из лучших подруг Шери. Они начали говорить о школьных годах, и тут всплыло имя Шери. Он запросил ее адрес, и Труди дала его ему.
Далее он рассказал, что занимается продажами. Его территория включала район Чикаго, и он приезжал в город шесть или семь раз в год.
Тут я вспомнил. В средней школе в футбольной команде был Карл Ландоу, но он был на пару классов старше нас с Шери. Я оглянулся назад и вспомнил, что в десятом классе она сделалась лидером поддержки школьной команды. Мы не встречались до последнего года обучения, так что, вполне возможно, что она встречалась с ним. Может, они занимались сексом в средней школе; но это значило бы, что она мне солгала. Она сказала, что я был у нее первым. Тем не менее, я определенно мог принять эту ложь, скорее чем смогу вынести мысль о том, что они занимались сексом после того, как мы поженились.
С этим маленьким лучиком надежды я порылся в стопке конвертов, пока не нашел следующий самый старый штемпель. Опять же, он был адресован на адрес нашей квартиры. Я вынул письмо из конверта и начал читать. Оно в значительной степени подтвердило мои подозрения, что они встречались в школе, и, хотя он никогда не говорил прямо, было достаточно сексуальных намеков, чтобы убедить меня, что я был прав в том, что они тоже занимались сексом. Вот тогда-то и начался гнев.
Я все еще не понимал, о чем сукин говорил сын в первом прочитанном письме: вспоминал ли он, фантазировал или говорил о недавнем событии. Мне пришлось бы прочитать больше писем, чтобы узнать это, но не было сомнений, что Шери солгала мне о том, что была девственницей. Черт, я тогда был восемнадцатилетним подростком, и был таким же наивным, как и все они. Я слышал, что в первый раз у девушки бывает кровь, но был слишком смущен, чтобы спросить, почему ее не было после того, как мы это сделали. Она кричала и визжала, как будто ей было больно, чего я ожидал, поэтому и не придал особого значения отсутствию крови. Теперь-то я знаю, что она симулировала боль.
Узнав об этом, я изменил свое отношение к чтению писем. Теперь у меня пропало нежелание копаться в конвертах, чтобы найти следующий в очереди. Должно быть, в ответном письме она сказала ему, за кого вышла замуж, потому что он впервые использовал термин «оператор камеры».
Он не сказал обо мне ничего уничижительного, но прозвище было явно снисходительным. В остальной части письма он хвастался тем, насколько он важен для компании, в которой работал. По его словам, у него была самая большая территория, и он приносил в компанию больше денег, чем следующие за ним три продавца вместе взятые. Мне очень хотелось увидеть ответы Шери, потому что я не мог поверить, что она купится на такую чушь.
Однако следующий конверт показал, что я ошибался. Это было первое отправление на личный ящик в почтовом отделении. Очевидно, она хотела продолжить переписку, но чувствовала, что должна скрывать ее от меня. Это сказало мне, что она чертовски хорошо понимала, что то, что она делала, — неправильно. Письмо внутри было первым, где он обращался в приветствии к ней как «великолепная» и благодарил за фотографию. Интересно, которую из них она прислала? В последний отпуск я сделал пару художественных снимков ее обнаженной натуры. На самом деле, они мало что показывали, но было видно, что она голая. Могла ли она отправить ему один из них?
Блин, теперь мой мозг начал выдвигать обвинения, основанные на чистых домыслах. Этого я допустить не мог. Я не хотел ухудшать положение вещей, по крайней мере до тех пор, пока не прочитаю остальные письма.
В следующем он говорил ей, что едет в Чикаго. То, что было после этого, было самым лестным на сегодняшний день. Он сказал, что фотография, которую она прислала, не дает ее полного представления, и как ему понравилось ее общество за обедом.
В следующем письме было больше лести, но в еще следующем говорилось о том, как он прекрасно провел время за обедом и что он почти забыл, каково это — держать ее в объятиях. Шери любила танцевать. Я надеялся, что он говорил именно об этом.
К тому времени, как я прочитал это письмо, в моих эмоциях гнев менялся словно на русских горках. Поскольку он не просил прислать фотографию, было очевидно, что это было ее идеей. Вдобавок ко всему, в то время как я работал, она дважды встречалась с придурком. Я не хотел признаваться себе в этом, но его стремление опять вставить свой член в киску Шери все больше и больше напоминало текущее свидание.
И снова мое мужество пошло на убыль. Чем больше я читал, тем больше неохотно начинал читать следующее письмо, но я обязан был знать правду. В течение следующих нескольких месяцев они встречались для свидания еще три раза. Он бывал в Чикаго чаще, но, очевидно, его и мое расписание совпадали не во всех случаях.
После прочтения всего шести или семи писем, маленький голос в моей голове сказал мне на этом остановиться. Мне почти жаль, что я не послушал его, но я не мог, я должен был знать всю историю. Следующее письмо я открыл со страхом. Конечно же, именно этого я и боялся. Оно было отправлено пять месяцев назад. Он подробно описал мягкость ее губ, вкус ее нектара, интенсивную реакцию, которую он получил от сосания ее сосков, и сжатия ее киски — обо всем, что я четко знал и сам.
Вот и все. После этого я прекратил читать. Просто продолжать не было смысла. Я посмотрел на часы. Господи, почти десять. Я знал, что Шери уже какое-то время не спит. Мне было интересно, позвонила ли она в газету и узнала ли, что я уехал уже пару часов назад. Она могла быть в квартире и беспокоиться обо мне, но почему-то меня это просто не волновало.
Как бы я ни ненавидел эту мысль, мне придется идти туда и противостоять ей, но прежде чем я это сделаю, я хотел иметь копии писем. Ближайшим местом с копировальным аппаратом было почтовое отделение. Пока был там, я нашел по номеру ее ящик и заглянул в маленькое окошко. Находящийся внутри конверт сообщил мне, что роман все еще продолжается. Конечно, даже если бы он и закончился, то уже не имело бы никакого значения. Я сделал два комплекта копий. Если у этого засранца есть жена, то один комплект получит она. Другой был для моих родителей. Они любили Шери почти так же сильно, как и я. Не увидев этих писем, они преследовали бы меня до могилы ради того, чтобы я оставался в браке.
Все собрав, я направился домой. Я засунул копии в свой бардачок
и запер его, прежде чем зайти внутрь с оригиналами. Она сидела на диване и смотрела телевизор.
— Дорогой, о, боже мой, ты, должно быть, едва держишься на ногах. Я не знаю, как ты продержишься до вечера. Могу я приготовить тебе что-нибудь поесть или ты сразу пойдешь спать?
Я ничего не говорил. Я знал, что на кухне есть свежий кофе, поэтому проложил туда прямую линию, бросив улики ее романа на кофейный столик перед ней, проходя мимо. Мне показалось, что я услышал тревожный вздох, когда щупал кофейник, на предмет, достаточно ли он горячий… Я налил себе чашку и услышал, как она плачет, возвращаясь в гостиную. Она смотрела на меня со слезами на лице.
— Мне… мне так жаль! — воскликнула она. Ее глаза уже были красными и опухшими. Рука, сжимавшая одно из писем, дрожала, а язык ее тела говорил, что она хотела бы прыгнуть в мои объятия и просить прощения, но боялась.
Видение любви всей моей жизни в такой сильной боли не облегчило мою собственную, но я был полон решимости остаться стойким, даже несмотря на то, что мои собственные слезы скапливались под маской.
— У тебя нет работы, поэтому ты не сможешь позволить себе жить здесь самостоятельно. Я… я не знаю, но уверен, что твои родители позволят тебе пожить какое-то время с ними, или… или я полагаю, ты можешь переехать к Ландоу.
Лицо Шери исказилось от боли. Ее рука судорожно сжала бумагу, которую она держала, смяв ее в комок.
— Нееет, нет-нет-нет, — простонала она. — Пожалуйста, Дилан, нет! Прости, мне очень жаль. Я обещаю, что никогда, я никогда не сделаю этого еще раз, клянусь, пожалуйста!
Ее скорбные крики проникли в мое и без того разбитое сердце, но я знал, что никогда больше ей не буду доверять.
— Шери, ты солгала мне даже о том, что была девственницей. И как?..
— Дилан, к тому времени, когда мы занялись сексом, я уже знала, что ты — мой парень. Я не хотела, чтобы ты подумал, что я — какая-то шлюха. Мне жаль, что я солгала, но я не хотела рисковать потерять тебя.
— Тогда почему, Шери? Я имею в виду… неужели я настолько плох в постели?
— Нет-нет… Господи, нет, ты не плох в постели. Ты великолепен в постели. Я… я не знаю, почему я это сделала. Я просто испугалась.
— Испугалась?… Чего?
— Я не… всего! Дилан, когда мы поженились, все говорили нам, что мы слишком молоды… твои родители, мои родители, друзья. У тебя есть работа. Ты каждый день встречаешь новых людей, в то время как я сижу дома и смотрю по телевизору игровые шоу. Думаю, я боялась раствориться… исчезнуть так далеко, что меня больше никто никогда не увидит.
— Так ты пошла трахнуться со своим бывшим парнем? Именно в этом была твоя идея не уходить на второй план?
— Да! Нет! О, я не знаю! — воскликнула она. — Я была так популярна в средней школе. Думаю, мне нужно было почувствовать это снова. Пожалуйста, пойми, Дилан, пожалуйста. Я не хотела причинять тебе боль. Я люблю тебя и поверь мне, у тебя нет проблем в спальня. Я никогда не могла чувствовать себя так близко к кому-либо, как к тебе, когда ты занимаешься любовью со мной.
Ее страстная мольба только еще больше погрузила меня в пучину отчаяния. Я молча молился, чтобы Бог как-то избавил меня от всего этого, но, конечно, я знал, что этого не произойдет. Я смотрел, как в ее глазах испаряется надежда, и медленно покачал головой:
— Я каждый день буду уходить на работу, задаваясь вопросом, не трахнешь ли ты где-нибудь другого парня, Шери. С этого момента каждый раз, когда мы будем заниматься любовью, я буду задаваться вопросом, не было ли кого-нибудь еще передо мной. Я так жить не могу.
Шери издала почти нечеловеческий стон, закрыла лицо обеими руками и начала истерически рыдать. Даже в нашем молодом возрасте я боялся, что у нее случится инсульт. Я сел рядом с ней и обнял. Она сразу же схватила меня и прижалась лицом к моей груди, всхлипывая. Мы сидели так некоторое время, пока у нее не закончились слезы. Даже тогда она не двинулась с места. Я начал задаваться вопросом, не доплакалась ли она до сна, но потом почувствовал ее движение.
Я протянул руку и погладил ее по волосам.
— С тобой все в порядке?
— Нет, я не хочу тебя терять, Дилан.
Пока мы сидели там, я думал. Я не сомневался, что мы закончили, но, возможно, ей нужно больше времени, чтобы смириться с этим. Наверное, и мне не помешает потратить некоторое время, чтобы привыкнуть к изменению.
— Послушай, по крайней мере, я думаю, нам нужно некоторое время пожить врозь. — Я взглянул на часы. — У меня есть три часа до ухода на работу. Давай позвоним твоим родителям и попросим их приехать и забрать тебя с собой. Проведи там пару недель.
— Означает ли это, что у нас все еще есть шанс?
Я набрал в легкие воздух и дал ему выйти с легким вздохом:
— Я не даю никаких обещаний, Шери. Мы женаты всего два года, а ты изменяешь мне почти половину этого времени. Не думаю, что когда-нибудь ты узнаешь, насколько я сейчас опустошен, но пара недель, по крайней мере, даст мне время подумать.
— Чт… что я им скажу?
— Просто скажи, что сейчас у нас тяжелый период, вот и все. Не нужно вдаваться в подробности. Просто скажи, что нам необходимо немного времени пожить в разлуке. Они тебе не откажут.
— Хорошо, но я могу и сама доехать.
Это напомнило мне про мою шину. Я совсем забыл об этом.
— Я не думаю, что тебе стоит сейчас вести машину, Шери. Завтра утром я приеду туда на твоей машине, а домой вернусь на такси. У меня есть твой запасной комплект ключей. У моей машины спускает шина. Вот почему я взял твою. Почему бы не позвонить им сейчас, пока я переоденусь в старую одежду, чтобы сменить колесо.
К тому времени, как я вернулся после ремонта шины, Шери собирала вещи.
— Я позвонила. Они будут здесь через несколько минут. Тебе нужно в душ.
— Я знаю и собираюсь прыгнуть туда прямо сейчас.
Горячая вода была приятной, успокаивающей. Это также немного воодушевило меня.
Выйдя из основного душа, я увидел, что Шери, должно быть, закрыла дверь спальни, чтобы я мог уединиться, но я все еще мог слышать голоса. Я оделся и, войдя на кухню, почувствовал напряжение в воздухе. Шери сразу же вытерла свежие слезы с глаз, увидев меня.
— Ты не заснешь сегодня за рулем, ведь правда? — захныкала она.
— Нет, со мной все будет хорошо, — ответил я, приветствуя ее родителей кивком головы. — Мама, папа.
Мама Шери выглядела так, словно сама пролила несколько слез. Она ничего не сказала, но заговорил ее отец:
— Мне жаль слышать, что у вас двоих есть проблемы, сынок. Надеюсь, этот небольшой творческий отпуск сработает, мне бы очень не хотелось видеть, как вы, ребята, расстаетесь.
— Мне тоже, папа. — Она явно не сказала им, почему мы расстались. Для меня это было нормально, до тех пор, пока она не пытается выставить меня плохим парнем.
Больше ничего сказано не было. Я помог Шери положить сумку в машину ее отца. Ее родители сели на переднее сиденье и дали нам минутку. Снова по красивым щекам моей жены потекли слезы. Я протянул руку и вытер их легким прикосновением. Она обняла меня и прошептала на ухо, что ей очень жаль. Это было верно для нас обоих.
Я слегка натянуто улыбнулся и сказал, что люблю ее. Это правда. Какую бы боль она мне ни причинила, я не мог просто взять и выключить эту любовь. Мы поцеловались, прежде чем я помог ей сесть на заднее сиденье, а затем вышел на тротуар, где мог смотреть, как они уезжают. Шери повернулась, чтобы посмотреть в заднее окно, и послала мне воздушный поцелуй. Я улыбнулся сквозь свое горе и помахал рукой. Было ощущение, что они уезжают вместе с моей душой. Наконец, я вернулся в квартиру и дал волю чувствам…
