© И всё таки… Я уйду © Часть 2

Часть 2

© Страшный кошмар ©

… Сны поглотили её, затянули в тёмно-красное марево. Она в церкви, вокруг говорящие свечи, воздух наполненный сладковатым запахом курящего ладана. Она не может дышать и, хватается за горло, опускаясь на пол.

Поднимает глаза к золотому сиянию иконостаса. «Боже, пожалуйста, пожалуйста, помоги мне…» Жалостливые лики икон расплываются, она чувствует, как ее поднимают и кладут в узкий ящик. Хватаясь за его бортики, она старается выбраться из него, но над ней возникает золотое лицо Николая Еловского. Своими волчьими желтыми и пустыми глазами он наблюдает за ее попытками, и зубы его оскалены в злобной ухмылке.

«Ты никогда отсюда не выберешься», — с издевкой говорит он и захлопывает крышку гроба. Стук молотка грохочет в ушах. Он заколачивает гроб гвоздями. Таня рыдает, бьется… и наконец заставляет голос подчиниться, закричать.

Миша! Миша…

Он потряс ее за плечо, разбудил, склонился над мечущимся телом.

— Я здесь, — повторял он снова и снова, но она, вцепившись в него, задыхалась в рыданиях. — Таня, я здесь. Помоги мне…

—

Все хорошо. Ты в безопасности.

Кошмар медленно покидал ее. Сотрясаясь отчаянной дрожью, Таня уткнулась ему в грудь залитым слезами лицом. Никогда она не чувствовала себя такой глупой и напуганной.

— Николай, — с трудом выговорила она. Он положил меня в гроб. Я… я не могла выбраться.

Миша сел на постели и, взяв ее на руки, стал укачивать, как ребенка. В темноте она не могла ничего толком разглядеть, но его крепкие руки защищали ее, его низкий голос успокаивал:

Это был просто сон. Николай далеко, а ты в безопасности, в моих объятиях.

— Он найдет меня.

Миша продолжал медленно укачивать ее.

Милая моя, сладкая девочка, — шептал он. — Никто

тебя не сможет отобрать у меня.

Таня старалась глубоко вздохнуть, чтобы остановить слезы. — Я… Мне очень жаль, прости меня за сегодняшнее. Я

не знаю, почему я тебе это наговорила…

© Agafonchik ©

— Ш-ш-ш… — Все кончилось.

Внезапно она разразилась истерическим хохотом

вперемежку с рыданиями.

— Я с ума сойду, если мне приснится еще раз такой кошмар. Но я не могу помешать этому сну возвращаться. Я боюсь засыпать.

Крепко прижав ее к себе, Миша уткнулся ей в волосы и шептал ласковые слова, бессмысленные фразы, стараясь ее успокоить. Его мощное плечо напряглось, как камень, под ее мокрой щекой. Вся содрогнувшись, Таня сокрушенно вздохнула, вобрав при этом в себя запах его кожи. Его рука лежала у нее на боку, большой палец касался изгиба груди.

— Не отпускай меня, — всхлипнула она, всем телом приникая к нему. Все ее существо, все тело жаждало его отчаянным голодом, пугавшим ее.

© Agafonchik ©

— Никогда! — Он поцеловал ее, и его язык ловко проник в ее рот и стал его обследовать.

Одновременно рукой он накрыл ее бурно вздымающуюся грудь. Миша не дал ей ни говорить, ни думать, а, вытянув из кошмарного сна, заменил его сном, полным изысканных ласк и огненной страсти.

Пальцы его скользнули по ее груди, легко тронули сосок, потянули, покрутили его, пока он не собрался в тугую пуговку. Накрыв ртом шелковистую грудь, он легкими движениями языка стал водить по ней, возбуждая, пробуждая… Голова Тани запрокинулась, жаркие волны прокатились по телу, и целебная теплота страсти охватила ее.

Он толкнул ее навзничь на постель. Таня, дрожа, повиновалась и стала ждать, чтобы его прикосновение, его тепло нахлынуло и обволокло ее. Стояла тишина. Глаза ее открылись, она напряглась, разыскивая его в темноте.

—

Пожалуйста… — Она старалась вслепую нашарить его, но находила лишь воздух.

Затем она ощутила его губы на животе, они целовали, ласкали, медленно прокладывая путь от одного бока к другому. Мышцы ее сжались, и она простонала его имя. Однако его не поколебало ее нетерпение. Отводя ее мешающие руки, он наслаждался нежным телом, как гурман, вкушающий изысканное блюдо. Легонько провести языком вдоль груди, чуть дразня, куснуть кожу у талии, пройтись цепью поцелуев по внутренней стороне бедра… Доведенная этими ласками до

бесстыдной разнузданности, она широко раскинула ноги.

Он мягко рассмеялся и скользнул пальцами нежное лоно. Она ахнула, ощутив внутри своего тела легкие прикосновения, поглаживание, бережную умелую ласку этого поиска ее женской сути.

Его дыхание жгло шелковистую долинку ее лона. Он зарылся ртом и носом в пушистые завитки, языком раздвигая душистую поросль. Ртом и пальцами он довел ее до грани удовлетворения и отступил в то мгновение, когда она уже готова была низвергнуться в пропасть наслаждения.

Таня тоненько вскрикнула, выгибаясь в пылком стремлении к нему, и он взметнулся над ней и устроился между ее ног. Плавным твердым выпадом он проник в нее. С криком наслаждения она содрогнулась, а он, стремясь сохранить контроль над собой, продолжал двигаться в мерном ритме, кожа его блестела от пота. Она обвила его руками, потерянная для мира, ощущая лишь тяжкие толчки его плоти в знойных глубинах своего тела. Еще одна чувственная волна нахлынула, нарастая, и снова она напряглась под ним. Жгучие слезы набухли в уголках глаз, заструились по щекам, и она неудержимо прорыдала, уткнувшись в его шею:

— Я люблю тебя.

Он углубил свои выпады, они стучались в сердцевину ее лона, и она содрогалась в экстазе. Тело сжалось, плотно обхватывая его, делая невозможным продолжение этого страстного вторжения… И они слились в едином порыве, огненным вихрем опалившем каждый нерв, каждую жилку их соединившихся тел… Они еще долго оставались неразделенными, тяжело дыша, сплетясь в яростном нежелании оторваться друг от друга и закончить этот миг полной близости.

— Я люблю тебя,

снова повторила Таня, когда к ней вернулись силы и она смогла заговорить. Лицом она зарылась в волосы у него на груди. — Я боялась сказать это раньше. Ласково гладя ее по волосам, он выдохнул:

— Почему?

— И почему говоришь сейчас?

— Я больше не могу жить, страшась того, что у меня в сердце. — И я не хочу, чтобы между нами стояли какие-то тайны. Миша коснулся губами ее лба, и она почувствовала, что он улыбается, шепча:

Никаких тайн, никакой лжи и никакого страха… Никакого прошлого.

Если завтра все это кончится, по крайней мере у нас останутся воспоминания об этих ночах.

Сон затягивал ее в свои глубины, томную, полную недавним наслаждением.

— Я думаю, множество людей не испытало такой любви. Этого

нам может хватить и на потом.

— Нам не хватит и целой жизни, — усмехнулся Миша, не выпуская ее из объятий, так что ее теплое дыхание щекотало ему шею и плечо. Ее волосы укрыли его шелковым покровом, темными струями скользя по коже, их руки и ноги переплелись.

Он ощущал одновременно ее хрупкость и ее выносливость и, хотя не был религиозным, вознес безмолвную молитву:

— Благодарю тебя, Господи! — Благодарю за то, что ты послал мне ее…» Чем он заслужил этот дар — ее присутствие в своей жизни?

На этот вопрос ответа не было, и лучше было не думать: он не станет испытывать судьбу пустыми размышлениями.

…