Как я стала шлюхой в африканской тюрьме. Часть 3

Часть 3.

— Мы тебя ждали, красавица, — грубо пролаял один из черных заключенных. Он поднялся, огромный, большой, и подошел ко мне вплотную. — Пришлось заплатить большие деньги, чтобы ты сначала попала к нам.

— Сначала? – дрожащим голосом переспросила я.

— Я бы оставил тебя тут навсегда с нами, но начальство дало нам три месяца, а потом ты пойдешь в общий блок. Сама понимаешь, объедки доедать мы не любим. Он коснулся пальцами моих губ и провел рукой по волосам, — а ты красавица. Такая невинная, маленькая девчуля.

— Ее уже все надзиратели переебали, — подал насмешливый голос второй, — невинное лицо и расквашенная пизда.

Все засмеялись, а я продолжала стоять, вся красная от стыда, который давно не появлялся. У меня забрали все вещи и деловито обступили со всех сторон, быстро и не церемонясь раздевая. Грубые черные руки скользили по телу, кто-то сжимал грудь, соски, чьи-то пальцы залезли мне в анал:

— Ого, так я его уже разработали, — в анал вошел второй палец.

Другие руки мяли мои половые губи и терли клитор. Я стояла и меня обдавало жаром похотливых тел, но мое тело привычно отвечало на ласки возбуждением. У меня уже не было шока, потому что я прошла подобные испытания и привыкла. Выделение смазки стало защитным механизмом выживания. Меня легко ударили под колено и я присела на пол, африканцы сняли свои робы и нависли большими черными членами над моим личиком, я принялась двумя руками надрачивать, а третий засунул мне свой толстый член в рот. Все было уже привычно, все это у меня уже было. Потом меня прислонили к стенке. Они были такие высокие, что мне пришлось стать на цыпочки, расставив ноги и оттопырив попку, чтобы они могли овладеть мной. По очереди каждый оттрахал меня и все довольно улеглись на свои койки, я пошла к раковине подмыться от пота и спермы.

После непрекращающегося насилия надзирателей, быть несколько месяцев всего с тремя оказалось лучшим выходом для меня. Как быстро люди привыкают ко всему. Еще недавно я плакала, что меня заставили в кузове делать минет, а теперь радуюсь, что меня трахают как хотят, всего трое черных заключенных. Меня вывели от них в тот момент, как прошел год с момента вынесения приговора. Из них я несколько месяцев провела в больнице после перевязки труб. Но это целый год, впереди было еще 14 лет. Мне стукнуло всего 19 лет, я выйду, когда мне будет 33. Я еще смогу полноценно жить, все будет только начинаться.

Со страхом в сердце я зашла в общий блок. Учитывая мой пол, меня определили в камеру, где было всего две койки. Сначала я обрадовалась, ведь там никого не было и камера находилась так, что никто не мог меня видеть. И только потом я поняла, для чего это сделала охрана. На следующий же день один из охранников вошел ко мне и я по привычке поднялась и стала к стене лицом. Он заставил меня раздеться и лечь на кровать, потом пристегнул мои руки и ноги к кровати. Но не жестко, оставив место для возможности мне поворачиваться на бок или живот, слегка привставать. Мое сердце быстро стучало, я не понимала, что происходит. В камеру вошел большой черный верзила. Он похотливо посмотрел на меня.

— Тебе на время перевели сокамерника, — надзиратель посмотрел на меня и улыбнулся верзиле, — чтобы никаких следов, понял? Пользуйся смазкой с полки, вот тут.

Верзила согласно кивнул головой и протянул ему скрученную стопку денег и она исчезла в кармане надзирателя. Дверь с грохотом закрылась. А я учащенно дыша поняла, что теперь меня заключенным решили сдавать в аренду посуточно. И все это было легально и недоказуемо. Камера оказалось одиночкой, где должны держать особо буйных пристегнутыми. Никто не проверял, кто там будет, а по бумагам и отчетам все было правильным. Верзила навис надо мной, его член был очень большим. Я пыталась извиваться телом, но безуспешно. Он несколько раз плюнул на свою массивную головку, выдавил в меня смазку и стал грубо входить в меня, я застонала, он навалился на меня всем телом, придавил и мне стало трудно дышать, я лишь ощущала грубые толчки и как его член уже во мне, с каждой фрикцией проникает все глубже и глубже. А я могла только тяжело стонать под его напором. Потом перевернул меня и стал массировать мне анус, после этого проник в него, мне было больно, но уже терпимо. Год анального секса сделал свое дело, и попка быстро податливо раздвигалась. Верзила трахал меня два дня. После этого мне дали день перерыв, а потом запустили следующего. Я не знаю, сколько времени прошло, не могла считать. В камере не было окошка, обладали мной днем и ночью. Отвязывали только для еды и туалета.

Я просила, потом умоляла надзирателей меня не привязывать, они ведь знали, что я буду согласна на все и не буду сопротивляться. Но они были неумолимы. Я не знаю, зачем они это делали. В тюрьме быстро распространились слухи о возможности обладать юным женским телом. Желающих стало много, цена повысилась. И каждый посетитель заставлял меня до копейки отрабатывать уплаченное. Меня оставляли в покое лишь на неделю в месяц, чтобы я могла восстановить силы, а потом снова все продолжалось.

Раз в две недели меня водили на медицинский осмотр, чтобы у меня не было травм и воспалений. Если врач видел предпосылки, меня клали на несколько дней в стационар. Для восстановления. Это были лучшие дни моей жизни. Так прошел еще год. И в свои 20 лет моим телом обладали около сотни африканцев, среди них были надзиратели, заключенные, охрана перевозки.

Мое тело уже было не такое привлекательное. Юная невинность сменилась потрепанностью. Лицо слегка осунулось, половые губы растянулись, а само влагалище больше не было узким, анал тоже расширился, подстроившись под размеры черных членов. Мне потом сказали, я потеряла в цене. В конце концов меня выпустили из этой камеры в общую. Я отчаянно хотела вернуться назад. Как было для меня странно. Каждый раз была ситуация хуже, и я хотела вернуться в прошлую, которую считала хуже некуда. Но жизнь каждый раз подбрасывала мне сюрпризы.

В общем блоке пахло потом, сигаретами и чем-то кислым. Здесь собирались самые разные цветные, которых не распределяли по камерам и которые были лишены отдельных коек и шансом заполучить меня. Теперь же, они с жадностью уставились на меня. Не успела дверь камеры захлопнуться, как с пяток рук схватили меня, зажали рот и буквально порвали на мне одежду, кто-то скрутил руки и связал их, я пыталась сжать ноги, но сильный удар в живот эту проблему быстро решил. Грубые руки раздвинули мои ноги, больно сжав и оставив крупные синяки на голени, бедрах, шее, плечах и ягодицах.

— Расслабься сучка, — послушался над ухом возбужденный голос, — ты уже дала всем кому только можно. Мы чем хуже?

Кто-то стал медленно и уверенно погружать свой член между половых губ. Постепенно организм, наученный стрессом, выделил смазку и член пошел быстрее. Твердый и упругий. Потом сперма вылилась в меня и место освободили под второго. Они были как животные, второй член вошел прямо в меня сразу же за первым, сперма первого африканца вылилась от толчков и не никого не смущала. Она была как бы дополнительной смазкой. Когда кончил второй, его место занял третий. Они не трахали меня долго, как прошлые чернокожие, не наслаждались процессом. Они просто спускали пар. Через несколько часов все в камере смогли кончить в меня и оставили лежать уставшую на полу. Я не могли подняться, ноги не слушались и дергались от сокращения мышц.

Несмотря на животные инстинкты, они понимали что в случае чего, меня от них заберут. Поэтому старались не травмировать меня. У меня отобрали одежду и я осталась в камере голой. У меня было место в углу, туда периодически подходили заключенные и доставали свои черные члены, а я им сосала, сглатывая. Можно сказать, сперма стала частью рациона моего питания.

Я, которая поступила только-только в колледж, строила планы на жизнь, теперь стала сливом кончи для черных мужланов. Послушно раздвигала ноги, помогала руками, чтобы их член вошел мне в попку. Постепенно я и с этим тоже свыклась. Треть дня я была в липкой конче.

Чтобы мое тело зря не пропадало, и использовалось максимально, меня определили татуировщикам как «промокашку», они на моем теле делали эскизы или просто какие-то пошлые картинки, которые не могли набить сокамерникам, но очень хотели. За несколько лет мое тело украсили не только шрамы, но и несколько десятков чернильных рисунков, которые сливались в какую-то мозаику. Я стала чернильницей во всех смыслах. Мне забили всю спину, грудь, руки, ноги. Рисунки были простые, где-то даже убогие, какие-то татуировки расплылись. Я стала выглядеть не так красиво как прежде.

Юное тело стало изможденным и потрепанным. Половые губы растянулись, само влагалище было очень широким, анальное отверстие стало плохо работать, сфинктер не удерживал содержимое. Поэтому меня перевели в общем блоке на матрац возле туалетов, где несносно пахло. Туда ходили все, а моя задача теперь была быть не только секс-куклой, но и уборщицей. Я мыла туалеты, убирала пол вокруг. Иногда черные заключенные использовали меня вместо туалета, я послушно открывала рот, стоя на коленях, а они туда мочились и смотрели, чтобы я все это выпивала. Несколько раз заставляли есть то, что они переварили, но я заблевала все вокруг и от этой идеи быстро отказались. Тех, кто это со мной совершил, отлучили от меня. Буквально на неделю. Анилингус, который я им делала, никто не запрещал, был приятной экзотикой. Для них.

Сначала кажется, что такая жизнь невозможна, но ко всему постепенно привыкаешь и я свыклась с тем, что стала такой, что это займет какую-то часть моей жизни. Состав тюрьмы менялся, кого-то выпускали, а кого-то садили нового и он оттягивался на мне по полной. Так прошло еще несколько лет. Потом еще несколько.

Я старалась не ждать времени освобождения. Сосредоточилась на себе внутри, а то, что происходило снаружи, воспринимала как что-то нереальное. Когда мне стукнуло 25 лет, я поняла, что отсидела почти половину своего срока. Мне оставалось 8 лет. Однажды, я ненадолго получила доступ в одном из кабинетов обследования, к большому зеркалу и не узнала себя.

Вместо веселой и юной 18 летней девчушки на меня смотрела уставшая женщина, которая многое повидала в жизни. Уставший взгляд, испещренное шрамами и татуировками тело, провисший «щавель» между ног. Несмотря на это, в моем уставшем взгляде еще угадывался юный возраст, сохранилась фигура из-за недостатка калорий бока не провисли. Кожа все еще была приятной на ощупь. Я попыталась подсчитать, сколько через меня прошло африканцев и смогла даже определиться на какой сотне остановиться. Их было 380 или 620, а может 800 или даже 1000? Я не могла понять, как выдержала все это. Но я прошла почти половину пути, еще столько же лет этого ада и я буду вольной. Меня грела эта мысль и ради нее я жила. Я все еще была молода и у меня был шанс на новую жизнь.

Этому не суждено было случиться из-за рокового события. Оно называлось тюремный бунт, в организации которого меня, как и многих других заключенных, признали виновной. Все понимали, что я тут не причем, но новое начальство просто хотело избавиться от меня, потому что не видела пользы. А за бунт в тюрьме разговор был короткий. Мне только предстояло это узнать. После бунта, я все еще спала, почесывая во сне раны, когда меня схватили надзиратели и поволокли из камеры. По которой я еще буду скучать.