-Вот и я, здравствуйте, моя прекрасная Пенелопа! «Я пришел к тебе с приветом…»
-«Рассказать, что солнце встало». Наконец-то! Солнце уже спит давно, я уж думала, что не придешь до второго пришествия.
-Пришел до, приду после, я буду приходить всегда, даже когда Вы уже не захотите меня видеть.
-Как же ты придешь, если я не захочу тебя видеть?
-Вестимо, влезу в Ваш сон и буду Вас оттуда доставать.
-Неслыханная наглость! Оказывается, от тебя невозможно никак избавиться?
-Возможно, но не нужно, а?
-Не обольщайся, еще подумаю. Я устала смертельно; как с работы пришла, бухнулась в кресло, так и сижу вот, жду тебя, даже переодеться нет сил, ноги гудят…
-Можно, я послушаю, хоть одним ухом?.. Ничего не слышу. Признайтесь, моя прелесть, Вы не переодевались не потому, что смертельно устали, а потому, что знаете, как мне нравится Ваша «спецодежда», и эти открытые туфельки на высоком каблуке.
-Вот еще! Говорю… смертельно устала. А у тебя такое дурашливо-игривое настроение, будто в лотерею выиграл. И цветов не вижу?..
-Ну, что мне в оправдание ответить? Я спою… «Не могу я тебе в день рождения дорогие подарки дарить, но зато в эти ночи весенние я могу о любви говорить!».
-Ну, что ж, тоже неплохо. Становись на колени, кладезь песенных цитат, проси прощения за опоздание и говори мне о своей любви!
-Слушаюсь, Ваше величество! «Чуть свет — Вы на ногах, и я у Ваших ног…». Простите великодушно, не велите казнить, велите слово молвить!
-Молви свое слово. Не иначе, какой-нибудь неприличный анекдот станешь рассказывать?
-Как можно, сударыня?! Слушайте же…
Летел я к Вам, как ветер,
Меня послал к Вам Бог,
В толпе я Вас приметил,
И вот — у Ваших ног.
Венера Боттичелли —
Воздушней Вы берез.
Вы — солнышко апреля,
Вы — воплощенье грез.
Ваш лик лучист и светел,
И Бога я молю…
«Позволь влететь, как ветер
Прошелестеть… «Люблю!»»
-И это все мне?!
-От первого слова и до последней точки.
-Мне таких стихов никто еще не дарил… А, знаю, ты, написал одно стихотворение и читаешь всем девушкам подряд?
-Ну, как Вам могла прийти такая нелепая мысль? Разве можно написанное для одной женщины дарить другой? Разве можно подарить цветы одной, а потом отобрать и подарить другой? Это же нонсенс, любимая!
-Ты меня убедил, я прощаю твое опоздание и большое спасибо за стихи. Я разрешаю тебе помассировать мне ноги.
-А поцеловать?
-Потом, если мне понравится массаж так же, как стихи.
-Сомненья прочь! Вы же знаете, как я умею это делать?
-Пока я только слышу пустые речи и обещанья! Ну же, я жду!
-О, в каком прекрасном капризе искривились Ваши губки!
-Господи, ну когда, наконец, ты обратишься к ногам?
-Уже… Позвольте расстегнуть ремешок… Вот… и ножка прелести полна, она совсем обнажена, ну, почти совсем обнажена. Она еще покрыта вуалью нежнейшего капронового ажура, но пальчики уже чуть-чуть видны. Как устали наши пальчики! «Мы писали, мы писали, наши пальчики устали. Их немножко разомнем, и опять писать начнем». Так, разомнем все пальчики с боков. Какие они аккуратненькие. Вот сюда проведем мягко снизу вверх… Теперь подушечки… Какие они мягкие, эти маленькие подушечки… Теперь подошвы… Вам нравится так?
-Хорошо… еще. Проведи кулаком по подошве от пальцев к пятке. Вот так… Чудесно. Вторую так же.
-Вытяните ножку, вот так, я икры разомну. Господи, какие у Вас ноги! Вот эта линия от колена к подъему стопы, как Кавказский хребет, только без снега и красивей. Как же прав Пушкин, говоря о Ваших ногах… «Они, пророчествуя взгляду…», — заметьте, какое слово подобрал… «пророчествуя»; не «обещая», не «суля», а именно «пророчествуя», как в Библии. «…неоцененную награду…», — то есть, не просто высокую, или даже бесценную, а именно неоцененную никем, потому что ее даже и оценить невозможно. «…влекут…», — опять, какое дивное слово, стервец, подобрал! «…условной красотой…», — нет, я просто схожу с ума от эдакого богатого словаря, ведь вот нашел же это слово… «условной», потому что нет никаких критериев, параметров, — нога красива и все тут, и красива какой-то ничем необъяснимой красотой. «…желаний своевольных рой». — Заметьте, какое опять слово… «своевольных». Оно неявное, контурное, отданное на откуп читателю. Вот ведь как писать следует! Но каблуки погубят Ваши волшебные ножки, хоть и длинней они выглядят на каблуках, и стройней. Каблуки полны коварства, и чем они длиннее, тем коварства в них больше.
-Малыш, ты на Пушкине камня на камне не оставил, я даже стихов не поняла бы, если бы не знала. Одни твои комментарии. Прочти еще раз, и одновременно нежно поглаживай мне ноги, о которых так поэтично отзывался Пушкин.
-Простите, я увлекся, у меня такое настроение, что хочется петь, читать стихи, целовать Ваши дивные ноги и подпрыгивать до потолка! Слушайте же, моя радость… «Они, пророчествуя взгляду… неоцененную награду… влекут условной красотой… желаний своевольных рой». О! Такие стихи обласкивают нежней моего массажа и даже поцелуев. Прислушиваясь к их волшебной музыке, уносишься мыслью в бесконечность, витаешь в необозримых ее просторах, устремляешься в эмпиреи…
-Да, приятно быть обласканной двумя сразу… Пушкиным и тобой! Ты как раз сейчас вглядываешься в бесконечность, прикрытую юбкой и, кажется, мыслью в юбке запутался?
-Нет, просто задумался, как-то. Взгрустнулось что-то… Подумалось о вечном, о нетленной красоте слова, рисующего красоту женского тела. Подумать только, ведь и тела не станет, а слово останется. Конечно, не всякое, но по-настоящему красивое — непременно останется.
-Ты немножко лукавишь, ну, самую малость, ведь не о вечности ты сейчас думал, признайся! А если я чуть раздвину колени… Вот так, слегка, чтобы туда в мою бесконечность проник лучик света, ты же не совладаешь с искушением унестись мыслью в след за лучиком в эти эмпиреи?
